Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2

• Название: «На суше и на море». Выпуск 2
• Автор: Альманах
• Издательство: Государственное Издательство Географической Литературы
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1961

Это второй выпуск художественно-географического сборника «На суше и на море». Как и первый, он принадлежит к выпускаемым издательством книгам массовой серии «Путешествия. Приключения. Фантастика».

Читатель! В этой книге ты найдешь много интересных рассказов, повестей, очерков, статей. Читая их, ты вместе с автором и его героями побываешь на стройке великого Каракумского канала и в мрачных глубинах Тихого океана, на дальнем суровом Севере и во влажных тропических лесах Бирмы, в дремучей уральской тайге и в «знойном» Рио-де-Жанейро, в сухой заволжской степи, на просторах бурной Атлантики и во многих других уголках земного шара; ты отправишься в космические дали и на иные звездные миры; познакомишься с любопытными фактами, волнующими загадками и необычными предположениями ученых.

Обложка, форзац и титул художника В. А. ДИОДОРОВА

http://publ.lib.ru/publib.html

---

Делать было нечего — она неохотно разделась и, держась за борт, полезла в воду. Нырнула раз, другой, третий… Досыта нахлебалась воды. Наконец ей все же удалось размотать трос и освободить винт.

Октябрьское купание не прошло даром. Вытереться было нечем, и женщина натянула белье на мокрое посиневшее тело. Надев чулки, платье и куртку, повязавшись платком, она долго не могла согреться. Зубы выбивали частую дробь, руки дрожали мелкой противной дрожью. Но руля она не выпускала, хотя катер и шел, точно пьяный.

Потом ей стало нестерпимо жарко — пламенем охватило с головы до ног…

Все остальное Пашина помнит как в тумане. Ей представлялось, что она никогда не доберется до Нички. Она даже не поверила, когда слева по-над берегом показались серые дома поселка.

Она не выпускала руля до тех пор, пока катер не ткнулся носом в крутой песчаный берег. У нее еще хватило сил выключить мотор. Потом наступил полный провал в памяти.

Пашина потеряла сознание и уже не чувствовала того, как сбежавшиеся к берегу люди подняли ее и осторожно вынесли с катера на руках, она не слышала, как они звонили в Керки, вызывали самолет санитарной авиации, не очнулась и на борту самолета.

Обо всем этом ей рассказали гораздо позднее, когда навещали ее в больнице, где она пролежала почти два месяца.

А разве не подвигом было, когда шофер Сергей Смышляев на своем ГАЗ-51 ежедневно пробивался по бездорожью из Кизылча-Баба на 244-й километр, всегда вовремя доставляя строителям отряда Атабала Ковусова воду, горючее и запчасти?

И таких примеров множество.

Сурова пустыня, и не привыкла она подчиняться. Но вот пришлось ей подчиниться советскому человеку.

ЭТО БЫЛ НЕ МИРАЖ

Однажды вечером Атабал Ковусов и я сидели в маленьком домике в Кизылча-Баба у старика туркмена и слушали его рассказ о прошлом. Он говорил о тех далеких временах, когда здесь проходили караваны и караван-баши с бородой, крашенной хной, вежливо приветствовал встречных путников, осведомляясь, есть ли вода в колодцах… Он говорил, что никто не знает имени того старика, который когда-то пришел в эти места. Направлялся он в Байрам-Али или в Мерв[9], лицо его было опалено безжалостным солнцем и знойным ветром пустыни. Его кожаные мешки совсем ссохлись, стали жесткими и ломкими, в них давно но было ни капли воды. Старик упал, раскинув руки, на горячий песок, он погиб от жажды на том самом месте, где сейчас стоит поселок строителей. Могила его на вершине бархана, она обнесена изгородью из стволов самого крепкого саксаула-кандыма.

А позднее, когда колодезные мастера добрались здесь до воды, колодец назвали Кизылча-Баба, что значит «красный старик».

Так неторопливо рассказывал Салих-ага, сторож на этом колодце, который в наши дни принадлежит соседнему каракулеводческому совхозу. И это было похоже на правду. Во всяком случае Атабал Ковусов сказал, что однажды уже слышал эту историю от другого человека.

Да, очень много историй, связанных с пустыней, имеет один и тот же сюжет: иссякает запас воды, люди напрягают последние силы, а сил мало, нестерпимая жажда изнуряет организм, расслабляет волю.

И всегда это повесть об отчаянии, о мужестве и выдержке, о силе товарищества, которое одно только и может выручить из беды.

В одной из книг Михаила Лоскутова, отличного знатока Средней Азии, есть очерк «Жажда». Описываемые в нем события происходили тридцать четыре года назад.

«Вопрос о воде в Средней Азии… Стар и сложен этот вопрос. История транскаракумского канала в среднеазиатских научных учреждениях — старая мечта энтузиастов, груды исписанной бумаги, протоколы заседаний и докладные записки… Здесь, на пространстве юго-восточных Каракумов, и разворачивались похождения экспедиции транскаракумского канала… Экспедиция по одному из проектов отправилась в апреле 1926 года, выйдя в пески от Аму-Дарьи выше города Керки».

