Нил Шустерман - Разобщённые

• Название: Разобщённые
• Автор: Нил Шустерман
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Вторая книга трилогии "Обречённые на расплетение" (Unwind). 

Благодаря Коннору, Леву и Рисе, а также неслыханному террористическому акту в заготовительном лагере "Весёлый Дровосек" общественность больше не может смотреть на практику расплетения сквозь пальцы. Поднимаются вопросы о моральной стороне практики. Но расплетение стало большим бизнесом, за ним стоят мощные политические и корпоративные интересы.

Кэм — чистый продукт расплетения; сложенный из частей других подростков, он в техническом смысле не существует. Футуристическое чудовище Франкенштейна, Кэм пытается понять, кто он, есть ли у него — "сплетённого существа" душа, человек ли он вообще.

Полный саспенса и непрерывного действия, этот роман ставит вопросы о том, где начинается и где кончается жизнь, и что вообще означает жить.

---

Ему хочется кричать. Как он может им объяснить, если они сами не понимают, не видят? Они не знают, что это такое: дожить до шестнадцати лет с сознанием, что ты нежеланный ребёнок! Он, Старки — неизвестно откуда взявшееся дитя непонятной расы, которого подкинули на порог этим людям цвета сиены[2], таким бледным — ну ни дать ни взять вампиры. Каково помнить тот день, когда тебе исполнилось три года, а твоя мама, только что родившая дочку и всё ещё в тумане от наркотиков, которыми её накачали во время кесарева сечения, идёт с тобой на пожарную станцию и умоляет забрать тебя и поместить в приют? А как насчёт утра Рождества, когда получаешь подарок, купленный не затем, чтобы доставить тебе радость, а по обязанности? А твой день рождения — ненастоящий, потому что никто не знает, когда ты родился; известен только день, когда тебя оставили на половике у двери, надпись на котором — «Добро пожаловать» — некая молодая мамаша поняла слишком буквально?

А травля в школе?!

В четвёртом классе родителей Мейсона вызвали на ковёр к директору. Их сын сбросил одного пацана с верхней площадки «джунглей»[3]. У того сотрясение и перелом руки.

— Почему, Мейсон? — спрашивали его родители тут же, в кабинете директора. — Почему ты так поступил?

Он ответил: потому что другие дети дразнят его «Аистарки», а запустил эту кличку именно этот пацан. Он наивно думал, что родители встанут на его защиту, а те попросту отмахнулись, как будто это ничего не значило!

— Ты мог бы убить мальчика! — выговаривал ему отец. — А всё из-за чего? Из-за каких-то слов? От слов больно не бывает!

«От слов больно не бывает»?! Да это самая страшная ложь, которую внушают детям взрослые в этом мире! От слов куда больнее, чем от любой физической раны. Он, Старки, с радостью получил бы сотрясение мозга и сломал бы себе руку, лишь бы его никогда не тыкали носом в то, что он подкидыш!

В конце концов его перевели в другую школу и заставили ходить к психологу.

— Это чтобы ты хорошенько подумал о том, что натворил, — напутствовал его директор в бывшей школе.

И он, как паинька, очень много думал над тем, что натворил, и пришёл к выводу, что надо было затащить того пацана на площадку повыше.

Ну, и как это всё объяснить? Как уложить целую жизнь, полную несправедливости, в несколько мгновений, перед тем как юнокопы выволокут тебя из дома? Ответ ясен: даже и не пытайся.

— Мне очень жаль, Мейсон, — говорит отец, и на его глазах тоже слёзы. — Но так будет лучше для всех. В том числе и для тебя.

Нет, Старки никогда не удастся сделать так, чтобы предки поняли его, но зато он уж постарается, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Да, мам, кстати... Когда папочка говорит, что задерживается на работе в офисе поздно вечером, то он вовсе не там. Он трудится у твоей подруги Нэнси.

Родители в шоке. Но прежде чем Старки успевает насладиться ошалелым выражением на их физиономиях, до него доходит, что это тайное знание могло бы послужить ему отличной разменной монетой! Если бы он намекнул папочке на то, что знает о его делишках, то это было бы железной бронёй против расплетения. Эх, дурак! Почему же он не подумал об этом раньше?

Так что ему не удаётся даже толком насладиться своей горькой маленькой победой — юнокопы выталкивают его в холодную декабрьскую ночь.

• • • РЕКЛАМА

У вас проблемный подросток? Он плохо приспособлен к жизни в обществе? Нерадив и агрессивен? Склонен к импульсивному и временами опасному поведению? Вам кажется, что он или она неспособны к нормальной жизни в качестве самостоятельной личности? Может быть, это не просто подростковый бунт. Возможно, ваш ребёнок страдает биосистемическим дизунификационным расстройством, сокращённо БДР.

Не отчаивайтесь, не всё потеряно!

В систему Заготовительной службы Хейвен входит сеть пятизвёздочных лагерей, расположенных на всей территории страны. Мы с удовольствием примем ваших агрессивных, строптивых и страдающих БДР подростков и заботливо облегчим им путь к приятному для всех состоянию распределённости.

