Ян Добрачинский - Тень Отца

• Название: Тень Отца
• Автор: Ян Добрачинский
• Жанр: Классическая проза

"Тень Отца" - роман замечательного польского писателя Яна Добрачинского, автора знаменитых "Писем Никодима". Как и "Письма Никодима" этот роман основан на новозаветных событиях: Добрачинский написал историю Иосифа Обручника или скорее он пересказал евангельскую историю, т. к. ее мог видеть сам Иосиф.

---

Возвращаясь после этого разговора домой, Иосиф неожиданно почувствовал себя плохо. Уже с утра его беспокоила какая‑то необычная слабость. Теперь же острая боль пронзила его грудь и стало трудно дышать. Он едва смог подняться на гору, чтобы попасть домой. Мириам помогла ему лечь в постель и стала заботливо за ним ухаживать. Только спустя несколько дней боль и сдавленность в груди прекратились. Осталась слабость. Не могло быть и речи о работе в мастерской. Приходили люди забрать заказанные ими предметы, и Иосиф ослабевшим голосом извинялся перед ними и объяснял, почему не сделал работу к назначенному сроку. Он привык выполнять все заказы вовремя, поэтому то, что он не смог уложиться в срок, воспринималось им, как унижение. Всю жизнь он был верен своему обещанию — в большом или малом деле, по отношению к любому человеку. Эта обязательность завоевывала для него уважение окружающих, где бы он ни находился.

Некоторые мелкие работы мог делать Иисус. Иосиф внимательно наблюдал со своей постели за склоненным над верстаком мальчиком. Он, без сомнения, уже многое умел и любил работу с деревом. Но Он все еще был мальчиком. Только через год Ему предстояло стать бар–мицва* - достичь религиозной зрелости. Но сколько еще понадобится времени, чтобы Он достиг житейской зрелости?

«Что будет, — думал Иосиф, — если я утрачу силы прежде, чем Он будет способен зарабатывать на жизнь Себе и матери? Что станет с ними, если я умру?» Мысль о смерти пришла неожиданно. Он не был старым и до сих пор никогда не болел. Люди в роду Давида вообще жили долго. «Неужели я умру так же, — неожиданно возник вопрос у Иосифа, — как Моисей, который, выведя народ Израиля из египетского плена, умер на пороге Земли обетованной? Значит ли это, что я не выполнил возложенной на меня миссии?»

Он лежал, уткнув лицо в постель, и ему становилось все тяжелее от этих мыслей, когда рядом с ним раздался голос Мириам:

— Я принесла тебе, Иосиф, куриный бульон. Выпей, чтобы подкрепиться. Эта болезнь совсем лишила тебя сил.

Он вздрогнул, приподнял голову. Его глаза встретились с глазами Мириам. Она, должно быть, заметила в его взгляде тревогу и подавленность.

— Ты снова в чем‑то раскаиваешься, — произнесла она с ласковым упреком.

— Думаю, что я плохо выполнил то задание, которое доверил мне Всевышний. И поэтому Он забрал у меня силы.

— Зачем ты пытаешься отгадать Его мысли? — Мириам присела к нему на постель. — У Него есть Свой собственный способ разговаривать с человеком. Может быть, посылая человеку слабость, Он хочет, чтобы человек открыл в себе новые силы? Выпей то, что я тебе принесла, и отгони от себя никчемные мысли.

— Но, Мириам…

— Отгони, прошу тебя! — он давно не слышал такой решительной интонации в ее голосе. — Я знаю, кто тебе их посылает. Я чувствую это… Ах, Иосиф, ты ведь хорошо знаешь, что опасности еще не кончились. Мы должны найти в себе силы, чтобы их пережить.

— У тебя они и так есть.

— У нас обоих ровно столько сил, сколько Всевышний хочет нам дать. В одно время Он поддерживает одного из нас, в другое — другого… И я думаю, когда мы опираемся друг на друга, Он невидимым образом приходит к нам и помогает более слабому посредством более сильного. Он хочет, чтобы все совершалось самими людьми. Пей, прошу тебя, — она поднесла ему чашку. — Почему ты думаешь, что плохо выполнил задание?

— Я еще стольким вещам Его не научил…

— Ты научил Его многому. Что же мы, обыкновенные люди, можем дать Ему еще? Наша обязанность — служить Ему и, когда это нужно, жертвовать ради Него собой… Возможно, для нас более важен другой вопрос: научились ли мы у Него?

— Как это пришло тебе в голову?

— Я смотрю на Него, и мне кажется, что Он своей жизнью учит нас гораздо больше, чем мы Его. Мы все время спрашиваем, а Он никаких вопросов не задает…

— Это я спрашиваю, а не ты…

— Я тоже спрашиваю. Только иначе. Но я стараюсь не тревожиться из‑за этого. Он избрал меня такой, какая я есть… Давай будем помнить об этом, Иосиф. Потому что есть кто‑то, кто хочет, чтобы мы об этом забыли, чтобы поверили в то, что не по милости Всевышнего, но из‑за своих собственных заслуг мы стали родителями Иисуса…

— Я ведь — всего лишь тень…

— И об этом тоже он тебе нашептывает. Не слушай его! Каждый человек — только тень, но Всевышний и теням дает жизнь.

