Виталий Шенталинский - Рабы свободы: Документальные повести

• Название: Рабы свободы: Документальные повести
• Автор: Виталий Шенталинский
• Издательство: Прогресс-Плеяда
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-93006-085-0

Книга посвящена судьбе Русского Слова, трагическим страницам нашей литературы. В ней рассказывается о писателях, погубленных или гонимых тоталитарной властью.

Повествование основано на новых документах и рукописях, которые автор обнаружил и исследовал, работая в архивах КГБ и Прокуратуры СССР как организатор и руководитель Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей России. Среди героев книги — Исаак Бабель, Михаил Булгаков, Павел Флоренский, Николай Клюев, Осип Мандельштам, Нина Гаген-Торн, Георгий Демидов, Борис Пильняк, Максим Горький.

«Рабы свободы» — результат многолетней работы автора над этой темой, которой посвящены и другие его книги: «Донос на Сократа» (М.: Формика-С, 2001)и «Преступление без наказания» (М.: Прогресс-Плеяда, 2007). Продолжение труда — новое, переработанное издание «Рабов свободы», дополненное и уточненное.

Издание иллюстрировано редкими архивными фотографиями и документами.

---

А дальше:

Россия! Лучше б в курной саже
…………………………………………………
Чем крови шлюз и вошьи гати…
От Арарата до Поморья.

Окончательно рушит основы и красоту той русской народной жизни, певцом которой я был, проводимая Коммунистической партией коллективизация. Я воспринимаю коллективизацию с мистическим ужасом, как бесовское наваждение. Такое восприятие выражено в стихотворении, в котором я говорю:

Скрипит иудина осина
И плещет вороном зобатым,
Доволен лакомством богатым,
О ржавый череп чистя нос,
Он трубит в темь: колхоз, колхоз!
И подвязав воловий хвост,
На верезг мерзостной свирели
Повылез черт из адской щели —
Он весь мозоль, парха и гной,
В багровом саване, змеей
По смрадным бедрам опоясан…

Мой взгляд на коллективизацию, как на процесс, разрушающий русскую деревню и гибельный для русского народа, я выразил в своей поэме «Погорельщина», в которой картины людоедства я заканчиваю следующими стихами:

Так погибал Великий Сиг
Заставкою из древних книг,
Где Стратилатом на коне,
Душа России, вся в огне,
Летит по граду, чьи врата
Под знаком чаши и креста[111].

В. Кому вы читали и кому давали на прочтение цитируемые здесь ваши произведения?

О. Поэму «Погорельщина» я читал главным образом литераторам, артистам, художникам. Обычно это бывало на квартирах моих знакомых, в кругу приглашенных ими гостей. Так, читал я «Погорельщину» у Софьи Андреевны Толстой[112], у писателя Сергея Клычкова, у писателя Всеволода Иванова, у писательницы Елены Тагер[113], у художника Нестерова и в некоторых других местах, которые сейчас вспомнить не могу.

Остальные процитированные здесь стихи незаконченные. В процессе работы над ними я зачитывал отдельные места — в том числе и стихи о Беломорском канале — проживающему со мной в одной комнате поэту Пулину. Некоторые незаконченные мои стихи взял у меня в мое отсутствие поэт Павел Васильев. Полагаю, что в числе их была и «Песня Гамаюна»…

Поступок Павла Васильева упомянут здесь не случайно. Клюев, видимо, считал его виновником своего ареста. Он взял у Клюева стихи, которые были поставлены ему в вину, взял без разрешения. И он же, как мы знаем, рассказал своему родственнику Гронскому что-то такое, что дало повод тому позвонить Ягоде. Можно предполагать, что это что-то касалось не только интимной жизни Клюева, но и его крамольных стихов, таких как «Песня Гамаюна».

Свои показания Клюев подтверждает стихами — потому они и сохранились в деле, не были уничтожены, что служили доказательством его антисоветских взглядов. Так же было и с Мандельштамом. Оба поэта дали следствию неопровержимую улику — свои поэтические строки — и тем выдали себя с головой, потому что дышали, страдали и мыслили стихами. Да и как может быть иначе: искренность — природа поэзии!

За время работы в архивах Лубянки передо мной прошли десятки писательских судеб. По-разному вели себя люди, попадая в руки Органов. Одни сразу, послушно давали любые показания, даже и без особого нажима каялись в несуществующих грехах. Другие сдавались на каком-то этапе следствия, не в силах противостоять насилию. Третьи меняли тактику и, дав требуемые показания, отрекались от них во время суда.

