Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 2007 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №10 за 2007 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Правда, юмор византийцев требует отдельного внимания. Остроты Феодоры нам могут показаться несмешными и довольно странными. Шутка могла состоять в том, что императрица сговаривалась со своими придворными, что на любые слова такого-то сенатора они хором станут отвечать: «Какая же у тебя грыжа!», так что жертве оставалось повернуться и уйти. Идущий из народной среды юмор был часто привязан к темам тела и секса. Неудивительно, что отцы церкви, особенно Иероним и Василий Великий, отвергали смех как несовместимый с христианством, а распространенный афоризм гласил: «Христос никогда не смеялся».

По сообщению летописца, никто не мог припомнить случая, чтобы императрица хотя бы однажды простила своего обидчика. Ее приближенные хорошо знали, что обращаться к ней с просьбой о снисхождении к тому, кто стал жертвой ее недовольства, было опасным делом. Однако ничто не могло уязвить Феодору больше, чем стремление посеять рознь между ней и ее венценосным супругом. Тогда она превращалась в фурию. Допустивший такое обрекал себя на неминуемую гибель. Так вышло с всесильным придворным императора Иоанном Каппадокийским. Находя выход из любой ситуации, он был в глазах Юстиниана незаменимым человеком и твердо рассчитывал на его покровительство. Веря в свою неуязвимость, фаворит василевса строил козни и клеветал на Феодору, «не щадя той великой любви, которую питал к ней император». Императрица ненавидела его всем сердцем. С помощью хитроумной интриги, выставив Иоанна узурпатором престола, она расправилась с ним — тот был изгнан из Константинополя. После этого Юстиниан с Феодорой назначили на его должность некоего Петра Варсиму, корыстного, по мнению Прокопия Кесарийского, и страшного человека. Когда же со временем василевс узнал, что Петр наворовал несметные богатства, и хотел разжаловать его, Феодора этого не позволила. «Ибо она души не чаяла в Варсиме… за его порочность и за его редкостное умение причинять вред подданным». Далее Прокопий излагает и вовсе удивительные факты, якобы императрица была заколдована Петром и расположена к нему против собственной воли. И будто бы Варсима знал толк в зельях и дьявольщине, да и сама Феодора «с детства общалась с колдунами и знахарями, поскольку этому способствовал ее образ жизни, и она жила, веря в это и постоянно уповая на это. Говорят, что и Юстиниана она приручила не столько ласками, сколько силой злых духов». Рисуя «злодейский образ» василисы, летописец говорит, что она расправилась и с молодым человеком по имени Ареовинд — ее ключником. Причиной стали разговоры при дворе о том, что она чересчур к нему привязана. Феодора не была ревнива, но только до тех пор, пока не видела настоящей соперницы. Когда после громких побед над готами и завоевания Италии готская королева Амаласунта захотела переехать в Константинополь, василиса восприняла это известие как угрозу своему браку. «Ее великолепие и исключительно мужской склад характера возбуждали в ней подозрения». Опасаясь непостоянства своего венценосного супруга, она подстроила ее убийство. Вот так, методично, Прокопий добавляет к портрету Феодоры штрих за штрихом… Надо сказать, что, описывая ее другие поступки и решения, например, связанные с пересмотром законов и правил общественной жизни, он как бы не замечает, что говорит о довольно позитивных и верных действиях императрицы.

Рельеф, изображающий императора со свитой и другими зрителями на представлении. Константинополь

В поддержании «священных уз» брака и укреплении прав женщин она видела задачу государственной важности. С ее именем связано принятие ряда законов, направленных на улучшение положения женщин. Возможно, не без ее участия составлялись также жестокие законы против гомосексуалистов, приговаривавшие их к публичному оскоплению. Став суровым стражем морали и проявляя заботу о падших женщинах, она мечтала вернуть их на путь добродетели. С этой целью свыше пяти сот подобных женщин по приказу Феодоры были насильно заперты в монастырь Раскаяния. «Некоторые из них той же ночью бросились с высоты и таким путем избавились от нежеланной перемены», — поясняет летописец. Еще императрица любила устраивать браки. При этом она не спрашивала желаний жениха и невесты, и даже брачную ночь молодожены не смели провести вместе, «потому что, — говорила она, — ей это не нравится». В иных обстоятельствах императрица Феодора вела себя куда более снисходительно. Так, она всячески покрывала любовные похождения жены прославленного византийского полководца Велисария Антонины. Благодаря этому Феодора нашла в лице Антонины верную сподвижницу и лучшую управу на ее мужа. Женщины, обвиненные своими мужьями в супружеской неверности, искали поддержки у защитницы. С помощью своих адвокатов Феодора вчиняла таким недовольным мужьям встречные иски и добивалась их осуждения по суду. Поэтому многие, зная о похождениях своих жен, предпочитали помалкивать. Когда же один из мужей, которого Феодора насильно женила на бедной девушке, посмел сказать, что его жена оказалась «сосудом, уже просверленным», рассерженная императрица велела его примерно вздуть, чтобы не болтал ерунды.

