Николай Максимов - Поиски счастья

• Название: Поиски счастья
• Автор: Николай Максимов
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1965

Роман о судьбе русских поселенцев Аляски и коренных жителей Чукотки. Действие происходит в начале XX века. Герои романа каждый по-своему понимают, что такое счастье. Для потомка русских поселенцев Андрея Устюгова, понимающего, что скоро на Аляске не станет русского уклада жизни, — это возвращение на родину своих предков, в Россию. Для молодого чукчи Тымкара — это винчестер и шкуры, другие подарки для задабривания своего будущего тестя, отца любимой девушки. Для революционера Кочнева — это всеобщее счастье. Он не может быть счастлив, если несчастны окружающие его люди.

Роман был закончен в 1952 году и выдвигался на Сталинскую премию. Но Сталин умер, и премия не состоялась.

---

Вскарабкавшись по штормтрапу на палубу, он кинулся к корме.

— Пушку!

Он сам прицелился в толпу и дернул шнур. Раздался выстрел. Эскимосы в ужасе попадали на землю.

— Перелет! — крикнул вахтенный с мостика.

Янки выпалил вторично. Ядро шлепнулось в воду у самого берега, забросав лежащих эскимосов галькой и обдав водой.

— Бегите! — крикнул кто-то.

Все кинулись врассыпную.

Третье ядро угодило в землянку Емрытагина. К счастью, в ней никого не оказалось.

Остров опустел.

— Экипаж, ко мне! — скомандовал капитан.

Два моториста и двое рулевых выстроились перед ним.

— Видели? — он сверкал черными глазами, то и дело поглядывая на поселение. — Надо научить их быть гостеприимными!

Матросы переглянулись. Это были молодые парни, впервые попавшие на шхуну.

— Возьмите оружие. Я поддержу вас с борта.

Последние слова еще больше озадачили экипаж:

«поддержка» могла угодить прямо в них…

— Пушнину и ценности забрать! Можете прихватить с собой девчонок.

Команда, казалось, приросла к палубе. «Нас четверо, — думали парни, — а эскимосов…»

— Ну! — владелец шхуны уставился на них.

— Куда с ними! — здоровенный моторист презрительно оглядел остальных. — Эх, капитан, давай с нами! Уж мы наведем там порядок!

— Скоты, трусы… — яростно жестикулируя, выкрикивал янки. — Высажу всех в первом порту!

Но сам возглавить эту операцию он не решался, понимая, что из нее можно и не вернуться…

— Вам свиней пасти, а не плавать, дармоеды, бездельники. Поднять якорь! Быстро!

«Морской волк» взял курс к мысу Дежнева.

Озираясь, эскимосы собирались к разрушенной землянке Емрытагина. За ней, до половины уйдя в землю, лежало чугунное ядро.

Еще никогда не приходилось островитянам слышать таких сильных выстрелов и видеть круглые пули величиной с голову лахтака — пули, которые могут разрушать жилища. Как все это случилось? Почему? Виноват Тымкар или прав?

Однако не напрасно он говорил, что янки — плохой человек, Да человек ли он? Разве станет человек стрелять в людей? Только злой дух мог разрушить землянку Емрытагина…

В конце концов эскимосы убедили сами себя, что видели кэле, что Тымкар был прав, и, не послушай они его, все могло получиться гораздо хуже.

Уже никто не ложился спать, не думал о промысле, хотя в проливе шли моржи. Чтобы обмануть злого духа, помогали старику Емрытагину поскорее растащить по частям разрушенную землянку. Он построит ее подальше отсюда, за мысом. Кто же станет жить в том месте, которое посетил злой дух!

Глава 25 ТРЕВОГИ ДЖОНСОНА

Глухие стоны доносились из комнатки Мартина Джонсона. Они то стихали, то усиливались, наводя на молодую женщину страх. У двери чукчанка настороженно прислушивалась к странным звукам.

Дверь была захлопнута на английский замок.

За последнее время все чаще Джонсон спал неспокойно. Даже днем, если уходил, он теперь ни на минуту не оставлял в комнате никого. При нем приходилось убирать, топить печь, накрывать на стол.

Странный американ. Ее он называл Гизели, хотя это вовсе не ее имя и она никогда не слышала такого странного имени. Он запретил ей надевать одежду из шкур, заставил ходить в холодных таньговских платьях, не велел ей бывать в ярангах чукчей и даже у матери. Гизели снова прислушивалась к стонам за дверью. Ей было страшно. Чукчанке казалось, что это стонет не Джонсон, а вселившийся в него злой дух…

Джонсон ворочался. Ему снилось, что его грабят. Сонный, он хватался за горло, чтобы не дать его перерезать. И все же кровь, горячая, красная, пробивалась сквозь пальцы…

Захлебываясь обильной слюной, он проснулся, повел глазами вокруг, посмотрел на руки, огляделся, сел. Пот, липкий, холодный, покрывал все тело.

Широко раздвинув колени, Мартин заглянул под кровать. Люк в полу был закрыт. Джонсон облегченно вздохнул. «Значит, это был только сон». А там, под полом, в стальном ящике по-прежнему сложены тугие пачки долларов.

