Стивен Кинг - 11.22.63

• Название: 11.22.63
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Альтернативная история

22 ноября 1963 года — дата убийства Джона Кеннеди. Прозвучали три выстрела — и мир изменился навсегда.

Настоящее. Узнав, что в баре его приятеля расположен портал в 1958 год, обычный учитель Джейк Эппинг не может устоять от соблазна начать новую жизнь в рок-н-рольные времена Элвиса Пресли. Разве гостю из будущего тяжело познакомиться с отшельником Ли Харви Освальдом и помешать ему убить президента? Но следует ли играться с прошлым? Каким будет мир, в котором Кеннеди выживет? Читайте новую книгу Стивена Книнга — 11/22/63.

****

Герой книги 35-летний учитель Джейк Иппинг узнает, что в кладовой комнате его друга находится портал в прошлое, в 1958 год. Вместе они решают совершить невозможное — шагнуть в прошлое и изменить ход истории — спасти от смерти президента Джона Кеннеди. И вот для Джейка на дворе 1958 год, но все идет по другому, Джейк сталкивается с другим убийцей, покалечившим судьбу одного из его учеников, это приводит к необратимому изменению будущего…

Перевод с украинского — mmk1972

---

— Не вы, — ответил я. — Вы герой.

— Да, — поддакнул он. — Не забудь бросить медаль в мой гроб.

Дорис качала своего мертвого сына. Рядом с ней ходил кругами Трой, крепко прижимая себе к груди головку Эллен. В нашу сторону он не смотрел, он, похоже, не осознавал, что мы тоже здесь. Маленькая девочка скулила.

— С вами все будет хорошо, — сказал я. Словно мог знать. — А сейчас послушайте меня, так как это важно: забудьте мое имя.

— Какое имя? Вы его никогда не называли.

— Правильно. И… вы знаете мою машину?

— «Форд». Голос у него садился, но глаза все еще цепко вглядывались в мои. — Красивый. Кабриолет. Двигатель восьмицилиндровый. Пятьдесят четвертого… или пятьде…

— Вы его никогда не видели. Это самое важное, Теркотт. Мне сегодня же надо из этой части штата перебраться южнее, поэтому, в основном, мне нужно ехать по шоссе, так как не знаю никаких других дорог. Если сумею добраться до центрального Мэна, я буду чистым и свободным. Вы понимаете, о чем я вам говорю?

— В жизни не видел твоей машины, — произнес он и подмигнул. — Ох, сука, как же оно болит.

Я приложил пальцы к его небритому, колючему горлу и пощупал пульс. Тот был быстрым и рваным. Вдали я услышал завывание сирен.

— Вы правильно все сделали.

Глаза его подкатились.

— Едва успел. Не знаю, о чем я думал. Вероятно, ополоумел. Послушай-ка, друг. Если тебя схватят, не говори им, что я… ну, ты понимаешь, что я…

— Никогда. Вы его остановили, Теркотт. Он был бешеным псом, и вы положили этому конец. Ваша сестра гордилась бы вами.

Он улыбнулся и закрыл глаза.

14

Я пошел в ванную комнату, схватил полотенце, намочил его в тазу и вытер свое окровавленное лицо. Бросил грязное полотенце в ванну, схватил еще два и вышел в кухню.

Мальчик, который меня и привел сюда, стоял на вытертом линолеуме рядом с печкой и смотрел на меня. Хотя уже прошло не менее шести лет, как он последний раз сосал свой большой палец, сейчас он это вновь делал. Широко раскрытые, серьезные глаза его залились слезами. Брызги крови заляпали ему щеки и лоб. Передо мной был мальчик, который только что пережил такое, что оставит в нем глубокую травму, но он же был и мальчиком, который вырастет, никогда не став тем, кого зовут Гарри-Шкреком. И не напишет ученического сочинения, которое заставит меня плакать.

— Кто вы, мистер? — спросил он.

— Никто, — прошел я мимо него к двери. Впрочем, он заслуживал большего. Сирены уже звучали рядом, но я обернулся. — Твой добрый ангел, — сказал я. И тогда проскользнул через заднюю дверь, в Хэллоуин 1958 года.

15

Дорогой по Ваймор-лейн в сторону Витчем, я увидел вспышки синих мигалок, которые мчались на Кошут-стрит, и продолжил путь. Через два квартала жилого района я повернул на Джерард-авеню. На тротуарах стояли люди, смотрели в ту сторону, где выли сирены.

— Мистер, вы не знаете часом, что там случилось? — спросил у меня какой-то мужчина. За руку он держал Белоснежку в кроссовках.

— Я слышал, что дети подрывали петарды, — бросил я. — Возможно, это послужило причиной пожара. — И я пошел дальше, стараясь припрятать левую половину лица, так как рядом стоял уличный фонарь, а мой скальп все еще сочился кровью.