Вершительница судеб

«Жена сидит дома и любит мужа» — этот афоризм принадлежит одному из отцов церкви, Григорию Богослову. Он хорошо иллюстрирует определенный идеал общественного положения женщины, который многим византийцам представлялся желательным или даже единственно возможным. Суть его заключалась в том, что истинное призвание женщины — дом и семья. В книгах, написанных мужчинами, женщина за прялкой — типичный образ. Другой вопрос, было ли так на самом деле?

В истории ранней Византии есть немало примеров участия женщин в делах общества и государства. К слову сказать, упомянутый выше Иоанн Златоуст, бывший патриархом Константинопольским, угодил в опалу и ссылку главным образом потому, что задел за живое императрицу и придворных дам, позволив себе непочтительные насмешки над их стремлением выглядеть моложе своих лет. По авторитетному мнению французского историка Шарля Диля, крупнейшего специалиста по эпохе Юстиниана, «не многие государства отводили женщине столько места, предоставляли ей более значительную роль и большее влияние на политику и правительство, чем византийская империя». Торжественные церемонии бракосочетания и коронации означали для византийской императрицы подлинное приобщение к власти и делали из гинекея (женской половины дворца) один из центров принятия решений и государственной политики. Феодора с ее твердостью и честолюбием оказалась на своем месте. Она с гордостью писала персидскому шаху Хосрову: «Император никогда ничего не решает, не посоветовавшись со мною».

Глядя на супругов, современники поражались их полной противоположности. Заботясь о цвете лица, василиса уделяла много времени сну. Муж, напротив, спал не больше двух часов в сутки, «а ночной порой блуждал по дворцу». Часто он был податлив настолько, что «иной мог подумать, будто у него нрав овцы». «Феодора никогда и ничего не совершала по чужому внушению, но с непреклонной настойчивостью всеми силами осуществляла то, что решила сама». Юстиниан стремился показать себя внимательным и милостивым правителем. Доступ к нему был открыт для всех. Император не повышал голоса, не раздражался и не гневался. Как пишет тот же Прокопий, он отдавал приказания «с кротким лицом, не подняв бровей, вкрадчивым голосом». Взгляд же Феодоры «из-под насупленных бровей бывал грозен…» Увидеть ее и говорить с ней не всегда имели возможность даже самые важные сановники империи. С рабским усердием им приходилось целыми днями толпиться в тесной прихожей и становиться на цыпочки, чтобы евнухи, выходящие из покоев императрицы, их заметили и доложили. Император казался слишком добродушным, императрица — надменной. Он совсем не держался за тонкости придворного этикета. Она настаивала на их соблюдении и придумывала новые.

Также по-разному они смотрели на многие вопросы государственной политики. Юстиниан мечтал возродить государство в границах старой Римской империи, а потому его помыслы лежали на западе. Феодора, напротив, предлагала употребить все силы и средства для укрепления позиций империи на востоке. Во имя государственного единства в церковной политике Юстиниан силой водворял единомыслие, искореняя ересь, тогда как Феодора усматривала в этом путь к конфликтам, которых можно было бы избежать, и оказывала еретикам поддержку.

«Когда константинопольский патриарх Анфим, заподозренный в ереси, — пишет Диль, — был отлучен от церкви и приговорен Юстинианом к ссылке, он нашел убежище в самом дворце, в покоях Феодоры. Сначала все были несколько удивлены внезапным исчезновением патриарха; затем о нем забыли, сочтя его умершим. Велико же было всеобщее изумление, когда позднее, после смерти императрицы, нашли патриарха в отдаленной части гинекея: двенадцать лет провел он в этом скромном уединении, в то время как Юстиниан не имел об этом ни малейшего понятия». Нередко муж не знал и не догадывался о том, что делается на половине жены. В Константинополе ходили упорные слухи, что в покоях императрицы имеются тайные и страшные казематы, куда без суда и следствия бросают ее врагов. Говорили, что эти подвалы — «сущий Тартар», «где нельзя отличить день от ночи». Присущее императрице Феодоре умение прятать концы в воду внушало подданным особенный ужас: как бы не сказать чего лишнего. В то же время в обладании информацией она справедливо видела залог эффективной власти: «Множество соглядатаев сообщали ей о том, что говорилось и делалось на агоре и по домам». И если вдруг в этих сообщениях были новости о проступках тех людей, которые как-либо досадили Феодоре, она «раздувала дело как великое злодеяние». Назначала суд, выслушивала жалобы, а судьи, собранные ею, были готовы «сражаться друг с другом из-за того, кто более других окажется способен угодить василисе бесчеловечностью приговора». Имущество пострадавшего императрица немедленно отписывала в казну, а «его самого, подвергнув мукам, даже если он был древнего рода, она, не колеблясь, наказывала изгнанием или смертью. Но если кто-либо из тех, к кому она благоволила, оказывался уличенным в беззаконных убийствах или каком-либо ином тяжком преступлении, она, понося обвинителей и насмехаясь над их рвением, вынуждала их против воли хранить молчание о происшедшем».