За эти годы Джонсон заметно изменился. Больше стало морщин и седых волос, ослабело зрение, расшатались нервы. Джонсону казалось, что он все чаще замечает недружелюбные взгляды чукчей, хотя внешне они ничем не проявляли своей антипатии.

Надев меховые носки, он заходил по комнате. Масса забот обременяла его: не загнила бы пушнина; не обокрали бы складов (хотя такого никогда и не случалось); не обнаружил бы чернобородый личного хранилища Джонсона, если «Морской волк» зайдет сюда раньше других шхун (впрочем, Билл Бизнер обещал ему, что приплывет первым); не убили бы его самого с целью грабежа: ведь у него скопилось порядочно долларов, не считая банковских квитанций, которые ежегодно привозит ему хозяин как плату за его службу (Мартин, разумеется, не знал, что все эти квитанции фальшивые). И наконец заготовки: теперь он скупал у береговых жителей и ремни, и обувь, и жир — все то, что нужно оленеводам. Заготовлял он и мясо, которое во время нередких голодовок раздавал чукчам в долг.

После завтрака Джонсон вышел из дому.

Льды уже ушли. Весна выдалась ранняя. С часу на час можно было ожидать шхуну.

У склада не было ни души. Да там, кроме заготовок, ничего уже и не хранилось. Остатки товаров увез Гырголь еще по санному пути.

Мартин подошел к складу, отпер двери.

На перекладинах рядами висела пушнина, а прямо на земле лежали шкуры белых медведей, моржовые бивни, китовый ус, местной пошивки обувь для аляскинских рудокопов. Все находилось на своих местах, все было цело.

Джонсону стало обидно, что за все эти заготовки он получит от хозяина только семьсот пятьдесят долларов, если чернобородый не сдержит слова — увеличить оплату до тысячи.

«Но не такой Мартин Джонсон дурак, — подумал он, — чтобы продаться за двести пятьдесят долларов». И, закрыв склад, он направился к своему личному хранилищу, помещавшемуся на краю поселения.

Сложив руки за спиной, дымя сигарой, он шагал по селению. Чукчей не было видно: они ушли на промысел моржа. Только женщины выглядывали из яранг. Они не здоровались с ним, как бывало раньше.

Джонсон усматривал в этом нечто недоброе, и снова сомнения начали точить его…

На большой яранге висел замок. Охрану Джонсон снял, чтобы не привлечь внимания чернобородого. Он отпер ярангу, вошел.

Здесь до самого потолка высились тюки упакованной пушнины. В правом углу были сложены китовый ус, бивни, бурдюки с жиром, обувь. «И это прикажете отдать хозяину за семьсот пятьдесят долларов?..» — улыбнулся Джонсон, щуря глаза. Он достал из кармана записную книжку. В графе «склад № 2» на первое июня под итоговой чертой значилось: десять тысяч.

На обратном пути он увидел Эмкуль, но она быстро скрылась в яранге. Вакатхыргин, как всегда, не поздоровался с ним. Он теперь никогда не приходил к нему в лавку, и Джонсон не знал, кто приносит ему для обмена на товары пушнину, добытую Вакатхыргином.

Прогулка по селению не улучшила настроения Мартина Джонсона. Наоборот, она усилила его мрачные мысли. И хотя ванкаремцы не проявляли к нему явной вражды, он чувствовал ее в каждом их взгляде, в каждом жесте.

Джонсон подумывал о переезде. Но согласится ли на это хозяин и есть ли еще такие «тучные пастбища»?

Снова запершись в комнате, Мартин отодвинул в сторону кровать, открыл люк, а затем — окованный железом сундук, в замке которого играла музыка. Пачки долларов и стопка вкладных квитанций Национального банка не отсырели.

Он снова уложил все на место.

Джонсон достал из кармана коврика последнее письмо отца. Тот звал его обратно, уверяя, что за давностью лет преследование против него не будет возобновлено. Отец беседовал об этом с шерифом. «Чудак все-таки отец! Разве я боюсь шерифа? Сколько он стоит, этот шериф? Пусть мне покажут такого, которого нельзя купить за сто долларов! Шериф… Если бы отец знал, что его сын — обладатель сотни тысяч долларов и не уедет отсюда, пока не накопит четверть миллиона, он не писал бы мне о шерифе».

Сунув письмо обратно, Мартин взял с полки прошлогодние журналы с рекламой и снова — в который уже раз — принялся подсчитывать, что и за сколько он может купить на свои сто тысяч. Только это занятие отвлекало его от мрачных мыслей. У него было много разных вариантов. Но ни в одном из них нельзя было упустить расход на женщин. И вот тут-то Джонсон так остро чувствовал, насколько все же пока ничтожны его накопления! Ведь такие, как Элен из Нома, стоят тысячи…

Мартин взял «Журнал для мужчин» (в каждый рейс свежие номера этого журнала привозил ему хозяин) и занялся рассматриванием непристойных иллюстраций.

За окном что-то зашелестело.

Джонсон вздрогнул, ощупал в заднем кармане брюк револьвер, отошел в простенок, напряженно вслушиваясь. Шорох повторился. На лбу у Мартина выступил пот.