Джеймс Данливи - Рыжий

• Название: Рыжий
• Автор: Джеймс Данливи
• Издательство: Ника-Центр
• Жанр: Научная Фантастика
• ISBN: 966-521-056-4

Роман Джеймса Патрика Донливи (род. 1926 г.) «Рыжий» является не только абсолютным шедевром черного юмора, но и одной из самых популярных и любимых книг Запада. Это — роман-поэма, роман-джаз, в котором грустная, словно взятая саксофоном нота, неожиданно обрывается и вместо нее раздается взрыв поистине гомерического хохота, трагическое и комическое тесно, как и в реальной жизни, сплелось в «Рыжем» в один поистине «гордиев узел», который на протяжении всего романа тщетно пытается разрубить его главный герой, «вечный студент и турист» Себастьян Дэнджерфилд.

---

— Я согласен, Мак. У смерти есть много возможностей меня облагодетельствовать.

— И нам известно, что старику Дэнджерфилду нездоровится.

— Это правда, Мак, и я должен сказать, что очень из-за этого переживаю. Я ведь в ужасном положении. Они называют меня отступником. И говорят, что я пытался спасти собственную, видавшую виды шкуру. Меня лишили всего. Ни кола ни двора. Но когда я нахожусь здесь, у меня появляется надежда. И я тебе прямо об этом говорю. И хотя со мной обходились не по-человечески, я не забуду тех, кто протягивал мне руку помощи. Тони Маларки все еще сражается на баррикадах. И думаю, что если Господь когда-нибудь заберет его на небеса, то уже ни за что с ним не расстанется. И еще я думаю, что Тони планирует тайно разжиться несколькими фунтами, чтобы купить бетонные блоки и замуровать себя навсегда в тоннеле, ведущем к пивному бару. Он сообщил мне, что его сердечная мышца состоит из чистого карборунда. Мы то с тобой понимаем, что это совсем не просто даже при нынешнем бурном прогрессе науки. Тони утверждает, что добился этого, питаясь сырой лососиной из Шэннона. А Тони ведь единственный из известных мне людей, который никогда не лжет.

— Дэнджер, я признаю, что ты говоришь чистую правду.

— А это что такое, Мак?!

— Хе-хе.

Мак взял из кучи хлама, валявшегося возле его постели, голову кенгуру. Он напялил ее себе на голову, а затем надел на себя и всю остальную шкуру и пустился в пляс по комнате.

— Мак, это просто великолепно.

— В этом костюме я пью. А вот это тебе маленький подарок, который, как я думаю, тебе понравится.

Мак вручил ему небольшую коричневую копию головы Блаженного Оливера.

— Мак, ты даже не можешь представить себе, что для меня это значит. Зубы просто замечательные. Это самое примечательное у Блаженного Оливера. Поможет мне распространять славное имя Оливера среди тех, в ком нет ни капельки божьей веры.

— Зубы я сделал из фортепьянных клавиш.

— Просто чудесно.

— Надень ее.

— Я надену. А теперь, Мак, я должен спросить нас обоих, не забыли ли мы о том, что у нас есть рты?

Они выбрались наружу, в серую ночь, через двери-челюсти. И зашагали по пустым мокрым улицам. Огромные окна, к которым подходят слуги, чтобы опустить шторы. Мимо проезжает большая черная машина, ее шины чуть слышно шуршат по мостовой.

— Мне приятно все это видеть, Мак.

— Я согласен, Дэнджер.

— Я уже много лет не видел вокруг себя такую роскошь. А она нужна мне, нужна.

— А вот там, Дэнджер, чуть-чуть дальше находится «Медвежье Логово», но сначала я должен показать тебе кое-что на другой стороне улицы, то, что тебе наверняка понравится.

МакДун перевел Дэнджерфилда через дорогу. Они остановились у фонтана, сооруженного у ниши в стене. На ней было написано:

Господи,

Благослови

Бедных.

— Мак, я надеюсь, что не очень шокирую тебя, если преклоню колени и немного помолюсь прямо здесь, на тротуаре. Совершенно правильные слова. Если бы так думали все, то разве тогда не пришел бы конец раздорам? Разве не так? Я спрашиваю, разве не пришел бы конец раздорам?

— Могу только сказать тебе, Дэнджер, что я был вынужден начать проектировку бюстгальтеров, устремленная кверху форма которых наполнит еще большей похотью сердца наших сограждан.

Тусклый свет, пробивающийся сквозь замерзшие окна. Заходят в бар, украшенный цветами и заставленный подносиками с сандвичами. Сверкающие столы и стулья. Состоятельные люди со своими собаками. МакДун принес две кружки и поставил их на искрящийся стол. Жажда вконец измучила обоих.

Дэнджерфилд откинулся на стуле, отвернувшись от стола и забросив ногу на ногу. Он улыбался.

Они разговорились о Дублине тех времен, когда он играл в мире роль своего рода Рима. И о маленьких неприятностях и разочарованиях, которые иногда в нем случались. И о Клоклане, выбросившемся с корабля. МакДун поведал ему о необычайной требовательности своей подружки и том, что ему начинает казаться, что уж лучше у него вообще его не было или был бы такой большой, чтобы им могла пользоваться Лондонская Пожарная Бригада при тушении особо крупных пожаров.