И только Клюев и Мандельштам вели себя на следствии бескомпромиссно и твердо. Самые хрупкие, казалось бы, поэтические души оказались и самыми стойкими. Их можно было или уничтожить, или принять такими, какие они есть. Конечно, высокий дух — сам по себе сила. И чем талантливей человек, чем ближе к гениальности, тем он и более целен, тем ему труднее продать душу дьяволу — ибо душа уже принадлежит другому, высшему.

И еще одно — глубокая религиозность Николая Клюева. Твердая точка опоры в Боге — в противовес земному шатанию.

К протоколу допроса Клюева приложен цикл его неопубликованных, неизвестных доселе стихов «Разруха». Сердцевина его — «Песня Гамаюна» — грозное пророчество, обращенное в будущее, прямо в наши дни. Ничего подобного по степени мистического прозрения нет не только в русской поэзии, но, кажется, и во всей мировой. Клюев возвращает нас к древним, античным представлениям о поэте-пророке, доказывает, что это — не метафора, не гипербола, а дар Божий, ниспосланный человеку.

ПЕСНЯ ГАМАЮНА

К нам вести горькие пришли,
Что зыбь Арала в мертвой тине,
Что редки аисты на Украине,
Моздокские не звонки ковыли
И в светлой Саровской пустыне
Скрипят подземные рули!
К нам тучи вести занесли,
Что Волга синяя мелеет
И жгут по Керженцу злодеи
Зеленохвойные кремли,
Что нивы суздальские, тлея,
Родят лишайник да комли!
Нас окликают журавли
Прилетной тягою впоследки.
И сгибли зябликов наседки
От колтуна и жадной тли,
Лишь сыроежкам многолетки
Хрипят косматые шмели!
К нам вести горькие пришли,
Что больше нет родной земли,
Что зыбь Арала в мертвой тине,
Замолк Грицько на Украине
И Север — лебедь ледяной —
Истек бездомною волной,
Оповещая корабли,
Что больше нет родной земли!

Гамаюн — птица вещая. Ужас охватывает, оторопь берет, когда читаешь эти строки, видишь страшную картину, написанную поэтом огненными мазками. Она не только в стихах Клюева — но и в теперешней жизни, наяву. Уже шесть десятилетий назад предвидел поэт ту катастрофу, которая постигла русскую землю в наше время: и оскудение народного духа, песенного творчества, и гибель природы — уничтожение нив, лесов, рек и птиц. И только шесть десятилетий понадобилось для этого советской власти!

«К нам вести горькие пришли, что зыбь Арала в мертвой тине…» Как мог поэт предугадать обмеление и высыхание Аральского моря из-за варварского строительства многочисленных отводных каналов, случившиеся теперь?

Или: «И Север — лебедь ледяной — истек бездомною волной…» Что такое эта «бездомная волна» Севера? Уж не экологическое ли бедствие от безрассудной правительственной затеи переброса наших северных рек на юг, в пустыни Средней Азии? Она и поныне продолжает висеть над нами, эта угроза, — отсроченный, но неотмененный, время от времени снова возникающий в устах политиков призрак — безумнейший проект века. О том же — сон Клюева, записанный в 20-х годах, экологическое предчувствие: «Ушли воды русские, чтобы Аравию поить».

Еще вчера мы не смогли бы расшифровать клюевскую строку: «И в светлой Саровской пустыне скрипят подземные рули…» И лишь во времена гласности стало известно, что в заповедном местечке Нижегородского края — Саровской пустыни, где когда-то подвижничал святой Серафим Саровский, разместился секретный город Арзамас-16, в котором — на земле и под землей — создавалось оружие для атомных подводных лодок. Именно здесь почти двадцать лет проработал академик Сахаров. Так вот скрип каких подземных рулей слышал Николай Клюев!

Подобными пророчествами полны и другие стихи поэта, открывшиеся в лубянском досье. Тут и «черные вести» несущий «скакун из Карабаха» — о войне в Нагорном Карабахе следили мы с болью и тревогой по телевизионным вестям. Тут и великие сибирские реки Иртыш и Енисей, которые «стучатся в океан, как нищий у дверей…» Не мы ли — богатейшая в мире по природным ресурсам страна — выпрашивали помощь у мира? И разве не о нас всех в грозный час Чернобыля — вещее слово поэта?

…Тут ниспала полынная звезда, —
Стали воды и воздухи желчью,
Осмердили жизнь человечью,
А и будет Русь безулыбной,
Стороной нептичной и нерыбной!..

Мотив, восходящий к Апокалипсису: «И упала с неба большая звезда. Имя сей звезде полынь». Одно из народных названий травы полыни — чернобыль.

Понятно, почему стихи Клюева до сего времени были запрятаны от народа за семью замками и печатями. Как понятно и то, почему за них поэт был навсегда изъят из жизни.