Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1984 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №01 за 1984 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Город оборонялся.

Женщины и подростки тушили «зажигалки», ремонтировали танки, пришедшие с фронта, собирали новые танки и пушки, готовили снаряды к ним; поэты читали стихи, художники писали картины, архитекторы проектировали в смертельные блокадные дни арку Победы, а композиторы сочиняли музыку.

На сумрачных стенах домов тогда и появились афиши об исполнении Седьмой симфонии Шостаковича. В конце афиши стояла скупая пометка: «В первый раз». Начался концерт спокойно, но уже к антракту над городом, над филармонией развернулась артиллерийская дуэль. Концерт транслировался, его слушали немецкие солдаты, и гитлеровское командование отдало приказ обстрелять центр города. Ответили врагу заранее предупрежденные на этот случай батареи Балтийского флота, фортов Кронштадта. Дуэль переросла в оглушительную канонаду, потрясавшую здание филармонии. Но у дирижерского пульта вдохновенно взлетала палочка Карла Элиасберга, он стоял перед оркестром, как всегда, в неизменном черном фраке с накрахмаленной манишкой. Ни у одного скрипача не дрогнул в руках смычок, никто не ушел со своей передовой. Недаром эту симфонию назвали «Ленинградской».

Тогда не было рядом с филармонией памятника Пушкину, у которого теперь собирается молодежь. В блокадные годы ленинградцы по старинке в день смерти Пушкина шли на Мойку. Нам рассказывали университетские преподаватели, как в зимнюю стужу брели к дому поэта истощенные люди. Шли, шепча тихо и упрямо сухими губами: «Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия».

...Прохожу над Фонтанкой по Аничкову мосту. Спасенные бронзовые кони по-прежнему вздыбились на постаментах, рвутся на волю. Они были закопаны глубоко в землю. Поэтесса Ольга Берггольц говорила по не умолкавшему под обстрелами Ленинградскому радио, что страшно, когда памятники сходят с пьедесталов. Спасали памятники, хотя трудно было уберечь себя.

Иду по Невскому проспекту к Московскому вокзалу, чтобы на электричке добраться до Колпина. Каждый дом здесь напоминает о военных годах, вошедших в историю города Ленина. Вот и площадь Восстания, рядом вокзал, откуда сейчас так просто попасть на рубежи блокадного кольца — зеленого пояса Славы.

Мелькают станции, и вдруг новое название — «Ижорский завод». Раньше этой остановки не было — сильно за послевоенные годы разросся завод. Схожу на следующей станции. Прямо у вокзала раскинулся аккуратный сквер: клумбы цветов, тихие заводи прудов, в молчании сидят рыбаки на берегу. Ничто не напоминает о блокаде.

Дикие утки, вспугнутые мальчонкой, пролетели над головой. Я посмотрел им вслед и у склона железнодорожной насыпи заметил торчащую из зелени бетонную шапку. Плавно покачивается на ветке огненный кленовый лист, и рядом... серый дот — память военных лет.

...Вот и старая проходная Ижорского завода, около которой 21 июня 1941 года висело объявление, приглашающее на экскурсию к фонтанам Петродворца, а позже у проходной устанавливали пушку. Нет уже старой заводской трубы, израненной, пробитой насквозь вражескими снарядами,— в ней был устроен наблюдательный пункт.

Иду мимо монумента, воздвигнутого в честь стойких защитников колпинских рубежей, иду к Степану Варнавьевичу Сорокину, провоевавшему всю войну в рядах Ижорского батальона.

В моем блокноте записаны строки из «Правды» от 23 августа 1942 года: «Бесценный опыт обороны Севастополя, Колпина, Тулы, Москвы, Ленинграда и других городов должен быть использован широко, быстро и продуктивно». Меня поразило, что город Колпино был назван сразу после Севастополя.

В музее Ижорского завода узнал, что Сорокин собирал архив Ижорского батальона: 24 папки с записями истории боевого пути батальона, альбомы, воспоминания многих ветеранов.

...На столе груда бумаг — списки однополчан, письма, написанные от руки и напечатанные на машинке, а Сорокин достает все новые воспоминания артиллеристов, саперов, снайперов, комбата Водопьянова... Степан Варнавьевич читает вслух записи ижорцев, так читает, словно заново переживает те далекие, тяжкие и героические дни, когда уже в первые месяцы войны

в Ленинграде были сформированы 10 дивизий и 16 отдельных пулеметно-артиллерийских батальонов народного ополчения.

Не верилось людям, поднявшим к черным тарелкам репродукторов побелевшие лица, что настала война. Не верилось... Но вот пришло время, и колпинцы потянулись мимо заводской проходной за окраину города, чтобы в жаркие летние дни 1941 года с утра до ночи, не разгибая спины, рыть траншеи и противотанковые рвы, сооружать перед Колпином доты, зарывать в землю вокруг завода танковые башни.