Здоровье, наконец, вернулось. Иосиф еще чувствовал себя ослабевшим, но уже мог понемногу работать в мастерской. Но странная вещь: он, всегда любивший свою работу, вкладывавший в нее душу, теперь чувствовал, что тяготится ею. По–другому он стал смотреть и на свои способности. Раньше, даже если люди хвалили его изделия, он был полон сомнений, в самом ли деле они хороши. Теперь у него была уверенность в этом. Иосиф понимал, что в своей профессии он достиг мастерства. Но сейчас ему это было безразлично.

Он уже не спешил чуть свет в мастерскую, а предпочитал сначала прогуляться и поразмышлять. В размышлениях время пролетало незаметно. Ему надо было уяснить для себя множество вещей.

Однажды ранним утром Иосиф шел по тропинке в гору, в направлении луга на склоне. Он любил там гулять. Сколько событий произошло именно там! Там он просил Мириам стать его женой, там она открыла ему свой обет, там — в мучительную ночь отчаяния — он услышал голос, велевший ему стать тенью… На пологом склоне, поросшем густой травой, на фоне бескрайних просторов — от серой глади моря до белых горных вершин — он особенно явно чувствовал близость Всевышнего.

Он медленно шел среди разбросанных в траве валунов, в раздумье склонив голову, как вдруг осознал, что на лугу он не один. Кто‑то стоял на коленях там, где склон заканчивался обрывом. Невольно Иосиф хотел повернуть назад, но вдруг узнал эту мальчишески худую спину и спадающие на плечи волосы. Иосиф не ожидал увидеть здесь Сына, он думал, что Иисус еще спит. Значит, в то время как родители ходили по дому на цыпочках, думая, что мальчик спит, Он выскальзывал из дома, чтобы помолиться здесь в одиночестве?

Как мало, собственно говоря, он знал Сына. Пришло время, когда Иисус перестал быть ребенком, рассказывающим Иосифу о своих детских делах и спрашивающим его об окружающем мире. Теперь Он часто бывал молчалив и задумчив. У Него был свой круг товарищей–сверстников, с которыми Он играл, ходил на прогулки, ловил рыбу. Однако ни одного из этих ребят Он не выбрал Себе в качестве особенно близкого друга. Иисус часто оставлял круг развеселившихся товарищей, чтобы уединиться. Со всей серьезностью Он разговаривал со взрослыми, приходившими в мастерскую Иосифа. Во время беседы Он никогда не забывал об уважении, которое надлежало оказывать старшим. Мальчик не хвастался своим умом; Он предпочитал спрашивать, но Его вопросы повергали в изумление тех, к кому Он их обращал, потому что касались самой сути вещей. Иисус интересовался многим — не мелкими назаретскими сплетнями, но всем тем, что касалось самых важных сторон жизни. Получая ответы на свои вопросы, Он пропускал их, как через сито, через слова священных книг, которые, многократно повторяемые во время учения и молитвы, Он знал наизусть.

Несмотря на то что теперь они реже разговаривали, Иосиф чувствовал, что не утратил любви Иисуса. Еще в Египте он осознал, что его собственная любовь к приемному Сыну, выросшая на обломках несбывшихся надежд, встречалась с глубокими чувствами со стороны мальчика. Если Иосиф только учился любить Сына Мириам, как если бы Он был его собственным сыном, то Иисус отвечал ему действительно сыновней любовью, хотя для Него не было тайной, кем был Иосиф в действительности. Даже собственный сын не мог бы быть более преданным, послушным и любящим. В течение всех этих лет из уст Иисуса не прозвучало ни одного пренебрежительного слова. И никогда никому не выдал Он тайну Иосифа.

Иосиф чувствовал, что и сейчас, несмотря на молчание, возникавшее между ними, Иисус любил его так же, как и раньше. Это служило утешением Иосифу, потому что теперь в нем крепла надежда, что то молчание, которое когда‑то существовало между ним и его отцом, возможно, не воспринималось Иаковом как нелюбовь к нему сына.

Иосиф понимал, что Иисус как‑то по–особому связан с Всевышним. Дома молились всей семьей; в синагоге мальчик молился вместе с другими; иногда они вместе сочиняли бераки. Но Иосиф был убежден, что в часы одиночества и раздумий Иисус обращался к Всевышнему со своей молитвой. Иосиф такой молитвы ни разу не слышал и не представлял себе, как могут звучать слова, которые этот чудесно рожденный мальчик обращает к Всевышнему.

В этот раз Иисус молился вслух. Иосиф боролся с горячим желанием подойти поближе и услышать хотя бы часть молитвенной беседы Иисуса со Всемогущим. Несмотря на робость, вызванную уважением к глубоко личному характеру разговора со Всевышним, желание пересилило, Иосиф подошел на несколько шагов ближе и услышал слова: