Марта Кетро - Плохие кошки

• Название: Плохие кошки
• Автор: Марта Кетро
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41557-9

Думаете, плохих кошек не бывает? Они ведь ужасно миленькие, да? В таком случае, вы их мало знаете!

Кошки-хулиганы, домашние тираны, манипулирующие людьми; Кошки-призраки, ведьмы и оборотни;

Кошки-инопланетяне;

Кошки — яблоки раздора, оказавшиеся не в том месте не в то время; и многие другие — в сборнике «Плохие кошки».

Двадцать авторов из разных стран рассказывают, какими роковыми могут быть наши любимые пушистые котики. Мы надеемся, что всё это вымышленные истории, но на всякий случай: не показывайте эту книгу вашей кошке!

---

— Напрасно не веришь, сама подумай.

«Так, еще и жирный Лаван телепат. То есть я хотела подумать, корпулентный», — мысленно поправилась я на всякий случай.

Он тем временем продолжил:

— Кошки — это единственные существа, которые кажутся людям совершенными в каждое мгновение жизни. Даже старые, даже когда орут под окнами, даже когда копаются в лотке, — они выглядят чертовски красивыми. Естественными. Изящными. Идеальными.

— Дык искусственный отбор же, люди тысячелетиями оставляли лучших, остальных топили.

— Собак тоже отбирали, но им далеко до кошачьей грации. И далеко до того обожания, которое люди испытывают к кошкам. Котики лишают человека рассудка, превращая в слюнявого от умиления идиота. Размягчают сердца и расслабляют кошельки.

— Ой, Лаван, сколько можно потратить на животное? — возразила я.

— Не, я к тому, что кошки продают. Что угодно, украшенное изображением котика, становится в два раза желанней, чем такая же вещь без него. Рекламу посмотри. На книжные обложки и открытки. В сумку загляни, там наверняка что-то найдется.

— Вообще-то… — я покосилась на свою хэнд-мейдную сумочку, украшенную аппликацией в виде трех кошачьих силуэтов, ага, и чехол для телефона тоже. И на ключах фигурка.

— Вооот! — хором пропели Джин и Лаван.

Но к чему это они? Ладно, продолжим:

— Допустим, людям в ходе эволюции стало казаться красивым то, что полезно, — как большие сиськи. Кошки же мышеловы.

— Но коров и кур мы особо симпатичными не считаем, а уж от них пользы гораздо больше.

— Мы их едим все-таки, было бы слишком большой травмой, если бы каждый раз приходилось забивать что-нибудь настолько милое.

Джин хихикнула, но не согласилась:

— И снова собаки: они полезней, но не привлекательней для нас. Нет, есть еще один ответ. Человек считает кошку прекрасной, потому что он создан так, чтобы считать ее прекрасной. Заточен.

— А, слыхала. Пару фантастических книжек читала точно. Правда, на роман идея не тянет, но в рассказах проскальзывало. Бог есть кот, а люди — слуги его.

— И чем тебе не нравится эта теория?

— Да я прям даже и не знаю. Отличная, как ни глянь. И почему египтянам надоела их богиня, не пойму.

— Возможно, Баст их просто покинула.

— Ага, ее евреи забрали, когда уходили. И вообще, Моисей был кот, и сорок лет искал место, где ему будет уютно, — это так по-кошачьи. Жаль, остальное человечество не в курсе.

— Кошки не ищут навязчивого обожания, но они везде и всегда в центре внимания. В центре мира.

Тут вмешался Шахор:

— Да хватит уже, сама разберется, — я только изумленно покосилась — и он туда же?

— Уж конечно, разберется, — снова хихикнула Джин. Не нравится она мне. Но тут Шахор встал и потянул меня к себе.

— Пойдем.

Я с удивлением поняла, что голова слегка кружится и ноги слабы, но вряд ли это был чай, скорей утомление, темнота, запахи, мужчина, город, синие сполохи, ночные цветы, гладкая кожа травяная горечь, мягкий плед, шепот, жесткие волосы под пальцами, солоноватый поцелуй, серые и розовые искры, скользкая от пота спина белые зубы, тягучий вопль, мятный аромат, рычание, черная шерсть на груди, шелковая простыня, укушенная шея, сладость, острые когти, желтые глаза капли крови, полет и падение. А потом я уснула.

Сад на рассвете, омытый ночным дождем, серебрился и пах свежестью, птицы просыпались одна за другой, но густые темно-зеленые кущи гасили щебет, мир был новеньким и тихим в это утро.

Хава вышла на крыльцо, неся несколько больших тарелок с вареной печенью и сырой говяжьей вырезкой. За множество лет она научилась удерживать их с безупречной ловкостью, но так и не привыкла к бесконечной любви и к радости, которые затопляли ее сердце всякий раз, когда совершался ритуал. Ей даже не понадобилось звать: со всех концов сада потянулись они — рыжие, белые, пятнистые, черные, и эта новенькая, серая. Хава опустилась на колени, поставила тарелки и привычно начала называть: джинджит, лаван, менумар, шахор.[1]

— И Афора, — сказала она. — А фора.

