Стивен Кинг - 11.22.63

• Название: 11.22.63
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Альтернативная история

22 ноября 1963 года — дата убийства Джона Кеннеди. Прозвучали три выстрела — и мир изменился навсегда.

Настоящее. Узнав, что в баре его приятеля расположен портал в 1958 год, обычный учитель Джейк Эппинг не может устоять от соблазна начать новую жизнь в рок-н-рольные времена Элвиса Пресли. Разве гостю из будущего тяжело познакомиться с отшельником Ли Харви Освальдом и помешать ему убить президента? Но следует ли играться с прошлым? Каким будет мир, в котором Кеннеди выживет? Читайте новую книгу Стивена Книнга — 11/22/63.

****

Герой книги 35-летний учитель Джейк Иппинг узнает, что в кладовой комнате его друга находится портал в прошлое, в 1958 год. Вместе они решают совершить невозможное — шагнуть в прошлое и изменить ход истории — спасти от смерти президента Джона Кеннеди. И вот для Джейка на дворе 1958 год, но все идет по другому, Джейк сталкивается с другим убийцей, покалечившим судьбу одного из его учеников, это приводит к необратимому изменению будущего…

Перевод с украинского — mmk1972

---

— Что? — у меня все похолодело.

— Когда он протрезвеет, он за ними будет тосковать. Он будет сожалеть, что такое наделал. Он будет страдать, что ничего не вернуть назад. — Теперь он говорил, чуть ли не шепотом, хрипло, безвольно. Так неизлечимо душевнобольные должны говорить сами с собой глубокой ночью, в таких заведениях, как «Джунипер-Хилл», когда слабеет действие лекарства. — Может, он не будет сильно убиваться за своей женой, но за детьми — очень, вероятно. — Он хохотнул и сразу же скривился так, словно от этого ему стало больно. — Ты мне тут, вероятно, сраного дерьма наплел, но знаешь что? Я надеюсь, что нет. Подождем и увидим, вот.

— Теркотт, там же невиновные дети.

— И Клара была такой. И маленький Мики. — Его плечи-тени поднялись и опустились, содрогнувшись. — Хер с ними.

— Вы не должны так…

— Заткни пасть. Подождем.

10

Часы, которые вручил мне Эл, имели флуоресцентные стрелки, и я с бессильным ужасом смотрел, как длинная опускается на дно циферблата, а потом начинает вновь карабкаться вверх. Двадцать пять минут до начала «Новых приключений Эллери Куина». Двадцать. Пятнадцать. Я попробовал заговорить, но Теркотт приказал мне заткнуться. Он все время тер себе грудную клетку, лишь ненадолго прервался, чтобы достать сигареты из нагрудного кармана.

— О, это дело, — заметил я. — Вашему сердцу это пойдет на пользу.

— Носок себе в глотку заткни.

Он вонзил штык в гравий, которым сзади был подсыпан гараж, и потертой зажигалкой «Зиппо» подкурил сигарету. В моментальной вспышке пламени я увидел, как по его лицу плывет пот, не смотря на то, что под ночь стало холодно. Казалось, его глаза еще глубже запали в глазницах, от чего лицо у него стало похожим на череп. Он затянулся, закашлялся дымом. Его худое тело дергалось, но револьвер оставался недвижимым. Нацеленным мне в грудь. Вверху всходили звезды. Уже без десяти минут восемь. Сколько успеет пройти фильма об Эллери Куине до прибытия Даннинга? Сочинение Гарри этого не сообщало, но я думал, что немного. Занятий в школе завтра нет, но Дорис Даннинг все равно не захочет, чтобы семилетняя Эллен возвращалась домой позже десяти, даже если она будет гулять вместе с Туггой и Гарри.

Без пяти минут восемь.

И вдруг меня пронзила идея. Яркая, как безоговорочная истина, и я поспешил ее произнести, пока еще не угасла.

— Ты ссыкло.

— Что? — выпрямился он, словно уколотый.

— То, что слышал, — перекривлял его я. — «Никто не имеет права убивать Фрэнки Даннинга, кроме меня. Он мой». Ты повторяешь это себе в течение двадцати лет, разве не так? И до сей поры им не занялся.

— Я тебе приказал заткнуться.

— Черт, да уже целых двадцать два! Ты не тронул его и тогда, когда он метелил Чеза Фрати, не так ли? Ты убежал, как маленькая девочка, и привел футболистов.

— Их там было шестеро!

— Конечно, но с того времени Даннинг сто раз был один-одинешенек, а ты даже банановой корочки ему не подбросил под ноги, чтобы он поскользнулся на тротуаре. Ты, Теркотт, сраное ссыкло. Прячешься здесь, как кролик в норе.

— Заткни глотку!

— Кормишь себя негодным дерьмом о том, что увидеть его в тюрьме — это самая лучшая месть, чтобы только не посмотреть в глаза тому факту, что…

— Заткни глотку!

— … что ты чудо в перьях без яиц, которое разрешает убийце своей сестры гулять свободно, где захочет, уже в течение двадцати с лишним лет.

— Я тебя предупреждаю! — он взвел курок револьвера.

Я ткнул себя в грудь большим пальцем.

