Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»

• Название: «Бог, король и дамы!»
• Автор: Юлия Белова
• Жанр: Исторические приключения

Первый роман трилогии «Виват, Бургундия!».

Франция XVI век. Религиозные войны.

Действие первого романа охватывает период с 1560 по 1572 гг. Юные герои пытаются определить свое место в мире, раздираемом религиозными междоусобицами, семейными вендеттами и политическими сражениями. Их связывают родственные узы, но разделяет война. Смогут ли они найти себя и обрести гармонию между собой и окружающим миром?

К своей фантазии авторы прибавили также превосходное знание многочисленных исторических материалов по описываемой ими эпохе. Буквально с первых же страниц чувствуется, какой большой труд был проведён по сбору всевозможной информации о Франции (и не только, ведь периодически действие перемещается в Испанию и Нидерланды) 16 века.

---

Если бы мэтр Жамар и вправду был дворянином, он непременно вызвал бы шевалье Огюста на дуэль или нанял бы против него браво. Мысль о браво действительно пришла в голову мэтру, но наведя некоторые справки, торговец обнаружил гораздо более действенный способ проучить господина де Бретея. Как выяснил мэтр, юнец из Пикардии был весьма небрежен с деньгами. Молодой человек полагал ниже своего достоинства проверять погашение уже оплаченных расписок и векселей, а его управляющей за каких-то два года смог сколотить на безалаберности господина недурное состояние.

Идея скупить все расписки и векселя шевалье де Бретея была столь проста, что Жамар даже удивился, что это никому не пришло в голову раньше. У мэтра дух захватило, стоило ему подсчитать, на какую сумму он способен облегчить сундуки наглого мальчишки. Восторг виноторговца был столь велик, что даже смертельное оскорбление, нанесенное ему шевалье де Бретеем, основательно поблекло, вытесненное из памяти новыми заботами. Жамар занимался бумагами, посещал нужных людей, среди которых не последнее место занимали его родичи, обещал судьям процент с будущего барыша и, в конце концов, закончив все хлопоты, предъявил своему «должнику» судебный иск.

Огюст де Бретей не поверил собственным глазам, когда получил вызов в суд от неведомого кредитора. Прежде всего он не знал никакого мэтра Жамара с Ломбардской улицы в Париже, а во-вторых был уверен, что его управляющий не мог не оплатить счета. К тому же Огюст предпочитал сам швырять кредиторам кошельки, и его не оставляло чувство, будто он раскидал их достаточно.

Только господин де Сен-Жиль, которому молодой человек отправил полное сумбурного негодования на наглость парижских буржуа письмо, не на шутку встревожился из-за предстоящего процесса. Расспросив сведущих людей, полковник выяснил, что мэтр Жамар происходил из могущественного судейского семейства, и потому обладал двойной броней — состоянием и связями. Хозяин Азе-ле-Ридо знал жизнь, знал, каким образом в королевстве Французском вершится правосудие, и хорошо понимал, что длительный судебный процесс способен поглотить гораздо больше средств, чем необходимость вторично оплачивать перестройку Бретея. Поэтому в ответном послании будущему родственнику шевалье де Сен-Жиль посоветовал юноше не затевать тяжбу и без споров выплатить требуемую сумму.

Письмо полковника вызвало у молодого человека такое раздражение, что он как бешеный вскочил в седло и принялся носиться по окрестностям, не обращая внимания на ограды, поваленные деревья и поля. Шевалье де Бретей был прекрасным наездником, но гнев ослепил молодого человека. Результат неистовства шевалье был плачевен как для коня, так и для всадника. Несчастный серый отправился в свой лошадиный рай, разбив при падении голову, а молодой человек был доставлен в замок на носилках — в агонии конь сломал ему обе ноги.

Вынужденное пребывание в постели, боль и лихорадка не смягчили нрава юноши. В бреду хозяин Бретея беспрестанно осыпал бранью не весть откуда взявшегося кредитора и клялся примерно его наказать, а когда пришел в себя, вознамерился сразиться с обнаглевшим простолюдином в суде. Напрасно шевалье де Сен-Жиль посылал будущему родственнику письмо за письмом, пытаясь отговорить молодого человека от самоубийственного шага. Напрасно госпожа де Бретей молила мужа последовать советам будущего свояка — к мнению здравого смысла Огюст был глух. Лишь последствия падения помешали молодому человеку лично отправиться в Париж. Переломы, упрямство и непоседливость юноши, не желавшего выполнять предписания врачей, сделали свое дело — встав с постели через месяц после несчастного случая, молодой человек едва мог передвигаться по собственной спальне и уж, конечно, не мог отправиться в дальнюю дорогу. Зато по воле супруга в дорогу отправилась госпожа де Бретей.

По ливру привратникам, по двадцать ливров писцам за каждое посещение заветных приемных, сотня-другая ливров докладчикам по делу и немалые выплаты нанятым для ведения тяжбы стряпчим — госпожа де Бретей не жалела средств для успешного исхода дела, но могла только вздыхать, когда нанятые юристы советовали ей не питать надежд, а в будущем с большей осторожностью обращаться с расписками и векселями. Через полгода тщетных хлопот, хождений по приемным и выслушиваний весьма странных советов Анна де Бретей отправила отчаянное письмо супругу, умоляя как можно скорее выплатить злосчастный долг, иначе расходы на тяжбу могут превысить сумму претензий мэтра Жамара.

