Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1981 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №10 за 1981 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Отплыли 20 ноября. Шел дождь со снегом. Дул сырой, пронизывающий ветер, от которого на палубе негде было укрыться. Шестибалльный шторм швырял судно, битком набитое людьми и грузом. Стржелецкий, не спавший несколько суток, влез в щель между ящиками, натянул на себя влажный брезент и сразу же забылся в тяжелом кошмаре. Но дремал недолго — очнулся от нестерпимого холода.

В Красноводске некому и некуда было выгружать ящики. Они мокли под дождем и снегом на палубе опустевшего парохода. И портовые работники, не выбирая выражений, требовали от угрюмого, заросшего бородой «гражданина в очках» немедленно их убрать «хоть в море...». Перебранку услышал местный сотрудник НКВД, вмешался. Он на кого-то «нажал», кого-то упросил...— и ящики с парохода сняли, на машине подбросили на станцию, буквально затолкали в вагон. Еле-еле забрался туда и Стржелецкий. И как был мокрый, грязный, сразу же уснул. Не слышал, как вагон прицепили к поезду, как застучали колеса...

Проснулся, а дверь открыть не может — завалило ее ящиками. Записал: «Из вагона выйти не могу, так как дверь заклинило ящиками. А убрать их пока нет никаких сил. Очень мерзну. И ветер сильно поддувает. Есть нечего. Постараюсь что-нибудь достать на ближайшей станции. Вот только ящики сдвину от двери».

Но поезд почти двое суток шел без остановок...

На станции попросились в вагон старичок и старушка, «едут, мол, к дочери в Оренбург...». Пустил их. Оказались премилыми людьми. Быстро подружились. «Квартиранты» очень жалели Стржелецкого, «какой ты худобый», не могли поверить, что он один вот так и везет свои сундуки из самого Севастополя. Кормили его домашними припасами. Расстались 15 декабря.

«Снова я один»,— записал Станислав Францевич. И добавил: «Морозы до —38! Единственное мое спасение как можно быстрее ехать...»

Теперь уже ехали действительно быстро. И 26 декабря 1941 года, после ста дней пути, прибыли в пункт назначения — Свердловск.

Здесь тоже не обошлось без трудностей, сложностей, хлопот. Опять-таки помогли хорошие люди. Директор Свердловского краеведческого музея Антонина Петровна Курбатова на первых порах приютила херсонесские ящики. Заведующий областным отделом народного образования Николай Федорович Хлесткий добился для музея отдельного помещения (бывшее фотоателье), что в городе, принявшем массу эвакуированных предприятий и учреждений, было неслыханной роскошью. Теперь был собственный почтовый адрес: «Свердловск, улица К. Либкнехта, 49, Херсонесский музей», который с еле скрываемой гордостью указывал в письмах Стржелецкий. Директор филиала Государственного Эрмитажа профессор Владимир Францевич Левинсон-Лессинг принял наиболее ценные херсонесские вещи. А доцент Свердловского педагогического института Евгений Георгиевич Суров в свободное от работы время взялся изучить состояние привезенных предметов и материалов. «Он,— как отмечал Стржелецкий,— привлек к делу сохранности ценностей и своих студентов. Я его с полным правом могу считать херсонесским сотрудником, так много он сделал для музея...»

Кстати, перед войной Евгений Георгиевич защитил кандидатскую диссертацию на тему «Хозяйство античного Херсонеса», поэтому отлично знал Херсонесский музей.

29 января 1942 года приказом народного комиссара просвещения РСФСР В. П. Потемкина Станиславу Францевичу Стржелецкому объявляется благодарность «за исключительно добросовестное выполнение служебных обязанностей и проявленную им инициативу, энергию и настойчивость при эвакуации музейных ценностей». Его имя заносится в книгу Почета работников Наркомпроса.

...«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом... Я не предам Херсонеса...» Не мог предполагать Стржелецкий во время своих путевых мытарств, в трудные зимние ночи на Урале, когда повторял текст древнейшей человеческой клятвы, что эти слова помогли выжить, выстоять и другому сотруднику Херсонесского музея — главному его хранителю Александру Кузьмичу Тахтаю. Он переписал присягу херсонесцев на большой лист ватмана, повесил в своем кабинете. Потом, когда фашистские бомбы разрушили музейные здания, перенес в подвальное помещение, где собрал наиболее ценные оставшиеся экспонаты.

Тахтай остался в оккупированном Севастополе.