В конце августа стало заметно далекое зарево пожаров над Пулковом, слышны разрывы снарядов. Вечером 28 августа, проходя заводским двором, машинист прокатного цеха Степан Сорокин увидел, как небо вдали чертят белые полосы трассирующих снарядов. Враг стоял уже на пороге их дома.

Рабочие спали на заводе, как солдаты на передовой, не уходя из цехов. Часа в два ночи Сорокина разбудили:

— Пора!

В завкоме у коммунистов и комсомольцев, отобранных в отряд, строго спросили:

— Кто не умеет стрелять?

Все смолчали, хотя многие впервые в жизни брали винтовку в руки. Сорокину попалась канадская винтовка в густой смазке, хранившаяся на складе со времен гражданской войны. Каждому выдали по сорок патронов. Из цехов уходили на передовую в том, в чем застал призыв браться за оружие: кто в пиджаке, кто в спецовке. Сорокин с сожалением поглядывал на свои скороходовские ботинки — не успел заскочить за сапогами домой в Саблино. Там уже были фашисты.

Так в рабочей одежде (многие даже не успели попрощаться с родными) ушли на передовую. Оборону заняли километрах в четырех от заводской проходной, на окраине Третьей Колпинской колонии. Обосновались поначалу в добротных подвалах, оставленных жителями домов. Разбросанные в пустых комнатах вещи, брошенная утварь, голодная живность, скучающая по хозяевам...— от всего этого веяло бедой.

Вернулись ребята из разведки встревоженные: «Немец рядом!» Стали рыть траншею. Чтобы разобраться, какой же противник перед ижорцами, ударная группа во главе с Водопьяновым получила задачу произвести разведку.

Ранним утром, когда туман еще клубился над Ижорой, двинулись к немецким позициям. Решили напасть внезапно, без поддержки артиллерии. На подходе к противотанковому рву столкнулись с солдатами в мышиной форме. Первый раз увидели врага в лицо: упитанного, хорошо вооруженного, хорошо обученного.

Один из ижорцев многие годы спустя написал: «Страшно очень было, чего там скрывать...» Но за спиной был родной дом, и ненависть бросила рабочих парней в штыковую атаку. Ворвались на кладбище. Захватили фашистский дзот, короткой очередью проверили трофейный пулемет — годится!

Гитлеровцы повернули назад. Под огнем пулеметов — наших поддержали бронемашина и легкий танк — откатилась первая серо-зеленая волна. Но на заводских ребят навалились вражеские автоматчики. Под кинжальным огнем залегли ижорцы у противотанкового рва и, не выдержав, стали отползать в сторону. Подбита бронемашина, танк. Но успели снять с них пулеметы и стали отходить, теряя товарищей, вынося на руках раненых...

Сорокин отползал вдоль дороги. Свист пуль заставлял вжиматься в каждую впадину. С шелестом проносились мины, взрываясь на булыжнике, и над головой летели каменные брызги. Впереди ползла Тося Галанина. До сих пор Сорокину ясно видится ее санитарная сумка с красным крестом. Сумка высовывалась из кювета, и пули то и дело цокали по брезенту.

— Тоська! Сними сумку — убьют! — хрипло выкрикивал Степан.

Но в сумке были очень нужные медикаменты и бинты для раненых. Га лещина не бросила сумку, перевернула ее на грудь. И снова упрямо поползла к рабочим...

Верные и терпеливые сестры и дочери ижорцев становились медсестрами, сандружинницами, снайперами. Семнадцатилетняя Женя Стасюк поднялась в атаку, увлекая за собой бойцов, и упала, сраженная фашистской пулей. Незадолго перед гибелью она писала матери: «...Сейчас находимся на передовой позиции... Мамочка, ты не расстраивайся, если же погибну, то погибну героем, ведь война без жертв не бывает. Постараюсь вернуться живой... Прощайте, мамочка!..»

Лавина фашистских войск остановила свое движение перед Колпином. Гитлеровцы наткнулись на организованную оборону, их встретили орудийными залпами, даже контратаками. Немцы, слыша по ночам гул и тарахтение танковых моторов, решили, что на их пути встали крупные войсковые части. Но в первых же столкновениях они увидели перед собой людей в гражданской одежде. Это возмутило их прусскую спесь и придало смелости атакам. Взятый в плен офицер потребовал отвести его к военному начальству. Даже много месяцев спустя, когда рабочий батальон уже влился в ряды армии, радиоусилители доносили от немецких траншей истошные выкрики: «Ижорцы! Как вы ни переодевайтесь, а мы все равно считаем вас партизанами — будем вешать!»