И эти псы. Веселые голодные звери. Вот если бы у меня тоже была собака. Я знаю, что они гадят на улицах и иногда устраивают отвратительные сцены на газонах. И все же, несмотря на все эти нарушения приличий, я бы хотел, чтобы у меня была собака. Предпочтительно хорошей породы и с родословной, не уступающей моей собственной. И МакДун, я должен признать, что ты необыкновенно славный парень, хоть ты и портняжишь в этом необъятном городе. Быть может, Мэри будет позировать тебе, когда ты будешь проектировать большие размеры.

Они попрощались на станции. Там, куда прибывали и откуда отправлялись красные поезда. Просто Графский двор. И я тоже прокачусь в одном из этих нарядных вагонов и буду рассматривать всех подряд.

И снова в гостинице. Устало забираюсь на жесткую кровать. Лицом утыкаюсь в подушку, укрываюсь. Из-за окна доносится визг тормозов.

Я правильно сделал, что уплыл на корабле. Увидел огни Святой Головы. И черный Ливерпуль. И птиц, застывших на крышах. Хлопок, мясо и зерно. Я смотрел с палубы вниз, опасаясь, что меня узнают. В безопасности я только в море. Мне подали завтрак, дешевую газету, и я рассматривал девушек в бигуди и с губами, накрашенными красной помадой. Я — один. И я сел в поезд. Земля была серая. И когда я наконец сюда добрался, то они все рассаживались в большие машины и такси, а меня никто не встречал, и я просто ушел с платформы, размышляя, что мне делать дальше. Я видел, что при встрече они целовались.

Но никто
Не целовал
Меня.

26

Лондон. Воскресенье. Дэнджерфилд, по совету МакДуна, снял мансарду на Бовир Роуд в желтом доме, построенном во времена королевы Виктории. Маленькая аккуратненькая комнатка. Мягкая кровать, застеленная зеленым тиком. В углу, у большого окна, дубовый стол, стул и еще один стул, но только плетеный. В стену вмонтирован электрический камин, а возле входной двери — электрический счетчик, в который бросают монетки. Чтобы попасть в туалет, нужно пройти через коридор и, если там усесться, то внизу видны вокзал и железнодорожные пути.

Каждое утро в дверь скребется горничная-индианка. Протягиваю руку и включаю электрический камин. Одевается. Вниз по ступенькам. И вхожу туда, где все улыбаются и желают друг другу доброго утра. Опрятные скатерти и вазы с засушенными цветами. Мне всегда они нравились. Я знаю, что эти люди из стран Британского содружества наций. А эта женщина сообщает, что ее сын получил новую работу. Знаете, они решили повысить его в должности. Мадам, это просто замечательно.

И так каждое утро. Овсянка с большим количеством молока и сахара. А затем еще яичница с ветчиной. А потом индианка вносит чайники с чаем. И каждое утро я возвращаюсь к себе наверх и вижу в окно, как они выходят на улицу с маленькими зонтиками в руках. И тут еще одна женщина, которая явно любит предаваться любви. Я в этом убежден. Нисколько не смущаясь, обнаженная, она стоит у окна и надменно смотрит на меня из-под полотенца, которым вытирает лицо. Не думай, что я не вижу тебя, сестричка. У тебя крепкое, ладное тело. Но если я встречу тебя на улице, уже одетую, то, вероятно, ты будешь выглядеть совсем иначе и из-под костюма то тут, то там будут выглядывать белые кружева.

Спускается по лестнице и пытается найти свое имя на одном из писем. Идет по улице и останавливается возле воронки от бомбы, оставшейся на месте уничтоженного здания. По воронке крадется кот. Покупает в киоске газету. Возвращается к себе и усаживается, забросив ноги на подоконник. О, я думаю, я найду там сообщение. Большое. И оно будет гласить — Дэнджерфилд Жив.

Поздно вечером в понедельник он написал покаянное письмо Мэри. О моя верная и единственная возлюбленная, приезжай в Лондон, возьми с собой пятнадцать фунтов, и я встречу тебя на станции и приму тебя в свое лоно.

Вечер. Среда. Он зашел в свою комнату, пережив несколько неприятных минут из-за темноты на лестнице. На постели — телеграмма.

«ПРИЕЗЖАЮ В ПЯТНИЦУ В 5 ЧАСОВ НА ЮСТОНСКИЙ ВОКЗАЛ. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. МЭРИ.»

Четверг. Дэнджерфилд запускает в руку в звериную пасть и тащит зверя за язык. В комнате, заполненной паром, МакДун скручивает из проволоки хвост для кенгуру. А этот тип, Парнел, придерживает ее конец плоскогубцами. МакДун вытягивает руку и достает из-за зеркала желтый конверт. Протягивает его Дэнджерфилду.

— Для тебя, Дэнджер, пришло сегодня после обеда.

Дэнджерфилд усаживается и дрожащими от волнения пальцами вскрывает конверт. Тишина. Все замерли в ожидании. Хмурит брови и облизывает губы.