Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1967 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №01 за 1967 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Рейснер встала в очередь. Женщины, измученные бедой и бессонницей, угрюмые старики и подростки... Жители рабочих предместий с тревогой и надеждой смотрели на дежурного — от него зависело спокойствие нынешнего дня и надежда на завтрашний. Скажет — не скажет о судьбе родных и близких? Поручик, словно отчеканенный на таинственной военной машине — строгий и вежливый, ясный и замкнутый одновременно, — механически отвечал на робкие вопросы:

— Приходите завтра. Что с вашим мужем — пока неизвестно. Судьба вашего сына зависит от него самого. Что вам угодно, мадам? — дежурный не мог скрыть своего восхищения Ларисой. — Я слушаю вас, мадам, — сказал он почтительно. Но тут же вскочил со стула.

Словно по команде вытянулись часовые, смолкли пишущие машинки. Дубовая, изузоренная затейливым орнаментом дверь одного из кабинетов распахнулась. На пороге появился круглощекий человек в английском френче, полугалифе и крагах. Кося на очередь умными ореховыми глазами, прошагал мимо Рейснер. Она узнала его сразу, и ее передернуло. Это был небезызвестный Борис Савинков — правый эсер, террорист, создатель «Союза защиты родины и свободы».

За Савинковым шел похожий на дородную бабу начальник Казанского гарнизона генерал-лейтенант Рычков. Двойной подбородок, бугристые брови, тусклые, в красных орбитах век глаза — все в генерале было насыщено начальническим достоинством и почтительностью к Борису Савинкову. Рычков являлся одновременно и помощником Савинкова по Казанскому отделу «Союза защиты родины и свободы». Савинков в Казани! Первостепенной важности новость эту надо как можно скорее передать в Свияжск. Она покинула очередь, застрочила каблучками. Ее обогнал поручик Иванов. Взгляд Иванова с профессиональной наблюдательностью приметил Рейснер. Поручик козырнул красивой даме и прошагал мимо.

Савинков, Рычков, Иванов сели в автомобиль. Рейснер услышала тонкий голос Рычкова.

— В банк, да поскорее...

Через задние дворы Рейснер прошла на Проломную улицу к государственному банку. Здание было оцеплено легионерами, у подъезда стоял броневик. Толпа любопытных запрудила улицу перед банком. По городу с непостижимой скоростью распространился слух о вывозе золотого запаса. И это тоже было чрезвычайной новостью для Свияжска. Белые увозят золотой запас всей республики — почему и куда? Рейснер ловила торопливые, испуганные, завистливые фразы, разгорающиеся в толпе.

— Господи боже, золото отправляют!

— Говорят, семьдесят тысяч пудов. Золото-с и серебро-с!

— Да еще с хвостиком, сударь вы мой, с хвостиком... А драгоценные камни и платина не в счет. Они отдельно-с!

— Это похоже на эвакуацию, господа?

— Не сейте паники, мадемуазель.

— Генерал Рычков еще вчера объявлял: Казани не угрожает опасность.

— Хошь бы одним зрачком поглазеть на золото. Узреть бы в первородном его естестве...

— А брусками оно, господин хороший. Брусками и дисками. Мне ли не знать, в банке казначеем служил.

— Ох-хо-хо! Царские драгоценности и священные реликвии наши скитаются по всей Руси.

— Все вернется в свои веси. В Зимний, в Кремль, в Оружейную палату...

Сдвинутые брови, искривленные неутоленными желаниями рты, тяжело дышащие ноздри мелькали перед Рейснер. Она слышала сладострастный шепот биржевых маклеров, уличных проституток, светских дам, сутенеров, кадетиков. Всю эту толпу потрясала мысль о том, что совсем рядом, в кладовых банка, хранится золотой запас русской земли. И невозможно урвать из него даже маленькую частицу. Всех тяготило мучительное сознание, что есть люди, распоряжающиеся золотом, принадлежащим в какой-то доле каждому из толпы.

Парадные двери банка раскрылись. Из вестибюля на ступени подъезда вышли серьезные, чрезвычайно озабоченные офицеры. Легионеры надвинулись на толпу, оттесняя ее к противоположной стороне улицы.

У Рейснер не было времени ожидать, когда начнется погрузка золота в броневик. Она заторопилась в Адмиралтейскую слободу, к Мише Иподи.

II

Государственный запас России накапливался на протяжении столетий.

