Светлана Багдерина - Не будите Гаурдака

• Название: Не будите Гаурдака
• Автор: Светлана Багдерина
• Издательство: Журнал «Самиздат»
• Жанр: Фэнтези

Еженедельный прием населения Лукоморья по личным вопросам подходил к концу, когда в зал аудиенций уверенно спотыкающейся поступью вошел тот, кого царь Василий ждал и хотел увидеть меньше всего. На следующий день царский дворец был поднят по тревоге: ночью, а может, вечером, хотя, не исключено, что и днем, нелогично, таинственно и внезапно пропал младший брат царя, Иванушка. Красна душа-девица царевна Серафима, супруга потерявшегося Ивана, и Масдай, старый ворчливый ковер-самолет, стряхнув назойливых придворных и нафталин, срочно вылетают на поиски. Предстоит ли им спасти Белый Свет, или снова стать посмешищем Пяти Родов — наследников Выживших, изгнавших тысячу лет назад полубога-полудемона Гаурдака из их мира?

---

Ибо и оружие, и позы, и физиономии окруживших их людей говорили, что лозунгом сего жилища является незатейливая мудрость «Хороший гость — мертвый гость».

— Э-э-то… кто?.. — усиленно моргая, слабо попыталась приподняться слегка контуженная ударом о гранитные плиты двора Серафима.

— Эт-то… они?.. — неуверенно прокряхтел Агафон, лихорадочно пытаясь нащупать среди мешанины частей тел кучи-малы порученную ему новую лютню, протирание глаз и выплевывание песка оставив на потом.

Клинки ножей, занесенные для приветственного (Он же прощальный) удара, тускло сверкнули в затянутом бурей полуденном солнце…

— Это они!!! — запорошенные пылью очи Селима расширились до предела, и рука его метнулась к поясу, вырывая из ножен трофейный кинжал.

Стражник перекатился на колени, готовый купить лишнее мгновение жизни своих друзей ценой жизни собственной…

И с изумлением увидел, как лица встречающей делегации расплылись в улыбках, а смертоносная сталь — красно-черная, как и у него — безвредно и тихо вернулась на свое место.

— Так это ты, Абдурахман Серебряный Кулак? — выступил чуть вперед человек с густой короткой черной бородой, покрывающей его лицо вплоть до глаз, словно маска из гуталина.

— Э-э-э… я… — сглотнув сухим горлом остатки песка во рту, нервно кивнул Селим, хотя испуганная душа его из пяток вопила дурным голосом: нет, это не я, прирежьте меня так, чтобы я не мучился!..

— А мы уж думали, что ты к нам не прибудешь! — покачал головой его товарищ справа.

— Я… тоже так думал… — вполне искренне отозвался Охотник.

Первый достал из-под складок плаща какую-то бумажку с привязанным карандашом, и деловито что-то то ли подчеркнул, то ли вычеркнул.

— Ты не признал своих, что ли — за оружие хватаешься? — тонко усмехнулся между тем третий.

— Вы-то своих больно признали, — недовольно пробурчала Сенька, больше всего которую подмывало спросить: «А ваши свои — это кто?»

— Мы думали… что к волшебникам… попали… — тоже ничуть не лукавя, хмуро сообщил Агафон.

— Д-да… — покачал головой первый. — В такую погодку в Лукоморье занесет — и не поймешь, пока зад ко льдине не примерзнет…

— А это кто с тобой, Абдурахман? — спохватился четвертый.

— А-а-а… это… жена моя… Салима… И наемный музыкант. Заграничный. Звать Кириан Златоуст.

— Так ты свои вирши будешь под музыку читать?! — вытаращила глаза доселе невозмутимая, как сто улиток, команда.

— Свои вирши?.. — шире их глаз открылся рот Селима, невзирая на непрекращающуюся опасность словить за секунду не меньше стакана песка.

— Ну да!

— Или ты правила состязания поэтов забыл?

— Представленные на суд жюри стихи должны принадлежать только твоему перу!

— С плагиаторами у нас разговор короткий! — сообщил первый, и все трое гостей, моментально и без дополнительных убеждений, слову его поверили.

— Д-да нет… свои… Конечно свои! — возмущенно надул щеки стражник. — Чужих стихов на дух не надо, но и своих не отдадим!.. Когда начало? Я готов!

Второй сощурился на небо, туда, где, по его мнению, должно было сейчас находиться солнце, встретил глазами лишь песочную круговерть, пожал плечами и задумчиво проговорил:

— Полагаю, часа через два. Ты успел как раз вовремя. У вас есть время, чтобы совершить омовение, перекусить, настроить ваш… э-э-э?..

— Лютню, — поспешно подсказал его премудрие.

— Да, ее… И старейшина Муталиб, — голос говорящего почтительно понизился, словно на Белом Свете уже лет сто как не оставалось человека, не ведающего, кто есть такой сам старейшина Муталиб, — даст сигнал начинать.

— Как? Сам старейшина Муталиб? Не могу поверить! — не удержавшись от ехидства, сделала большие глаза Сенька, и тут же прикусила язык.

Но люди в черном, казалось, ее неосмотрительной язвительности не заметили.

И даже напротив — приняли за чистую монету.

