Николай Максимов - Поиски счастья

• Название: Поиски счастья
• Автор: Николай Максимов
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1965

Роман о судьбе русских поселенцев Аляски и коренных жителей Чукотки. Действие происходит в начале XX века. Герои романа каждый по-своему понимают, что такое счастье. Для потомка русских поселенцев Андрея Устюгова, понимающего, что скоро на Аляске не станет русского уклада жизни, — это возвращение на родину своих предков, в Россию. Для молодого чукчи Тымкара — это винчестер и шкуры, другие подарки для задабривания своего будущего тестя, отца любимой девушки. Для революционера Кочнева — это всеобщее счастье. Он не может быть счастлив, если несчастны окружающие его люди.

Роман был закончен в 1952 году и выдвигался на Сталинскую премию. Но Сталин умер, и премия не состоялась.

---

Из письма барона Фредерикса совершенно ясно, что вопрос о концессии уже предрешен положительно. Вы поймете меня, как мне приятно, что время моего пребывания на посту чукотского уездного начальника ознаменовывается столь значительным и важным событием для этого глухого и жалкого края. Позвольте же и мне искренне поздравить Вас с блистательной победой, мой дорогой Эдгар Роузен! Примите мои заверения в глубочайшем к Вам уважении и передайте мое восхищение Эдварду Гарриману, Альфреду Куртису, Лойк де Лобелю и всем другим высокочтимым организаторам синдиката!

Всегда Ваш барон Клейст».

В приемной ожидающие теряли терпение. Наконец капитан «Морского волка» получил запечатанный сургучом пакет и вышел из кабинета. Секретарь заспешил ему на смену. Вскоре он вызвал троих золотоискателей.

— Что? Эти прохвость еще здесь? — набросился на них уездный начальник. — Как вы смель ослушаться меня? Да я вас, негодяи!

— Ваше превосходительство, сжальтесь, велите возвратить лотки и инструмент.

— Нет, ви любуйте на них! — негодовал барон. — Нарушиль мой инструкций и еще просят?! Ви же зналь, что я запретил старателям поиски золота в полосе на сто верст вдоль побережья от Камчатка до Чукотка! Из-за вас я вынужден теперь выслушивать неудовольствий мистер Роузен. Возмутительно! — кричал он. — Убирайте вон!

После старателей вошел русский купец, принесший жалобу на американцев:

— Разоряют дочиста, вашество. Как лед уйдет, так они идут. Наши-то корабли покедова подойдут, а шхуны ихние всю пушнину-то и скупят. Нешто это ладно?

— Коммерция, люпезный, коммерция.

— Какая же это, вашество, коммерция? Навезут спирту да гнилья всякого. А наш-то товар добротный, не могем мы по ихним ценам торговать. Да и фрахт тоже денежку просит.

— Учись, учись, пратец, торговать!

— Неужто так и будет? Не стану откупать патент. Закрою лавку-то. Одни убытки этак несу.

— Твое, пратец, дело, твое. Компании теперь разрешено и торговать.

— Нешто эта земля уже не нашенская, что ли? — насупившись, буркнул купец.

Барон промолчал.

— Самому енерал-губернатору, вашество, челом бить буду.

— Ну, люпезный, ступай, ступай! Там еще кто-то ждет.

Не простившись, купец ушел.

— Ну, кто там еще? — крикнул Клейст.

— Иван Кочнев, ссыльный поселенец, медик, — доложил о себе Иван Лукьянович.

Барон уставился на него немигающим взглядом.

— Знаю, знаю. О чем просишь?

— Вы приказали явиться.

— Ах, да, да! Приказал, — вспомнил он, — Кочнеф? Политический? Чем занимаешь?

— Лечу больных.

— Это хорошо, — проговорил барон. — Ну, иди с потом, молись за грехи свои. Царь-патюшка милостив. — Когда ссыльный ушел, барон надел фуражку и направился к выходу.

— Ваше превосходительство! — остановил его за дверью Устюгов, — Всю ночь пешком шел…

— Что? Ночь? Откуда? Старатель?

— Русский я, с Аляски. Разрешения прошу на реку Амур. Не берут без дозволения вашего.

Барон недоуменно оглядывал его.

— С Аляски? А как ты попал туда?

— Тамошние мы.

— А-а, — протянул уездный начальник, — Аляска, люпезный, территорий не наш.

— Так, ваше превосходительство! Там нашенские, русские, остались. Как же они?

— А кто их посылал туда? Как пришли, так пусть и уходят.

— О чем ты просишь? Говори толком, — вмешался секретарь.

— Разрешения на реку Амур.

— Какое разрешений? — правитель пожал плечами.

— На родину мы хотим вернуться. Не под силу более с янками жить.

Лицо барона раздраженно перекосилось.

— Родина, люпезный, там, где живешь, а не там, где прадед родился. Вся земля-матушка — наша родин, — наставительно заметил он. — Ви, Сидор Алексеевич, приказаль готовить шхун?

— Так точно-с, ваше приказание выполнено, — худосочный чиновник согнулся в полупоклоне, его пенсне на шнурочке отделилось от мундира.

— Как звать? — неизвестно для чего опросил Клейст.

— Устюгов Василий, сын Игнатов.

— Да. Так фот значит, Ифан: Аляска — территорий Соединенных Штат, — рассеянно глядя в окно, говорил барон.