Поколения русских людей добывали золото в горах Акатуя, на ленских, бодайбинских, алтайских, уральских приисках, гибли в серебряных рудниках, платиновых шахтах. Из покоренных королевств, княжеств, ханств текли драгоценности: Жильное и россыпное золото переплавлялось В слитки и укладывалось штабелями в тайных хранилищах.

На второй год мировой войны царское правительство решило упрятать золотой Запас подальше от превратностей времени. Наиболее подходящим местом оказалась Казань. Город находился в центре страны. С обеими столицами Казань связывали водные и железнодорожные пути. В городе стоял многотысячный гарнизон, а Казанский банк считался одним из лучших в России. И вот кладовые банка стали наполняться драгоценными грузами. Из губернских казначейств, монетного двора, банков, царских сокровищниц в Казань доставили тысячи пудов государственного запаса.

После Февральской революции к золоту потянулись жадные руки политических и военных дельцов, бесчисленных авантюристов и спекулянтов.

Октябрь прекратил расхищение государственного запаса. Банки были национализированы, и золото обрело своего истинного хозяина — народ. Совет Народных Комиссаров решил временно не трогать золотого запаса, не вывозить его из Казани: немцы по-прежнему угрожали наступлением; контрреволюционные восстания вспыхивали одно за другим.

В Казань продолжали свозить ценности из западных и центральных губерний. Весной 18-го года прибыло золото из Московского, Самарского, Тамбовского банков. В казанских кладовых нашлось место ценностям Горного института, Палаты мер и весов.

С восстанием Чехословацкого корпуса и появлением самарского Комуча возникла новая угроза золотому запасу. Совет Народных Комиссаров решил перевезти золото в Нижний Новгород. Была создана особая экспедиция по эвакуации ценностей. Начались спешные работы: готовили специальные пароходы, шили новые мешки, ремонтировали ящики.

Но белочехи прорвались в Казань, прежде чем особая экспедиция справилась со своей задачей. Латышские стрелки, охранявшие золотой запас, сражались до последней возможности. Под гранатные разрывы и пулеметный огонь грузились драгоценные ящики и мешки. Но особой экспедиции удалось вывезти очень немного.

Каждый день бывший министр Временного правительства — теперь уполномоченный Комуча в Казани Лебедев получал секретные телеграммы: Комуч хотел поскорее увезти золото в Самару. Наконец из Самары пришел пароход с офицерским отрядом. Его командир предъявил Лебедеву распоряжение Комуча о вывозе государственного запаса. А незадолго до этого в Казани появился Борис Савинков. Антисоветские мятежи, поднятые им в Ярославле, Рыбинске, Муроме, были подавлены. Сам Савинков, бежав из Ярославля, скрылся в приволжских лесах. Проскользнув через все заградительные посты, он добрался до Казани. Сюда стекались и члены «Союза защиты родины и свободы».

Сразу же после приезда Савинкова генерал Рычков созвал военный совет. Савинков, хмурясь, нервно потирая пальцами тугие скулы, сидел в углу кабинета. Его раздражал голос Рычкова: генерал говорил о великом народном движении против большевиков, о первопрестольной столице, ждущей белых освободителей. «Я ошибся в Рычкове. Пустозвон, фанфаронишка, отставной козы барабанщик». Раздражало Савинкова и узкое, окоченевшее от равнодушия лицо адмирала Старка. Ни мысль, ни страсть не освещали эту физиономию. «Механический исполнитель чужой воли. Человек корабельной каюты». Не понравился ему и капитан Степанов — командующий группой чехословацких легионов — хрупкий, но увертливый и самоуверенный. «Мальчишка, опьяненный властью. Радужный мыльный пузырь». Уполномоченного Комуча — правого эсера Лебедева — истасканного, как солдатский сапог, Савинков знал еще в дни Временного правительства. Презирал за трусость и бесталанность.

Острые ореховые глаза Савинкова остановились на подтянутом полковнике Каппеле. «Вот этот — умница. У этого волчья хватка. С ним можно затевать крупное дело. Один стоящий человек — маловато же для белого движения в Казани». С присущей ему проницательностью Савинков распутывал клубки взаимоотношений между военными руководителями белых и приходил к печальному выводу: «Громкие слова, и малодушие, и безволие, бездарность и легкомыслие. Все та же картина распада и тлена, что и в правительстве Керенского и на Дону у генерала Алексеева. Одни и те же надежды на иностранную интервенцию, на русскую буржуазию и такое же тупое непонимание политической обстановки». Генерал Рычков почтительно произнес:

— Мы бы хотели послушать Бориса Викторовича...

Савинков встал. Скрипя крагами, подошел к столу.