Уговоры госпожи де Бретей оставались гласом вопиющего в пустыне. Не имея привычки считаться с чьим-либо мнением и — за исключением нелепого увечья — до сих пор не сталкиваясь с несчастьями, шевалье де Бретей не мог даже представить, чтобы какой-то простолюдин мог взять верх над дворянином. Анна де Бретей принялась засыпать письмами о помощи родственников и друзей супруга, а также своих собственных родственников, надеясь, что они смогут повлиять на суд или, хотя бы, на Огюста.

Увы, господин де Кервенуа, с которым некогда был очень дружен отец молодого человека, был так занят финансовыми делами юного герцога Анжуйского, что не мог уделить Анне ни минуты своего времени. Герцоги Роганы и Ла Тремуйи, дальние, но все же родственники Огюста, были так увлечены идеями протестантизма и гражданскими войнами, что госпожа де Бретей не могла с уверенностью сказать, получили они ее послания или нет. Господин де Виллекье готовился к свадьбе, Лавали отговаривались ведением собственных тяжб, а родной кузен Анны граф де Бриссак хоть и уделил родственнице полчаса среди своих хлопот за получение герцогского титула, ничего утешительного сказать не мог. С ласковой снисходительностью попеняв кузине за уныние, маршал посоветовал Анне не связываться с Жамарами, поскорее выплатить долг и забыть о досадном недоразумении. Закончил же Бриссак и вовсе странно, заметив, что искренне не понимает отчаяния Анны, ибо красивая и умная женщина всегда сможет добиться исполнения желаний, а потом, после успешного завершения дела, будет вольна отправить к Жамару крепких лакеев с палками, дабы намять наглецу бока.

Удрученная Анна чуть ли не в слезах вернулась в свою гостиницу, а наутро по совету камеристки решила отправиться к истцу и если понадобиться на коленях молить его о снисхождении. Однако и здесь ее ждала неудача. Мэтр Жамар уехал по делам в Лион, а его жена уверяла, будто ее супруг вернется в Париж только через полгода, а она сама не имеет на мужа ни малейшего влияния. Демуазель Жамар была любезна и почтительна со знатной дамой, но Анне казалось, будто жене торговца наскучили ее жалобы и она уже не в первый раз выслушивает мольбы несостоятельных должников.

На какой-то миг кровь Бриссаков бросилась в голову госпоже де Бретей. Анне захотелось затопать на мещанку ногами, унизить ее резким словом, но вместо этого она с жалкой улыбкой вытащила из-под плаща футляр с изящной рубиновой брошью и предложила демуазель Жамар принять этот дар в качестве отступного и тем самым спасти ее семью от разорения.

Госпожа Жамар равнодушно скользнула взглядом по рубинам и сообщила, что эдикты его величества не дозволяют ей носить драгоценности, что у ее семьи также немало забот, и уж в любом случае мэтр Жамар не может своей снисходительностью разорять собственное семейство. Кроме того, с неожиданной обидой добавила мещанка, господа дворяне так заносчивы и грубы, что каждодневно оскорбляют честных буржуа. Жена торговца не успела докончить жалобу, потому что госпожа де Бретей с бурными рыданиями рухнула на колени и принялась умолять демуазель Жамар простить ее супругу возможные обиды, уверяла, будто он и так сурово наказан, молила не лишать ее маленького сына состояния и даже пыталась поцеловать мещанке руку.

Догадавшись, что у знатной просительницы началась истерика, демуазель Жамар крикнула служанок, приказав им немедленно принести воды, нюхательной соли и полотенце. Только теперь госпожа де Бретей догадалась, что все то время, пока она пыталась склонить демуазель Жамар на свою сторону, в комнате сидели служанки мещанки и тихо занимались рукоделием. Но даже это открытие не могло осушить слезы бедняжки, и даже присутствие при ее унижении лишних свидетельниц не трогало. Демуазель Жамар невозмутимо отдала распоряжение и крепкая служанка торопливо проводила всхлипывающую госпожу де Бретей до носилок, где ее поджидала изнывающая от беспокойства камеристка.

Анна поняла — это конец. Спешно бросив все хлопоты в Париже, молодая женщина вернулась домой, надеясь, что ее рассказ образумит супруга. Надеялась она напрасно. Молодой человек вообразил, будто со свойственным всем женщинам малодушием Анна испугалась какой-то химеры, призрака, в общем чего-то, не представлявшего для него ни малейшей опасности, и потому решил продолжать борьбу. Даже приезд в Бретей шевалье де Сен-Жиля не произвел на молодого человека впечатления. Но когда полковник выслушал сбивчивый рассказ Анны, наспех изучил бумаги и состояние дел своих молодых друзей, шевалье с испугом понял, что положение его будущих родственников много хуже, чем он полагал.