Бесплатные консультации! Советы специалистов! Звоните прямо сейчас!

Заготовительная служба Хейвен. Когда вы любите их так сильно, что позволяете им уйти.

• • •

Машина юнокопов со Старки на заднем сиденье, отгороженном от передней части автомобиля пуленепробиваемым барьером, выезжает с подъездной дорожки их дома. Запевала за рулём, Женогуб копается в папке с документами. Старки и думать не думал, что его жизни хватит на такую толстенную папку.

— Здесь написано, что при проверке интеллекта в детском возрасте ты попал в десятку лучших.

Запевала качает головой:

— И всё на помойку!

— Ну, не совсем, — возражает Женогуб. — Многие, я уверен, извлекут пользу из вашего острого ума, мистер Старки.

От высказывания копа Старки не по себе, но он старается этого не показывать.

— Классные у тебя губки, чувак, — говорит он. — С чего это ты заделал себе такую красотищу? Должно быть, жена сказала, что предпочитает, когда её целует женщина?

Запевала хмыкает, Женогуб отмалчивается.

— Ладно, хватит зря губами шлёпать, — говорит Старки. — Парни, вы не голодны? Я бы не прочь перехватить чего-нибудь прямо сейчас. В каком-нибудь «Ин-н-Аут[4]». Что скажете?

С переднего сиденья — никакого ответа. Правда, он его и не ожидает. Просто изводить блюстителей закона всегда забавно: интересно знать, сколько времени понадобится, чтобы вывести их из себя. Потому что если они окрысятся — он выиграл. Как там у Беглеца из Акрона? Что он всегда говорил? Ах да. «Классные носки». Просто, элегантно. Понты сбивает на раз.

Беглец из Акрона — вот это парень! Правда, он погиб год назад во время террористического акта в «Весёлом Дровосеке», но легенда жива. Вот бы ему, Старки, да на место Коннора Ласситера! В его воображении призрак Беглеца из Акрона сидит рядом и одобряет его мысли и действия — нет, не только одобряет, но направляет и поддерживает его, когда он украдкой опускает скованные руки к левому ботинку и вытаскивает из-за подкладки перочинный ножик. Вот и пригодился ножичек.

— Хотя, если подумать, Ин-н-Аут Бургер — не такая уж плохая идея. Я за, — говорит Женогуб.

— Превосходно, — отзывается Старки. — Немного дальше слева. Закажите мне Зверский Дабл-Дабл, ну, вы же понимаете, почему — потому что я грязное животное.

К его удивлению, они действительно подъезжают к круглосуточному драйв-ин кафе. Старки чувствует себя мастером подсознательного внушения, пусть даже оно было не таким уж подсознательным. Неважно, главное — он контролирует поведение юнокопов!

Его заблуждение длится не долго. Копы заказывают еду только для себя. Для Старки — шиш.

— Эй! Вы чего это, а? — Он толкает плечом в пуленепробиваемый барьер.

— А тебя в лагере накормят! — отвечает Женогуб.

Только теперь до Старки доходит, что барьер отделяет не только заднее сиденье от переднего — он отделяет расплёта от всего остального мира. Ему больше не суждено отведать любимой еды. Он больше никогда не отправится в свои любимые места. Во всяком случае не как Мейсон Старки. Внезапно на него накатывает тошнота; сейчас он выблюет всё, что съел с самого шестого дня после своего зачатия.

Ночным кассиром оказалась девчонка, которую Старки знает по предыдущей школе. Увидев её, он испытывает целую бурю эмоций. Можно было бы забиться подальше в тень на заднем сиденье и надеяться, что его не увидят, но это не для Старки. Он не какой-нибудь жалкий трус. Пропадать — так с музыкой, причём с такой, которую услышат все!

— Эй, Аманда, пойдёшь со мной на выпускной бал? — кричит он, надсаживаясь — чтобы было слышно сквозь толстое стекло.

Аманда прищуривается, вглядывается в темноту и, рассмотрев собеседника, морщит нос, как будто унюхала тухлятину.

— Не в этой жизни, Старки.

— Почему?

— Во-первых, потому что ты софомор[5], а во-вторых, потому что ты лузер в полицейской машине. К тому же — кажется, в дисциплинарной школе устраивают свои танцы, разве нет?

Ну она и тупица, однако.

— Э... видишь ли, со школой я уже расплевался... то есть расплёлся.

— А ну закрой варежку, — советует Запевала, — не то расплету тебя прямо здесь — на гамбургеры.

Наконец до Аманды доходит, и она смотрит на него в лёгком замешательстве.

— О!.. Ох, прости Старки, мне так жаль, мне правда так жаль...

Вот только жалости Мейсону Старки и не доставало!

— Жаль чего? Ты и твои приятели строили мне козьи морды, а теперь тебе, видите ли, жаль? На фига мне твоя жалость!

— Мне так жаль... то есть... мне жаль, что мне так жаль... то есть... — Она безнадёжно вздыхает и, оставив попытки выразить соболезнование, протягивает Женогубу пакет с заказом. — Кетчуп нужен?