Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1978 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №11 за 1978 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

— Он замечательный охотник и будет замечательным ученым. — Широкое доброе лицо Базара поворачивается к Доржараа.

Доржараа отодвигается в тень, но через минуту на него уже никто не смотрит, и тогда он рассказывает нам:

— Я, как кончил университет в Улан-Баторе, работал в школе учителем биологии. Когда создали заповедник — сразу сюда. Знал: здесь водится хаптагай, малоисследованное животное. Часто езжу в заповедник — надо знать, где он водится, сколько их там. Но чтобы наблюдать за ними, надо было отловить месячных верблюжат. Долго выслеживали, гоняли на машине, у скалы одной, когда им уже некуда было бежать, заарканили. Растут теперь мои верблюжата...

— У нашего охотника, — вступает в разговор Бавудорж, — никогда не поднимется рука на детеныша зверя, на беременную матку. Охотники — они, знаете, самые ревностные охранители природы... Нет, это не парадокс, не игра слов, — протестует Бавудорж, заметив мой недоверчивый взгляд. — Это необходимость...

Бавудорж говорит, что иначе и быть не может, потому что охота кормит в аймаке многих, а какой хозяин будет снимать урожай раньше времени? Много диких козлов, волков, лис, тарбаганов сдают государству охотники Гоби-Алтайского аймака; есть даже почетное звание «Государственный охотник», и ревсомол, сказал Бавудорж, уделяет большое внимание подрастающим молодым охотникам.

— Наш аймак, — закончил он свою неожиданную речь, — самый богатый в стране редкими видами животных. К нам приезжают охотиться из многих стран. Так как же нам не заботиться, чтобы богатство наше не оскудевало?

Охотники молча подняли пиалы с архи и в знак уважения и почтения легко прикоснулись ими ко дну пиалы Бавудоржа.

Было еще совсем рано, когда, отдернув полог палатки, я увидела поднимающихся по склону всадников. Темные лошади, желтые горы, синее небо — тремя яркими, без переходов, красками врезался в память этот утренний пейзаж. В первом всаднике я узнала грузного Базара, за ним, легко и прямо сидя в седле, ехал Доржараа; последним был Бавудорж — перышко на шляпе отчетливо виднелось.

Они вернулись только к полудню, после охотников. Устало слезли с коней и, не притронувшись к воде, которую мы вместе со стариком охотником принесли из источника, бившего на берегу речки, сели к костру. Старик развел огонь под кастрюлей с утренним чаем. Потом принес печенку только что освежеванного козла, добытого охотниками, насадил ее на шампур, перевил лентой сала, вырезанной из тела животного, и сунул шампур в огонь...

Никто не начинал разговора.

После первой пиалы Базар достал из нагрудного кармана штормовки записную книжку, карандаш.

— Сколько? — спросил он Доржараа.

— Сто двадцать...

— А ты? — это был вопрос к Бавудоржу.

— Двадцать.

— И я двадцать, — сказал Базар. — Значит, всего мы видели...

Старик охотник неожиданно дернул меня за рукав и показал глазами на гору. Там, цепочкой, четко вырисовываясь на фоне неба, двигались горные козлы. Они шли по самому гребню крутого, почти отвесного спуска...

Базар удовлетворенно хмыкнул. И весело переглянулись Бавудорж с Доржараа.

Так вот, значит, что такое Гоби...

Улан-Батор — Гоби — Москва

Л.Чешкова, наш спец. корр.

Следы ведут в океан

В 1859 году один из пионеров исследования культуры народов Уссурийского края, Р. К. Маак, после того, как жители села Шереметевского, что на правом берегу реки Уссури, показали ему «бесовские высечения» на прибрежных скалах, записал в своем путевом дневнике:

«Я видел изображение человека верхом на лошади, птицу, которая по своим очертаниям наиболее походила на гуся; также очерк человеческого лица с лучами, исходящими по всем направлениям, высеченный в весьма грубых и неполных очертаниях. Об этих исторических памятниках не осталось, однако же, никаких преданий между тамошними жителями...»

После Маака сообщения о наскальных изображениях на прибрежных скалах и валунах в низовьях Амура и Уссури появлялись то в местных газетах, то — в качестве попутных сведений — в записках путешественников. Но вплоть до конца XIX века они оставались вне поля зрения науки: слишком отдален и «дик» был этот район земли, чтобы удостоиться академического внимания. Но когда в 1894 году подполковник Генерального штаба Н. Альфтан не только осмотрел и описал наскальные изображения Нижнего Амура, но и сделал первые прорисовки их, русские исследователи Ф. Буссе и П. Кропоткин включили эти петроглифы в свой обобщающий свод археологических памятников Дальнего Востока.

