Георгий Миронов - Легенда-быль о Русском Капитане

• Название: Легенда-быль о Русском Капитане
• Автор: Георгий Миронов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1965

ОТ АВТОРА

В основу этой повести положен истинный случай, происшедший во время Великой Отечественной войны на фашистском артиллерийском полигоне Ордруф, в Тюрингии, близ города Веймар. Офицер-танкист в своем последнем бою честно и до конца исполнил долг советского гражданина, воина и патриота.

Событие это — при всей его легендарности — совершенно достоверно. Но два десятка лет, отделившие нас от войны, от неравного, трагического боя на Ордруфском полигоне, убрали одни, прибавили другие штрихи к портрету героя, а сам подвиг окутали дымкой легенды, наподобие тех, которыми так богата вся тысячелетняя история нашего народа.

Капитан был юношей моего поколения, и я написал его таким, какими когда-то видел многих наших сверстников, навсегда оставшихся молодыми…

---

Советские армии, перемолов под Орлом и Курском немецкую технику, сами перешли в наступление, и грозные русские танки уже двигались на запад — к Харькову и Днепру.

Если в Грюнефельд приезжал кто-нибудь из высокопоставленных лиц, это являлось плохим предзнаменованием. Полигон не был приспособлен для испытаний современного оружия, но теперь, когда дела на востоке шли из рук вон плохо, а фронт требовал новых образцов техники, его наспех оборудовали для «специальных целей», как явствовало из особого приказа верховного командования вооруженных сил. Появление в Грюнефельде генерала Кесселя связывали с недавним провалом операции «Цитадель», в которой не оправдали надежд ни новые тяжелые танки, ни противотанковые пушки, оказавшиеся малоэффективными против последней модели русского танка «Т-34». Генерал приехал на полигон из австрийского города Линца, где он посетил известный завод «Нибелунген-верк», производивший среди других видов вооружения противотанковую артиллерию. О результатах испытаний генерал должен был немедленно доложить на совещании у Гитлера в Берхтесгадене.

Вполне понятно, кто Кессель придавал особое значение испытаниям и делал все возможное, чтобы максимально приблизить их к боевой обстановке. Артиллерийской части после стрельбы по макетам в Грюнефельде предстояло отбыть на Восточный фронт и доказать там русским все преимущества как новой немецкой техники, так и немецкого духа, способного творить чудеса во имя фюрера и рейха.

Когда генералу неожиданно доложили, что на полигоне имеется исправный советский танк «Т-34», он тут же решил испытать пушки в стрельбе по этой машине, которая должна будет двигаться, маневрировать. Представлялся необычайно удобный случай продемонстрировать молодым солдатам отличные качества орудий, из которых они будут разить на востоке русские танки. Это лучше, чем что-нибудь иное, утвердило бы в них веру в победу.

Фон Кессель снесся с комендантом ближайшего лагеря, где среди других заключенных содержались военнопленные, — и попросил прислать ему четырех опытных танкистов. Непременно русских. Знакомых с материальной частью и тактико-техническими данными известного танка «Т-34». Умеющих хорошо водить эту машину. Генерал выражал надежду, что выполнение его просьбы не будет обставлено ненужными формальностями. Речь идет ведь о русских. Их можно вычеркнуть из лагерных списков…

Комендант лагеря Раушенбах любезно согласился оказать столь незначительную услугу известному и уважаемому танковому военачальнику.

На следующий день пленных доставили на полигон.

Так год спустя вторично скрестились пути нацистского панцер-генерала Эриха фон Кесселя и советского капитана-танкиста Николая Ермакова, только теперь уже не в русских степях у крошечного разъезда близ станции Узловая, а в сердце гитлеровской империи, на артиллерийском полигоне Грюнефельд в Тюрингии.

Узнав из сопроводительной бумаги, что один из танкистов, капитан, взят в плен у известного генералу разъезда летом прошлого года, Кессель приказал адъютанту доставить к себе этого человека. То ли генералу что-то смутно вспомнилось, то ли он заинтересовался личностью пленного, но он, по наблюдению адъютанта, повел себя не совсем обычно — отложил дела и принялся шагать по кабинету, похрустывая пальцами, что служило признаком волнения. Когда адъютант доложил о русском, генерал велел ввести его. Сопровождавший русского пожилой солдат с автоматом застыл у двери; переводчик стал между человеком в полосатой лагерной одежде и генералом, словно желая на случай нужды оградить шефа от посягательств пленного.

Он, впрочем, был, по крайней мере внешне, безучастен к происходящему. Закусив губу, русский смотрел мимо генерала в раскрытое окно на синеющую вдали неровную горную гряду Тюрингского леса, на залитые солнцем аккуратные поля и рощицы, на домики под красными черепичными крышами.