И дальше в очерке рассказывается о том, как пятнадцать человек после пяти дней тяжелых странствий по безводным пескам вышли наконец к колодцу, который… оказался засыпанным.

К тому времени на каждого не оставалось и четверти фляжки воды.

Вода в этих краях залегает на глубине ста, а то и двухсот метров. Нечего было и думать раскапывать колодец — у них не хватило бы на это сил!

Экспедиции разделилась на три отряда. Один из них во главе с коммунистом Иваном Ивановичем Боевым направился к Иолотани. С каждым днем они проходили все меньше и меньше…

Скупыми и точными штрихами передает писатель состояние людей: «Мираж жажды. Человеку с ним почти невозможно бороться. Он видит реку на горизонте. По реке плывут баркасы. Река холодна и спокойна. Это Аму-Дарья. Это транскаракумский канал. Это пришла последняя степень жажды. Язык распух, превратился в корку, мешающую говорить, пить воду. Кружка же с холодной водой стоит у самого рта… За песчаными холмами течет голубая река и плывут опять баркасы… вода течет».

Им пришлось бы плохо, но один из членов экспедиции, избравший другое направление, нашел источник и доставил им воду.

Для победы над пустыней нужны сильные стойкие люди, которые не привыкли малодушно опускать руки перед трудностями.

На канале были участки просто трудные, труднейшие и наитруднейшие. Участок Пионерный на 236-м километре трассы относился именно к этой последней категории. Он находился в самом сердце пустыни. До ближайшей воды пятьдесят километров. Продукты, горючее, запасные части — все необходимое привозили издалека на тракторах, потому что автомашины не могли преодолеть грядовые пески.

На Пионерном работал отряд Максима Михайловича Бойко. Строители жили здесь с семьями — нельзя же все время находиться в разлуке!

Однажды на участке пришел к концу запас продуктов. За ними надо было ехать в Мары — а это сто пятьдесят километров по пустыне!

Снарядили три вездехода — ГАЗ-63 — и решили пробиваться. Колонну возглавил сам Бойко.

До Мары добрались благополучно. Времени терять не стали — сразу погрузились и обратно, в ночь.

Приключения начались уже под утро, когда миновали железнодорожную станцию Уч-Аджи. До дома оставалось километров восемьдесят. Участок пути и без того нелегкий, а тут еще жестокая песчаная буря. Засели в сыпучем песке, выбрались под утро с огромным трудом, но едва отъехали от злополучной впадины, машины окончательно встали, не выдержав ночной передряги.

Бойко, насупившись, сидел в кабине и соображал, что же лучше предпринять? Воды почти не оставалось — пришлось усиленно поить машины, когда ночью выбирались из песка. На семь человек осталась всего одна канистра.

Но сколько ни думай, ближе к цели не будешь. А в Пионерном их ждут. Бойко решительно хлопнул дверкой.

— Надо идти обратно в Уч-Аджи, — сказал он товарищам. — Кто со мной?

Поднялись все, но он выбрал в спутники двоих, наиболее крепких и выносливых. Остальным было приказано ждать. На всякий случай им оставили почти всю воду.

Прошагать под палящим летним солнцем добрые сорок километров… Все трое молчали, сознательно избегая говорить о том, о чем думал каждый, — о воде. И присесть нельзя ни на минуту; сядешь, потом почти невозможно заставить себя подняться. Временами казалось, что они сбились с пути, идут в противоположном направлении.

Но все мучения были позади, и ноги стали неожиданно легкими, когда, с трудом преодолев подъем, они с вершины бархана увидели огоньки в окнах домов и зеленый глаз светофора ободряюще подмигнул им с полотна железной дороги.

— Уч-Аджи, — только и мог сказать Бойко. Голоса своего он и сам не узнал.

Дежурный по станции, ни о чем не расспрашивая, стал кипятить чай. Трое ночных гостей пили его жадными глотками, причмокивая, фыркая и отдуваясь. Обеими руками держали они стаканы, как будто их могли отобрать.

Все остальное было уже просто. Бойко позвонил в Мары в управление. Оттуда дали радиограмму на участок, и тотчас на помощь попавшим в беду машинам пошли трактора.

Вот как иной раз выглядит в пустыне такое обычное и прозаическое дело, как доставка продуктов. Но характерно здесь другое.

Очерк «Жажда», где героем был ботаник Боев, заканчивается такими словами:

«Иван Иванович, если ему случится прочитать эти строки, будет, наверное, недоволен. Я изменил его фамилию, но он не любит, когда ему напоминают его роль в этой истории. Он пожмет плечами и скажет: „Что ж тут такого? Нужно всегда, в любых условиях сохранять присутствие духа. Это ясно каждому — ученому и коммунисту“».

Почти так же ответил и Максим Михайлович Бойко:

— А что тут особенного? А как же иначе мы могли поступить? Надо было — и пошли. Чаю вот только выпили стаканов по двадцать — честное слово, не преувеличиваю!

…Я совсем недавно был в этих же краях.