Через четыре квартала оттуда я повернул на Витчем-стрит. На этой далекой от Кошут-стрит улице было темно и тихо. Все имеющиеся в наличии полицейские машины сейчас, несомненно, находились на месте происшествия. Хорошо. Я уже почти достиг угла Бульвара и Витчем-стрит, когда колени у меня сделались ватными. Я осмотрелся вокруг, не увидел ни одного Хэллоуиновского попрошайки и сел на бордюр. Я не имел права останавливаться, но должен был. Все, что было у меня в желудке, я вырыгал, хотя и ничего не ел целый день, кроме одного мизерного батончика (не мог даже припомнить, успел ли я его съесть весь, до того, как на меня напал Теркотт), и только что я пережил жестокую интермедию, в которой я был ранен — насколько серьезно, я до сих пор не знал. Выбор был простой: остановиться сейчас и разрешить своему телу перегруппироваться, или упасть в обморок на ходу. Я опустил голову между коленей и сделал серию глубоких, медленных вдохов, как когда-то научился на курсах Красного Креста, которые посещал еще в колледже, чтобы получить сертификат спасателя. Сначала я увидел голову Тугги Даннинга, как она взрывается под действием разрушительной центробежной силы тяжелой кувалды, и от этого моя вялость только увеличилась. Потом я подумал о Гарри, забрызганном кровью брата, тем не менее, никак более не пострадавшего. И о Эллен, которая не впала в кому, из которой ей никогда не выбраться. И о Трое. И о Дорис. Ее страшно сломанная рука может болеть весь остаток ее жизни, но, по крайней мере, у нее будет эта жизнь.

— Эл, я это сделал, — прошептал я.

Но что я наделал в 2011 году? Что я сделал нашему 2011 году? Это были вопросы, на которые еще надо было получить ответы. Если из-за эффекта бабочки случилось что-то ужасное, я всегда смогу вернуться назад и все стереть…разве что, изменяя направление жизни семьи Даннингов, я каким-то образом изменил заодно и направление жизни Эла Темплтона. Предположим, что харчевни больше нет на том месте, где я ее покинул? Предположим, окажется, что Эл никогда ее туда не перевозил из Оберна. Или вообще никогда не открывал никакой харчевни? В такое мало верилось…но я же вот сижу здесь, на бордюре в 1958 году, и кровь сочится из царапины на моей голове, подстриженной в 1958 году, в такое мне верится?

Я встал на ноги, покачнулся и отправился дальше. По правую сторону, дальше по Витчем-стрит, я видел вспышки и вращение огней синих мигалок. На перекрестке с Кошут-стрит собралась небольшая толпа, но все там стояли спинами ко мне. Церковь, где я оставил свою машину, находилась прямо через дорогу. «Санлайнер» теперь стоял одинокий на парковке, но на вид был в полном порядке; никакие Хэллоуиновские шутники не поспускали на нем шины. И тогда я заметил желтый квадратик под дворником на лобовом стекле. Мысленным взором я прыгнул к Желтой Карточке, и низ моего живота захолодел. Я выхватил этот листочек и, читая написанное на нем, облегченно выдохнул: ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К СВОИМ ДРУЗЬЯМ И СОСЕДЯМ НА СЛУЖБЕ В ЭТО ВОСКРЕСЕНЬЕ В 9 УТРА. НОВИЧКИ ВСЕГДА ПРИВЕТСТВУЮТСЯ! «ЖИЗНЬ — ВОПРОС. ИИСУС — ОТВЕТ».

— Я думал, что ответ — это тяжелые наркотики, и именно сейчас я бы чего-то такого употребил, — пробурчал я, открывая водительскую дверцу. Вспомнил о той бумажной сумке, которую я оставил под гаражом во дворе дома по Ваймор-лейн. Копы, которые будут обследовать окружающую территорию, на нее вероятно натолкнутся. Внутри нее они найдут несколько батончиков, и почти пустую бутылку каопектата… ну, и еще солидную пачку того, что готовилось стать памперсами для взрослых.

Я подивился, что они по этому поводу подумают.

Но ненадолго.

16

Когда я наконец-то добрался до шоссе, голова у меня болела уже бешено, тем не менее, даже если бы это происходило до наступления эры круглосуточных супермаркетов, я не уверен, что отважился бы остановиться; моя рубашка слева закоченела от крови. По крайней мере, я не забыл заправить бак.

Раз я попробовал подушками пальцев потрогать рану на голове, и был вознагражден такой вспышкой боли, что зарекся пробовать вторично.

Я все-таки остановился на площадке для отдыха за Огастой. Тогда уже перевалило за десять вечера, и там было пусто. Я включил верхний свет в кабине и проверил свои зрачки в зеркале заднего вида. На вид они были одинакового размера, что меня утешило. Возле мужского туалета там стоял торговый автомат со жратвой, который взамен десяти центов выдал мне шоколадное пирожное с кремовой начинкой. Я поглощал его, управляя машиной, и моя головная боль понемногу слабела.

Было уже за полночь, когда я оказался в Лисбон-Фолсе. Мэйн-стрит лежала пустой, но обе фабрики — Ворумбо и Американский известняк — громыхали полным ходом, пыхали и чавкали, выбрасывая свой смрад прямо в воздух и сливая свои ядовитые отходы прямо в реку. Грозди ярких огней делали их похожими на космические корабли. Я поставил «Санлайнер» возле «Кеннебекской фруктовой», где он будет стоять, пока кто-то не заглянет вовнутрь, где увидит пятна крови на сидении, водительской дверце и руле. И тогда уже вызовут полицию. Я допускал, что мой «Форд» будут обследовать на отпечатки пальцев. Существовала вероятность, что они будут идентичными тем, которые имел на себе один «полицейский специальный» револьвер 38-го калибра, найденный на месте убийства в Дерри. В Дерри может вынырнуть имя Джордж Эмберсон, а потом и здесь, в Лисбон-Фолсе. Но если кроличья нора все еще там, где я из нее вышел, после Джорджа не останется никаких следов, достойных следствия, а отпечатки пальцев будут принадлежать человеку, который не родится еще восемнадцать лет.