— Давай. Стреляй. Люди услышат выстрел, приедет полиция. Даннинг увидит толпу и сразу же развернется, а в Шоушенке окажешься ты. Могу поспорить, у них там тоже есть фабрика. Ты сможешь там работать за никель в час, вместо доллара двадцати. И тебе это будет нравиться, так как ты не будешь должен объяснять самому себе, почему ты даже не постарался ничего сделать за все эти двадцать лет. Если бы была живая твоя сестра, она бы на тебя плюну …

Он дернулся с револьвером вперед, с намерением упереть его мне в грудь, но перецепился об тот чертов штык. Я отбил револьвер в сторону тыльной стороной ладони, и тот выстрелил. Пуля, наверное, зарылась в почву менее чем в дюйме от моей ступни, так как мою брючину обрызгало душем из мелких камешков. Я выхватил револьвер и направил на него, готовый выстрелить, если он сделает малейшее движение по направлению к упавшему штыку.

Однако он привалился к гаражной стене. Теперь обе его ладони прижимались к левой половине груди, а в горле глухо звучала икота.

Где-то неподалеку — на Кошут, не на Ваймор — завопил мужской голос: «Забавы забавами, ребята, но еще одна петарда, и я вызываю полицию! Так себе и учтите!»

Я выдохнул. Теркотт тоже выпустил воздух, но конвульсивными толчками. Икота не перестала, даже когда он сполз по стене гаража и распластался на гравии. Я поднял штык, подумал, не заткнуть ли его себе за пояс, но решил, что еще распорю им себе бедро, когда буду прорываться через живую изгородь: прошлое сопротивляется упорно, стараясь меня остановить. Вместо этого я закинул штык в темный двор, услышав глухой лязг, когда тот обо что-то ударился. Возможно, о собачью будку с надписью ЭТО ДОМИК ДЛЯ ВАШЕГО ПЕСИКА.

— Доктора, — прохрипел Теркотт. Глаза у него блестели, вероятно, полные слез. — Прошу, Эмберсон. Ужасно больно.

Вызвать «скорую». Хорошая идея. А следом совсем смешное. Я прожил в Дерри — в 1958 году — уже почти два месяца, но все равно полез рукой себе в правый передний карман брюк, где, если на мне не было пиджака, я всегда хранил мобильный телефон. Пальцы не нащупали ничего, кроме нескольких монет и ключей от «Санлайнера».

— Извините, Теркотт. Вы родились не в ту эпоху, где спасают мгновенно.

— Что?

Судя по моему «Бьюлову», Америка дождалась, и «Новые приключения Эллери Куина» сейчас уже в эфире.

— Держитесь, — бросил я и поперся через живую изгородь, свободной от револьвера рукой прикрывая себе глаза от подстриженных, острых веточек.

11

Посреди заднего двора Даннингов я перецепился о песочницу и, растянувшись во весь рост, оказался лицом к лицу с пустоглазой куклой, на которой, кроме короны, больше не было ничего. Револьвер вылетел из моей руки. Я на карачках полез его искать, думая что ни за что не найду; это последний трюк сопротивляющегося прошлого. Мелкий, по сравнению с приступом кишечного вируса и Билла Теркотта, но эффективный. А когда я его все-таки узрел на краю трапециевидной полосы света, которая падала из кухонного окна, я услышал звук автомобиля, который приближался по Кошут-стрит. Тот двигался намного быстрее, чем мог бы себе позволить здравомыслящий водитель на улице, полной детей в масках и с сумками. Я догадался, кто это мчится, еще раньше, чем завизжали тормоза и он остановился.

В доме № 379 Дорис Даннинг сидела с Троем на диване, в то время как по дому, в костюме индейской принцессы гарцевала Эллен, которой ужас как не терпелось уже идти. Трой только что сказал ей, что, когда они вернутся с Туггой и Гарри домой, он поможет им съесть конфетки.

— А вот и нет, наряжайся, и иди сам себе насобирай.

На это все рассмеялись, даже Гарри, хотя он как раз был в туалете, делая последнее перед выходом пись-пись. Так как Эллен была настоящей Люси Болл, она кого-угодно могла рассмешить.

Я хапнул револьвер. Он выскользнул из моих вспотевших пальцев и вновь оказался в траве. Голень в том месте, где я ей порезался о песочницу, буквально выла. По другую сторону дома хлопнула дверь машины, и быстрые шаги затопали по бетону. Припоминаю, я подумал:«Запри быстрей дверь на засов, мамочка, это не просто твой взбешенный муж идет; это само Дерри, оно приближается к порогу».

Я подхватил револьвер, пошатнувшись, поднялся на ноги, зацепился ступней об свою же ногу, и чуть было снова не упал, но удержал равновесие и бегом бросился к задней двери. На моем пути находилась ляда погреба. Я ее оббежал, уверенный, что, стоило мне на нее наступить со своим весом, как она проломится. Сам воздух, казалось, превратился в сироп, так, словно он тоже старался меня задержать.

«Пусть даже это меня убьет, — подумал я, — пусть даже это меня убьет, и Освальду все удастся, и погибнут миллионы. Пусть даже так. Так как это происходит теперь. И там они».

Задняя дверь замкнута. Я настолько был в этом уверен, что едва не покатился с крыльца, когда щеколда шевельнулась и они распахнулись наружу. Я вошел в кухню, где еще пахло тушеным мясом, приготовленным миссис Даннинг в ее духовке «Хотпойнт»[240]. В мойке было полно тарелок. На рабочем столе стоял соусник; рядом с ним блюдо с холодной лапшой. Из телевизора доносился трепетный звук скрипок — Кристи называла такое «музыкой убийства». Очень справедливо. На столе лежала резиновая маска Франкенштейна, которую, выходя на «козни или лакомство», собирался одеть Тугга. Возле нее — бумажная пузатая сумка со сделанной черным карандашом печатными буквами надписью: КОНФЕТКИ ТУГГИ. НЕ ТРОГАТЬ.