— Василий я.

— Что? Фасилий? Ну, Фасилий, Ифан — какая разниц! Дело не в этом, — он махнул безразлично кистью руки. — Прикажит, Сидор Алексеевич, все перенести на «Исумрут», — и уездный начальник направился к выходу.

— Так как же разрешение, ваше превосходительство?

— Какое разрешений? — барон, поморщившись, остановился. — Я же сказал тепе. Ступай с погом, ступай! Не то тепя тут…

— Продали нашу землю, — не выдержал Устюгов, — а мы хоть передохни там?

— Что? Рассужтать? Ну, ну! — прикрикнул Клейст. — Нашелся министр, смотрите! Ступай, а то я фот… Там поговоришь мне. Польсуешься, люпезный, моей допрота. Ступай, Ифан, ступай! — закончил он, неожиданно улыбнувшись, и ушел.

У крыльца Устюгова ждал Кочнев.

— Идемте ко мне чай пить, Василий Игнатьевич, — он взял Василия под руку, и они медленно зашагали рядом. — Получили разрешение?

Василий ничего не ответил. Кочнев не задавал больше вопросов. Дома у себя он познакомил Василия со своей женой — худенькой женщиной с бледным лицом, скромно, но изящно одетой.

— Дина, знакомься. Наш, русский, — сказал Кочнев. — Раздевайтесь, Василий Игнатьевич. Стойте, помогу снять котомку.

После стакана водки Василий быстро захмелел. Он уселся поглубже в кресло, обитое шкурой белого медведя, и вскоре не смог уже бороться со сном.

— Я пойду к больным, Дина. — Иван Лукьянович поднялся из-за стола. — Скоро вернусь. Ты знаешь, мать Элетегина заметно поправляется, уже ходит. А помнишь ее ноги, когда мы с тобой приходили? Сплошной гнойник был.

Когда Иван Лукьянович ушел, Дина взяла книгу, села поближе к огню. Читать, однако, не хотелось. Она задумчиво смотрела, как играют отблески пламени на искусном узоре красиво расшитых торбасов, которые принесла ей в подарок жена Элетегина за то, что Дина учила его грамоте. «Как важно открыть этим людям путь к знаниям!» — думала она. Потом ей вспомнились подробности упорной борьбы, которую пришлось выдержать Ивану с шаманом и с самой матерью Элетегина, пока та согласилась на лечение… Грустно было думать молодой женщине о жизни, которая ее окружала. Скоро опять зима. Долгая, суровая. Уже целый год Дина не получала писем из дому. На днях ожидают прихода корабля. Постоит он здесь сутки-другие, привезет наверное почту, а потом опять на много месяцев они будут оторваны от всего мира…

Конечно, Дина мечтала о возвращении в столицу, когда ее отец сумеет добиться для Ивана сокращения срока наказания. Иногда ей становилось жалко себя, и тогда она внимательно всматривалась в зеркало, не находя, впрочем, ничего в своем облике, что могло бы огорчить ее. Жизнь, заполненная трудом, способствовала расцвету ее физических и духовных сил. И она не жаловалась на эту жизнь.

На Дине лежало все хозяйство по дому. Она много читала. Было у нее три ученика-чукчи. Часто встречалась она и беседовала с женщинами. В тихие зимние дни ходили с мужем на лыжах, а с осени катались по озеру на самодельных коньках.

Дина знала о принадлежности мужа к партии. Но имен товарищей, с которыми он поддерживал конспиративную переписку, Иван ей не называл. «Это не моя тайна, Дина, — говорил он, — а чужие тайны я не имею права выдавать».

Однажды он спросил ее, успела ли она прочесть работу Ленина «Что делать?» Да, она прочла, хотя это было и нелегко: экземпляр, напечатанный где-то в Германии, был очень ветхим, прошел, как видно, через многие руки.

— Скоро получу и «Две тактики социал-демократии», — сказал Иван. — Товарищи обещали прислать…

Дина вспомнила сейчас этот недавний разговор. Быть может, даже Ленин знает Ваню?

Сидя с раскрытой книгой у огня, Дина ожидала прихода Элетегина. Приближалось время очередного урока.

Как и обычно, Элетегин вошел без стука.

— Этти! — он поклонился, показав выстриженную макушку на черноволосой голове.

Молодая женщина поднялась с кресла.

— Ты заниматься? Молодец. Пришел даже раньше.

Нет, на урок он придет вовремя. Сейчас ему нужен «Ван-Лукьян».

— Он скоро вернется.

Элетегин остался ждать. Взял протянутую ему хозяйкой книжку и стал перелистывать, читая подписи под иллюстрациями.

Иван Лукьянович возвратился скоро, как и обещал.

— Элетегин? Здравствуй!

Они пожали друг другу руки. Рядом с огромным чукчей Кочнев выглядел мальчиком.

— Ты что? — опросил его ссыльный.

Тот замялся, глядя то на задранную бороду спящего в кресле Устюгова, то на задумчивое лицо женщины.

— Пойдем туда, — он показал на выходную дверь.

Когда они вышли, Элетегин передал Ивану Лукьяновичу объемистый пакет, который принес за пазухой.

Кочнев спрятал пакет к себе за пазуху и огляделся по сторонам.