— Капитан, — обратился к пленному генерал, — завтра на местном полигоне будут происходить испытания новых моделей противотанковых орудий. В распоряжение экипажа дается исправный русский танк «Т-34». Вам предстоит пройти под обстрелом наших пушек по полигону — 16 километров. Если удастся провести машину невредимой, обещаю сохранить жизнь всем четверым. Вы будете посажены в самолет и на парашютах сброшены за линией фронта в расположение ваших войск. Таким образом, я даю вам и вашим товарищам шанс на жизнь и свободу. Ваша судьба в ваших руках. Вы согласны исполнить требуемое?

Николай Ермаков повернулся к генералу, внимательно оглядел ею. Он все понял, но молчал, ожидая, когда закончит переводчик.

— Я смогу согласиться, — отвечал капитан, — если мне, во-первых, будет выдана военная форма моей страны. Я сяду в танк не как заключенный, а как офицер Красной Армии.

— О, это очень красивое условие! — воскликнул генерал, выслушав переводчика. — Я тоже солдат, и я охотно исполню эту просьбу. Что у него еще?

— Еще, экселенц, он хочет, чтобы машина была заправлена горючим полностью.

— Это зачем? — настороженно спросил генерал, глядя на капитана.

— Ограниченное количество горючего затруднит свободу маневра. Или генерал хочет, чтобы артиллеристы стреляли по машине, которая сумеет двигаться только по прямой?

— Он совсем не глуп, этот юнец. Впрочем, он не похож на свирепого и хитрого азиата. Нет, не переводите ему этого, скажите только, что я согласен.

— У него еще одна просьба, экселенц.

— Не слишком ли много для одного пленного! Но — ладно, какая же?

— Скажите ему, — медленно проговорил капитан, — что я хочу принять бой один. Я сяду на место водителя и сам проведу танк через полигон.

Эта мысль осенила Николая внезапно, и он обрадовался ей. Незачем подвергать опасности тех трех ребят. Кажется, они опытные танкисты, но он все же не знает их в бою. К тому же старшина — стрелок-радист, лейтенанты — командиры машин, все равно ему самому пришлось бы сесть на водительское место. А они еще, может быть, повоюют. Но согласится ли этот бывалый старик? Если бы согласился…

— Он хочет получить свободу один, без свидетелей, или сгореть тоже без свидетелей, — генералу понравилась собственная шутка, и он рассмеялся. Капитан смотрел отчужденно, сурово, и генерал оборвал смех, вдруг осознав, что стоящий перед ним человек решает сейчас для себя вопрос жизни и смерти и неизвестно, как бы почувствовал себя он, генерал, на его месте… «Это даже интересно, — подумал Кессель, — почти сенсационно, подобного случая, кажется, еще не было. Будет о чем рассказать послезавтра в ставке фюрера всем этим падким на боевые эпизоды штабным крысам».

— Скажите, я согласен, и больше никаких условий, — генерал начал раздражаться — он вспомнил, что хотел расспросить этого русского об обстоятельствах его пленения, но раздумал: незачем бередить свою незажившую рану. — Уведите его.

Оставшись один, генерал молча зашагал по кабинету — десять шагов по диагонали, четкий поворот, опять шаги, опять поворот. Что его так взволновало? Неужели напоминание в лице этого русского о неудачном сражении летом прошлого года? Тогда вместе с разгромом его танковой группы рухнули надежды фюрера на захват кавказской нефти, на прорыв в Месопотамию, в тыл англичанам, а он, Кессель, вместо рыцарского креста и погон генерал-полковника получил теплое местечко в вонючей клоаке генеральского резерва. Правда, коллегам, позорно проигравшим битву на Волге, пришлось много труднее. Из-за его неудач хоть не надо было объявлять трехдневного национального траура…

Если этот капитан тот самый танкист, что взят у разъезда, то он один из виновников его, генерала, позора… К дьяволу воспоминания! А этого капитана, если он останется жив, что весьма сомнительно, все равно ничего хорошего не ожидает… Нет, генеральское слово — твердое слово, русского сбросят на парашюте, но за линией фронта он будет встречен как предатель и наверняка расстрелян. Сталин подозрителен, недоверчив, и особенно к возвращающимся из плена. Этому капитану несдобровать.

Эксперимент с танком обещает быть интересным. Капитана можно будет похоронить с воинскими почестями. Это произведет неотразимое впечатление на молодых солдат, создаст, как в прошлые славные годы, новую легенду о генерале-солдате фон Кесселе, по-рыцарски обращающемся с врагами Германии…

«Неплохо придумано, старина Эрих», — мысленно обращается к себе генерал. Даже внезапно возникшая уверенность в том, что русский, без сомнения., тот самый, что взят его парнями у разъезда, не портит настроения. Жаль, что не нашлось времени тогда допросить этого капитана.

Генерал перестает ходить и для чего-то оглядывается, хотя знает, что в комнате он один. Всюду уши и глаза этих господ из тайной полиции. С тех пор как он поневоле сменил чистый воздух фронта на пыль штабов, он стал особенно пуглив. К счастью, гестаповцы еще не научились читать чужие мысли.