Газета Завтра Газета - Газета Завтра 415 (46 2001)

• Название: Газета Завтра 415 (46 2001)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

По грехам нашим на нашу страну

Попусти Господь такову беду.

Облак темныи всюду осени,

Небо и воздух мраком потемни,

Солнце в небеси скры своя лучи,

И луна в ночи светлость помрачи,

Но и звезды вся потемниша зрак,

И дневныи свет преложися в мрак.

Тогда твари вся ужаснушася,

Но и бездны вся содрогнушася,

Егда адский зверь ея разреши,

От заклеп твердых нагло изскочи,

О коль яростно испусти свой яд

В кафолическии красный вертоград!

Зело злобно враг тогда возреве,

Кафоликов род мучить повеле.

Святых пастырей вскоре истреби,

Увы жалости! огнем попали.

Четы иноков уловляхуся,

Злым казнением умерщвляхуся,

Всюду вернии закалаеми,

Аки класове пожинаеми.

Тогда вернии горко плакаху,

Зело жалостно Богу взываху:

"Время лютости, Боже, сократи,

От мучительства злаго защити,

Аще не Твоя помощь сохранит, —

И избранных всех адский змий прельстит".

Ох, увы, увы, лютых тех времен,

Ох, увы, увы, скорбных оных дней!

Како лютый зверь сад наш погуби,

Все древесия вскоре попали!

Аще помянем благочестие

И пресветлое правоверие,

Егда процветал крин церковныи.

Зело облистал чин священныи,

То не можем быть без рыдания

И без скорбнаго воздыхания.

Ох, увы, увы, благочестие,

Увы, древнее правоверие!

Кто лучи твоя вскоре потемни,

Кто блистания тако измени?

Десятьрожныи зверь сие погуби,

Седмоглавный змий тако учини.

Весь церьковный чин зверьски истреби,

Все предания злобно истреби.

Церькви Божии осквернишася,

Тайнодействия вси лишишася.

Но и пастыри попленилися,

Жалом новшества умертвилися.

Зело горестно о сем плачемся,

Увы, бедне вси сокрушаемся,

Что вси пастыри просмрадилися,

В еретичестве потопилися.

Оле бедствия нам без пастырей,

Оле лютости без учителей!

По своей воли вси скитаемся,

От зверей лютых уязвляемся.

Всюду, беднии, утесняеми,

От отечества изгоняеми.

За грехи наши днесь родилися,

В таковы беды попустилися.

Почто в юности мы не умрохом,

В самой младости вси не успохом!

Избежали бы сих плачевных дней,

Не видали бы лютых сих времен.

И мы горце вси выну плачемся,

Преболезненне сокрушаемся.

Вавилонская любодеица

И сквернавая чародеица

Представляет нам чашу мерзости

Под прикрытием малы сладости.

И мы слабии тем прельщаемся,

Сластолюбием уловляемся.

Увядает днесь благочестие,

Процветает же все нечестие.

Лжеучители почитаются,

На кафедрах вси возвышаются.

Верных собори истребляемы,

Сонмы мерзос

тей умножаемы.

Вся пророчества совершаются,

Предсказания скончеваются.

И чего еще хощем ожидать,

Посреде мира долго пребывать?

Уже жизнь сия скончевается,

И день судныи приближается.

Ужаснись, душе, суда страшнаго

И пришествия всеужаснаго.

Окрились, душе, крилы твердости,

Растерзай, душе, мрежи прелести,

Ты пари, душе, в чащи темныя,

От мирьских сует удаленныя.

Постигай мало верных мал собор,

Укрывающися посреди холмов.

Не страшись, душе, страха тленнаго,

Но убойся ты огня вечнаго.

Изливай, душе, реки слезныя,

Простирай к Богу мольбы многия,

Крепко на Него всегда уповай,

Во веки веком Его прославляй.

Полный текст — в “ДЛ” № 12

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 50 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

51

[email protected] 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

РУССКИЙ ПОРТРЕТ: XXI ВЕК (Московский живописец Илья КОМОВ в гостях у “Завтра”)

— Я считаю, что ХХ век был веком экспериментов, появилась масса новых возможностей в искусстве: фотография, кино, компьютер, Интернет. Изобразительное искусство потеряло свою уникальность как носитель зрительной информации, и, как кажется, именно от этого был такой насыщенный поиск в ХХ веке. Искусство обретало самоценность, отсюда такой интерес к пластике. Это был ни в коем случае не кризис, но век переосмысления, переходный период. И я убедился, что искусство во все времена очень цельно. Для меня было потрясением пребывание в Италии в момент моего наибольшего увлечения течениями ХХ века. Когда я увидел там фрески и картины Джованни Беллини и Карпаччо, скульптуру Микеланджело, я вдруг понял, что они-то и есть самые настоящие авангардисты. Они абстрактной формой владели так же виртуозно, как и рисунком, и с такой точки зрения я осознал формулу "вечное искусство". Все вопросы были поставлены еще тогда, и тогда же на них были даны ответы. В те же дни я попал в Музей современного искусства Пегги Гуггенхайм, где увидел и Брака, и Пикассо, и других — от них было более слабое впечатление. А когда я вернулся домой, почти сразу съездил в Ферапонтов монастырь и убедился, что Дионисий на самом деле выше, чем Рафаэль, чем все Возрождение. Я не представлял себе лучших ответов на свои формальные запросы в современном искусстве. И это было дополнительным толчком для меня, после которого я почувствовал, что будущее за фигуративным искусством, но, видимо, оно будет иным, чем в ХХ веке, чем в предыдущие столетия, что это будет синтез. Вот пример: меня всегда одновременно трогало искусство Серова, Матисса и Кандинского, моих любимых художников...

При кажущейся полярности этих художников у них есть общее, и синтез здесь вполне возможен. Но это опять-таки дается не путем логических размышлений... В процессе работы я почувствовал это на кончике своей кисти.

— Сказать, что кто-то меня дидактически наставлял, что нужно любить Россию, русское искусство, я не могу. Все было достаточно естественно, органично.

В юности, как у всякого художника, у меня было много всяческих предпочтений. В том числе я ведь очень интересовался западным искусством, особенно начала века, и даже порой больше, чем русским. Однако это саднящее ощущение родного ландшафта подсознательно было у меня всегда.

Долгое время мой внутренний мир не мог найти адекватного выражения в искусстве. В живописи я старался глубже овладеть формой, и в то же время меня тянуло к людям, волновала уникальность каждой человеческой судьбы. Я даже в журналистике себя пробовал… Но наконец эти два вектора встретились, объединились и дали какое-то новое для меня качество — портрет. И еще исключительно важными оказались встречи с простыми русскими людьми, когда я работал в Переславле.