Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 2009 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №12 за 2009 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Повесть о настоящих людях

Когда в начале ХХ века ученые впервые узнали о лакандонах, то сочли их прямыми потомками древних майя, строивших в III—X веках города в джунглях Чьяпаса (нынешние развалины Бонампак и Паленке). Однако сейчас известно, что лакандоны пришли в эти места в XVIII веке из соседних областей

Хач виник, «настоящие люди» — так называет себя свободолюбивый народ, проживающий в джунглях южномексиканского штата Чьяпас. Пока ему еще удается хранить огонь своих древних традиций, но с каждым годом это становится все труднее. Причиной тому — отчасти благородные намерения защитников угнетенных: повстанцев-сапатистов и христианских миссионеров…

Водитель смотрит на часы: ровно 11 утра. Он дергает за веревочку, на которой болтается огромный медальон с изображением Богоматери. Пронзительный клаксон оповещает об отправлении. Несколько поворотов ключа в зажигании — и автобус трогается. Впереди пятичасовое путешествие под палящим солнцем.

Вскоре асфальтовое шоссе превращается в извилистую грунтовую дорогу. Словно маятник, автобус мерно покачивается с боку на бок, в такт ухабам. Одну за другой он медленно пересекает деревни цельталей — народности группы майя. Несмотря на жару, пассажиры пытаются закрыть окна. Напрасный труд: при каждом толчке внушительное облако пыли протискивается внутрь, проглатывая все на своем пути.

Когда-то весь этот район, отделенный от Гватемалы рекой Усумасинта, покрывал дремучий лес, зеленое сердце Мексики. Теперь, притом что официально природа всей этой зоны находится под охраной, многовековые джунгли уступают место полям и пастбищам.

Как и многие ее подруги, молодая лакандонка Ба хочет походить на героинь своих любимых сериалов. Ее мать и сын наблюдают за тем, как она прихорашивается перед зеркалом

После долгой разлуки

Тем временем мы въезжаем под тень огромных деревьев — добро пожаловать в заповедник Науа. Кому как, а мне пора выходить. Последний взгляд бросаю я вслед автобусу, продолжающему свой путь на восток к сапатистской деревне Сибаль. Гул мотора и песни ранчерас, всю дорогу стенавшие из динамиков о превратностях любви, наконец сменились блаженной тишиной. В течение нескольких секунд я оставался на месте и просто дышал влажным ароматом леса — словно исполняя некий ритуал. Потом, перекинув рюкзак через плечо, направился по дороге, которая за 20 минут привела меня в одну из трех деревушек племени лакандонов. Последние годы изменили ее так же, как и все остальные села на моем пути: те же дощатые или блочные дома,

рифленое листовое железо вместо крыш. Только нетронутая сельва вокруг пока остается прежней.

Как в каждый свой приезд, начиная с 1999 года, первым делом я зашел к comisario, «начальнику» общины, сообщить о прибытии. Чан Кин Хуан-Хосе (у лакандонов традиционно по два имени: индейское, указывающее на принадлежность роду, и испанское), с которым в прошлые приезды я успел подружиться, сдержанно улыбается: «Вот ты и вернулся. Я ждал тебя. Счастлив, что ты снова здесь».

И не говоря больше ни слова, уводит меня в свой дом, чтобы там же и повесить для меня гамак. Когда Чану Кину Хуану-Хосе было 12, он взял на воспитание трехлетнюю девочку Маргариту и растил ее как собственную дочь до тех пор, пока та не выросла. Тогда он на ней женился… Лакандоны — народ немногочисленный. Страх остаться вовсе без невесты долгое время заставлял молодежь поддерживать этот обычай, но сегодня он почти забыт. У пары родился сын, но очень скоро жена, поддавшись городским соблазнам, оставила ребенка, мужа и родную общину, чтобы попытать счастья с жителем районного центра.

Вторая жена Хуана-Хосе, Гваделупа, мать его маленьких сыновей, готовит мне маисовую лепешку и одновременно выкладывает последние деревенские сплетни. Дети терпеливо дожидаются, пока я закончу есть. А дождавшись, тут же хватают за руку и тянут играть. Впрочем, ненадолго: услышав музыкальную заставку к сериалу Las vías del amor, «Пути любви», они кидаются к телевизору, чтобы не пропустить очередную серию душераздирающего мексиканского «мыла». Неудивительно: крошечный экран показывает им фантастическую реальность — карикатурный образ чужого мира, который они считают своим.