— Состязание восхваления кинжала — любимое детище старейшины Муталиба, — торжественно проговорил первый.

— Ибрагим, время идет, пусть Абдурахман подготовится — он и так прибыл на день позднее остальных приглашенных, — вполголоса проговорил на ухо командиру второй, и тот, кого назвали Ибрагимом, согласно кивнул.

— Пусть подготовится. Ведь меньше двух часов осталось… Вахид, проводи Абдурахмана и его свиту в отведенную им келью. А за десять минут до начала зайди за ними — сами они тут заблудятся.

— Вас понял, преподобный Икрам, — почтительно склонил голову второй. — Пойдем, гости. Надо поторопиться. Если, конечно, Абдурахман не хочет выступать со ртом и глазами, забитыми песком.

Не успела дверь крошечной комнатушки, похожей больше не на келью, а на тюремную камеру, захлопнуться за Вахидом — человеком без возраста, с любезно улыбающимся ртом и холодными мертвыми глазами — как ноги Селима подкосились, он привалился к ней, придавливая спиной, и с душераздирающим стоном съехал по гладко отполированному черному дереву на пол.

— Премудрый Сулейман… Премудрый Сулейман… Пожалей нас, грешных… За какие провинности… Премудрый Сулейман…

— Селим, колись: во что мы вляпались? — содрала с себя пропыленный насквозь балахон Сенька и тревожно уставилась на старого стражника.

— Кто это был? — спросил Агафон, нервно оглядывая окружающие их голые стены, такие же голые кушетки, наводящие на мысль о медицинском кабинете, жестяной рукомойник и маленькое, затянутое бычьим пузырем вместо стекла окошечко.

— Ассасины… — тоскливым шепотом, жалобно взирая в потолок, словно рассчитывая, что премудрый Сулейман услышит его сетования, спустится оттуда и заберет их, проговорил Охотник. — Самое их логово… Осиное гнездо… Штаб-квартира, как они это называют… на своем жаргоне… Всего по Сулейманскому полуострову их около двух десятков… говорят…

— Кто говорит?

— Те, кто пообщался с ними и остался в живых, полагаю…

— А кто они вообще такие?

— Орден убийц, если не углубляться в отвлекающие от сущности подробности. Некоторые из них служат правителям в качестве исполнителей секретных приговоров… не совместимых с жизнью, — не повернулся язык у Селима выговорить нависшее над их злополучными головами слово на букву «с» из почти суеверного страха накликать раньше времени.

— Масдай? — вопросительно уставилась царевна на примолкший на одной из кушеток ковер. — И это, по-твоему, и есть место твоего рождения?

— Колдуны где?! — возмущенно потребовал ответа чародей.

Если бы это было возможным, то старый заслуженный ковер сейчас покраснел бы еще больше, чем позволял ему узор, и сконфуженно опустил глаза.

— Э-э-э… я был уверен, что это оно… училище… Типовой проект постройки… чтоб его моль съела… Перепутал… Но в прошлый раз — честное слово! — оно было где-то на этом месте… — смущенно пробормотал он и умолк, давая понять, что больше вариантов и комментариев на эту тему от него ждать бесполезно.

— Угу, на этом… — мрачно кивнула Серафима. — Только вчера встало и ушло.

Масдай обиженно шевельнул кистями, но не сказал ничего.

— Ну, и что делать будем? Чего они от тебя хотят-то, Селим, что-то я не очень понял? — волшебник воззрился на стражника, застывшего на полу, как сестрица Аленушка на бережку — с коленями под подбородком и неисправимо-скорбным выраженьем на лице.

— Они приняли нас… меня… насколько я понял… из-за кинжала того ассасина, которого ты отправила в лучший из миров, о воинственная пэри… за какого-то Абдурахмана, участника состязания поэтов-ассасинов… — убито сообщил сулейманин.

— Убийцы, которые пишут стихи?.. — заморгал недоверчиво маг.

— Да, о любопытный чародей, — закивал Селим. — Ты видел, что изображено на клейме клинка? Кэмель, крылатый верблюд, а в руках его — кинжал!

— И что это означает? — объяснение не натолкнуло любопытного чародея ни на одну идею.

— В Сулеймании крылатый верблюд — не только символ поэтического вдохновения, но и смерти, которая прибывает на нем за умершим и уносит душу его туда, куда он заслужил — в бесконечные пески забвения, в подземелья вечных мук, или на облака непрекращающегося блаженства…

— А кинжал ему зачем? И руки?

— Кто-то говорит, что кинжалом он убивает плохих поэтов…

— Логично, в копытах толком даже дубину не удержишь, не только кинжал, — согласилась Сенька. — А поэтам, опять же, стимул для роста над собой.

— …А некоторые полагают, что кинжалом — в роли скакуна Смерти — он перерезает нить жизни, чтобы его хозяин мог спокойно забрать отделенную от тела душу.

— Познавательно, — одобрительно кивнула Серафима. — А почему кинжалы ассасинов черно-красные?

— Потому что Кэмель — красного цвета, с черными крыльями.

— Концептуальненько…

— Но какое это имеет отношение к нам? — нервно и чуть раздраженно прервал экскурс в историю сулейманской мифологии и религии волшебник.