И погладила меня между ушами.

Виктория Лебедева МЕРЗИК

Когда Мерзик появился в М-ском драматическом театре, был он совсем крошечным котеночком и легко умещался на ладони. Да и ладонь-то была Леночкина. Прозрачная, узенькая кукольная ладошка. Слепенький Мерзик лежал на ладони, точно в люльке, и его тощий черный хвостик спускался между изящными наманикюренными пальчиками. Хвостик мелко подрагивал, а сам Мерзик жалобно пищал и пытался встать на лапки, но они разъезжались, и холодный мокрый нос тыкался Леночке в запястье.

— Ну Леонид Ильич! Родненький! Ну пожалуйста! — Леночка умоляюще смотрела на Шокина снизу вверх, и глаза у нее были голубые-голубые, как весеннее небо и как новое бархатное платье престарелой примы Полянской, пошитое к премьере Островского. — Дорогой Леонид Ильич!

На «дорогого Леонида Ильича» Шокин непроизвольно поморщился. Леночке что? Леночка родилась в начале девяностых и «дорогого Леонида Ильича» не застала, а предпенсионный Шокин еще в школе немало настрадался от одноклассников, дразнивших его Брежневым, Генсеком и Бровями. Последнее, впрочем, было справедливо. Брови у Шокина были что надо. Кустистые такие темные брови, сходящиеся над переносицей. Шокина в театре недолюбливали и боялись. А за что, собственно? За то, что не сложилось карьера и вынужден был сидеть помрежем при двадцативосьмилетнем сопляке со столичным скороспелым образованием? При таком раскладе у кого хочешь характер испортится.

— Ну Леони-ид Ильи-ич! — капризно тянула Леночка. — Ну пожа-алуйста! Смотрите, какой он хоро-ошенький! Ма-аленький!!!

— Не положено! — чеканил Шокин.

— А он вам мышей ловить будет!

Шокин с сомнением оглядел дрожащую тварь, которая возилась у Леночки на ладони.

— Потом, когда вырастет!

Мыши в М-ском драматическом были матерые. Они поджирали продукты, неосмотрительно оставленные в шкафах, портили декорации и реквизит и однажды свили гнездо в буклированном парике, завалившемся за стеллажи в костюмерной.

— С режиссером вон договаривайтесь, я-то при чем? — буркнул Шокин.

Леночка виновато потупилась. Сразу стало понятно, что уже спрашивала — а режиссер-то, при всей симпатии к Леночке, не позволил. Виноватый Леночкин вид решил дело, и Мерзик был принят в театр на должность мышелова. Потому что этот молокосос, возомнивший себя Немировичем-Данченко, должен знать, кто на самом деле в театре хозяин!

Мерзик был кот трудной судьбы. Он был рожден на городской помойке за дальними контейнерами, и мама его никогда не любила, а, наспех вылизав и несытно покормив с неделю, сгинула в неизвестном направлении. Это была совсем юная и глупая самочка, напрочь лишенная материнского инстинкта. Она принесла единственного котенка в помете, да и с тем не справилась.

Мерзик, брошенный на помойке, мерз и голодал почти сутки. Он кричал, насколько хватало слабых легких, и пытался ползти куда-то, бессильно подгребая передними лапками и отталкиваясь задними. Тут его и услышала Леночка. И полезла за контейнеры посмотреть. И спасла несчастного Мерзика.

Домой его было нельзя — Леночке и еще двум девушкам из труппы театр снимал служебную квартиру. Запрет на домашних питомцев с хозяевами был обговорен особо, и это не обсуждалось. Но бросить маленькое беспомощное существо не поднялась рука, поэтому Леночка принесла котенка в театр.

Леночка, с такими-то глазами (не говоря уже про ножки и бюст), по амплуа была героиня. И у нее тоже была трудная судьба. Вернее, не трудная, а просто не слишком легкая. Так всегда бывает, когда девочка вырастает сразу и умненькой, и красивой. И понимает — сколько зла вокруг, сколько зла! С работой, впрочем, складывалось довольно удачно. Звезд с неба никаких не было, но на уровне М-ского театра Леночка довольно быстро заняла свою нишу и прочно утвердилась вторым номером после престарелой примы Полянской. Стоит ли говорить, что театральные дамы ее не любили? Наверное, нет. И если бы им выпал случай, не преминули бы устроить так, чтобы эта смазливая выскочка потеряла позиции. Вот только случай не подворачивался. Чего только ни делали: звонили перед генеральной репетицией и врали, что она перенесена на полтора часа, аккуратненько подпарывали под мышками узкие театральные наряды, чтобы при любом неосторожном движении те поползли бы по швам прямо во время спектакля, и однажды подсыпали молотого черного перца в грим — то-то был скандал. Виновных так и не вычислили, но с тех пор Леночка была всегда настороже и никому, никому в театральном мире не доверяла. Даже новому молодому режиссеру, который ей явно симпатизировал и все чаще давал первые роли, приводя тем самым престарелую приму Полянскую в холодное бешенство.