Лакандоны традиционно выжигают и распахивают участки леса для выращивания маиса. Однако спустя несколько лет они снова засаживают их деревьями, поддерживая экологический баланс

Северная угроза

В детстве я всегда мечтал жить в лесу среди лакандонов. Уже не помню, откуда узнал об их существовании. Правда, в 1999 году мой первый  визит в этот мир, о котором я столько грезил, привел меня в замешательство. Конечно, следовало ожидать, что культура лакандонов, какой ее изобразил в 1930-х французский антрополог Жак Сустель в своей книге «Четыре солнца», если не исчезла вовсе, то по крайней мере значительно изменилась. И все же мне потребовалось немало времени, чтобы, стерев из сознания все клише, осознать, что душа народа — не в том, что на виду, а как раз наоборот — в том, что оберегается, замалчивается, держится в секрете. Пришлось пересмотреть все прежние представления и предрассудки, чтобы за поверхностным колоритом белых туник и длинных волос увидеть что-то еще.

Первоначальные обитатели местных джунглей были последним свободным народом Чьяпаса. Только в 1695 году испанцам удалось подавить все оставшиеся очаги сопротивления. Последние непокоренные воины укрылись в гватемальской деревне Реталулеу, но уже к 1769 году там насчитывалось всего трое лакандонов — одна пожилая женщина и двое мужчин. А нынешние лакандоны — это, вероятно, потомки других ветвей майя — с мексиканского полуострова Юкатан и из гватемальского района Петен. В XVIII веке, спасаясь от колониальных жестокостей, они ушли далеко в лес. Разбившись из соображений безопасности на небольшие группы, они зажили полукочевой жизнью. Иногда эти люди селились в городах, оставленных майя 1000 лет назад: в Паленке, Яшчилане, Бонампаке. Так бог Хач Ак Юм, творец «хач виник», снова поселился в древних храмах.

Сидя на корневище огромной сейбы, священного дерева, расположенного как раз напротив такого храма, я смотрю на своего друга. Спокойно, печально он говорит мне: «Ты слышишь, как ветер бродит в каменном доме? Это предки рассказывают нам нашу историю. Сюда приходил мой дед молиться нашим богам. Воскурял   смолу и разговаривал с кадильницами. Теперь уже давно не приходит. Оставил свои кадильницы в пещере, потому что, как и все в деревне Лаканхе, стал христианином».

20 лет назад Чан Кин Атаназио первым в своей деревне принял протестантскую веру. С тех пор каждое воскресенье они с пастором проводят время за чтением священных текстов

Когда лакандон отрекается от своих богов и перестает помещать пищу в кадильницы, он должен схоронить ритуальные сосуды в тайной пещере на берегу лагуны или в лесной чаще, чтобы они почивали с миром, как в священной могиле. Сегодня только два жителя деревни Науа, оба уже старики, исполняют традиционные обряды и помнят наизусть тысячи имен мифических героев и персонажей. Прекрасные голоса и песнопения прошлого уступили место распевной евангелической службе. Лаканха пала под религиозным напором северного соседа еще раньше, в конце 1950-х.

В 2002 году я познакомился с Хуаном Мендесом — человеком добрым, но некрасивым, которого ни одна женщина не захотела взять в мужья. В следующий приезд я узнал, что он обратился в христианство и под давлением пастора-американца разбил и сжег свои кадильницы, вместо того чтобы оставить их в пещере, как поступали его предки. А в 2005-м, накануне сезона дождей, Мендес чуть сам не сгорел заживо, когда жег стерню на своем поле. В деревне, естественно, решили, что его покарали боги, уготовив ему ту же участь, что постигла его кадильницы.

При всем этом в нынешний мой приезд даже печалящийся о старых временах ХуанХосе объявил мне, что тоже собирается креститься… Изумившись, я принялся расспрашивать о причинах такого решения. Он только опустил голову. За него ответила жена: «С тех пор как мы слушаем пастора, я чувствую себя лучше. Раньше все время тосковала, мы ссорились с Хуаном-Хосе. Теперь могу не бояться, что он вернется из города пьяным. И вообще, для меня что Хач Ак Юм, что Иисус — небольшая разница». 

Сбитый с толку этими резкими переменами, я отправился на евангелическое богослужение (надо сказать, на редкость унылое). А по окончании остался побеседовать с 33-летним пастором Антонио Перес-Гомесом, по происхождению цельталем из соседней деревни: «Я не знаю, как лакандоны молились своим богам, и знать не хочу. Единственное, что имеет значение — вера в Иисуса. Тем, кто верует в других, уготован вечный ад. Люди должны отречься от своих идолов, чтобы научиться любить Спасителя — великого, единственного. Моя миссия — помочь им в этом, пока еще не поздно, ибо скоро Господь вновь будет среди нас, несчастных. И все те, кто не верил в Него, не попадут на небо и познают вечные муки».