С этого времени об изображениях Нижнего Амура стали приходить «известия со всех сторон», и в 1910 году известный русский этнограф Л. Штернберг специально выезжает в Приморье с целью исследовать «амурский феномен».

А в том, что наука столкнулась с историческим феноменом, тогда уже мало кто сомневался.

Петроглифы Нижнего Амура поражали воображение. «На берегу Амура есть писаные камни, затопляемые во время половодья. На одном камне схематически изображено человеческое лицо... На другом камне — два человеческих лица; глаза, рот и даже нос сделаны концентрическими кругами, а на лбу ряд волнообразных линий, отчего получилось выражение удивления как бы с поднятыми бровями...» Это описание, с удивляющей сейчас точностью отразившее принципиальную особенность наскальных изображений Нижнего Амура, сделал великий русский путешественник В. Арсеньев. Странными и загадочными были лица, очерченные бесконечно извивающейся спиралью. Иногда даже древний мастер словно «забывал» о контуре лица, ограничиваясь лишь изображением огромных глаз и спиральных узоров вокруг. А предания местных жителей еще больше подчеркивали эту таинственность. Л. Штернберг записывает легенду о том, что рисунки на скалах оставил некий народ «ха», и добавляет, что, по-видимому, в этой легенде есть зерно исторической достоверности.

Дело, казалось, оставалось за малым — выяснить, какой конкретный, исторически реальный народ скрыли народные предания под легендарными людьми «ха», ибо в то время мало кто брал на себя смелость предполагать, что вновь открытый центр культуры могли создать предки народов, и поныне заселяющих низовья Амура.

И вот уже археолог Н. Харламов связывает амурские петроглифы с неким «городом Гальбу», следы которого увиделись ему на правом берегу Амура. Он воссоздает экзотическую картину жизни этого города, просуществовавшего, по его мнению, почти пятнадцать веков — до конца I тысячелетия нашей эры. Жители Гальбу, пишет Харламов, были хорошо знакомы с земледелием, занимались рыболовством, охотой и скотоводством. Из этого описания предстает некий одинокий форпост какой-то иноземной культуры, высящийся надо всем, что окружало его.

Но постепенно становилось ясно — подобные реконструкции, обобщающие выводы, интуитивные догадки и рассуждения повисают в пустоте, ибо они не опирались на конкретные археологические факты.

И вот, в 50-х годах отряд Дальневосточной археологической экспедиции под руководством А. П. Окладникова в «столетний юбилей» первого известного науке упоминания о нем приступил к комплексному исследованию «амурского феномена».

Главнейшие вопросы, которые археолог «задает» исследуемому памятнику, — когда и кто? Когда, в какие века и тысячелетия жили те, кто оставил его? Сам по себе всегда чрезвычайно нелегкий для ответа, этот вопрос многократно усложняется, если он «задается» петроглифам, ибо камень не умеет хранить время. Линии, проведенные на нем тысячелетие назад и в «историческом вчера», могут выглядеть совершенно одинаково. Счастливейший для археолога случай, когда петроглифы обнаруживаются под культурным слоем древнего поселения, возраст которого можно определить по сопутствующим находкам. Могут, правда, помочь и сами петроглифы — если художники, оставившие их, выбивали на скалах изображения предметов из своей обыденной жизни и известные исследователям.

...Но амурские петроглифы были высечены в основном на огромных прибрежных валунах, то лежащих на скальном основании, то на намываемом речной волной прибрежном песке. И, кроме того, выяснилось, что древние мастера были абсолютно равнодушны к отображению сцен повседневной своей жизни. Как отметит потом академик А. П. Окладников, на наскальных изображениях Амура, в жизни населения которого такое огромное значение имело рыболовство как основной источник существования, полностью отсутствует рыба.

И понадобилось около двух десятилетий, прежде чем ученые смогли подвести первые обобщающие итоги.

Если мысленно приближаться «по тропе» древнего искусства к низовьям Амура со стороны Прибайкалья, таежной Сибири, то буквально у самой цели «путешественник» окажется в историческом тупике — тропа эта неожиданно и резко обрывается: нижнеамурские петроглифы принципиально отличны от всего того, что «путешественник» наблюдал «по дороге» и что, как логическое продолжение виденного, вправе был ожидать и на валунах Нижнего Амура.