— В каждом аду должен быть свой цербер. И я остался таким цербером около этих священных камней, повторяя мою присягу: «... но буду оберегать все это для херсонесского народа...» — признавался он.

Тахтай был заключен фашистами в концлагерь. По отзывам людей, знавших его, держался там достойно. Его выпустили, чтобы он работал в открытом немцами и для немцев Херсонесском музее. Все же он был «герром профессором». Александр Кузьмич прежде всего отыскал лист ватмана со священной клятвой, вновь поместил его в своей комнатушке.

«Не предам Херсонеса!..»

Гитлеровцы хотели вывезти в Германию ценнейшие экспонаты. Среди них плиту с грифоном II века до нашей эры, мраморный аканф (украшение в форме стилизованных листьев и стеблей на капителях колонн коринфского и других сложных ордеров) IV века до нашей эры. Даже ящики приготовили с пышной готической надписью: «Покорителю Крыма фельдмаршалу барону фон Манштейну». Но ящики не попали в родовое имение Манштейна, они остались в Херсонесе. Не смогли увезти их оккупанты. Помешал им старый, немощный, седенький «герр профессор».

«Не предам Херсонеса!..»

Тахтай укрыл в земле мозаичный пол греческой бани II века до нашей эры — выдающийся памятник искусства античного мира. Не открыл этого места фашистам.

А кругом гибли люди, его товарищи. Убили Николая Зиновьевича Федорова, старейшего сотрудника музея, проработавшего здесь сорок лет. От ран умер И. И. Гудзь, от голода — Анашева... Никаких вестей не было от Лисина. Лишь после войны узнал, что заместитель директора по научной части Василий Петрович Лисин погиб под Севастополем в партизанском отряде...

Давно нет в живых и Тахтая. Его родственников или близких я не нашел. И дневника, к сожалению, он не вел. Иных документов тоже не сохранилось. Есть лишь свидетельство Ольги Бергольц, побывавшей в Севастополе через четыре месяца после его освобождения. «Под ежеминутной угрозой ареста, лагеря, смерти Тахтай берег и хранил музей,— писала она.— Почти чудом удалось Александру Кузьмичу спасти драгоценные мраморы...»

...Я приезжал из Севастополя в Херсонес почти каждый день. Подолгу бродил среди живописных его развалин, спускающихся к прозрачным морским волнам, к отбеленной водой и солнцем гальке с красными вкраплениями черепков древней керамики. А когда останавливался в музейном зале перед беломраморной стелой с текстом присяги жителей древнего города, перед глазами моими вставали события военных дней и люди, ныне по большей частью безвестные, которые в годину тяжелую «не предали Херсонеса».

Евграф Кончин / Фото В. Константинова

Курьерский поезд через океан. Жюль Верн

Внимание! — закричал мой проводник.— Тут ступенька!

Я осторожно перешагнул через нее — и очутился в большой зале, ослепительно освещенной электричеством, где только наши шаги нарушали мертвое молчание.

Где я находился? Что привело меня сюда? Кто такой мой таинственный проводниц? Вопросы, на которые у меня нет ответов. Долгий путь среди ночи, железные ворота, бесконечные лестницы, казалось, стремившиеся проникнуть в недра земли,— вот все, что я мог припомнить.

Впрочем, не было времени раздумывать об этом.

— Вы, без сомнения», желаете знать, кто я такой? — спросил мой проводник.— Полковник Пирс, к вашим услугам. Где вы находитесь? В Бостоне, в Америке, на вокзале.

— На каком вокзале?

— На вокзале линии Бостон — Ливерпуль Пневматической компании.

Полковник указал мне на два длинных железных цилиндра метра полутора в диаметре, лежащих на полу в нескольких шагах от нас.

Я посмотрел на эти цилиндры — они заканчивались справа в массивном здании, а слева к ним примыкали колоссальные металлические резервуары, от которых подымались сотни труб.

Теперь я все понял.

Еще недавно я читал в одной американской газете статью об этом необычайном предприятии. Дело было в том, чтобы связать Европу с Америкой двумя исполинскими подводными трубами. Изобретатель брался выполнить свой проект. Этим гениальным человеком был полковник Пирс, который стоял теперь рядом со мною.

Я мысленно пробежал содержание статьи, в которой подробно излагались все детали этого предприятия.

Для его осуществления было необходимо 16 000 000 метров железных труб весом в 1 300 000 тонн. Для перевозки этого материала нужны 200 кораблей водоизмещением в 2000 тонн, и каждый из них должен сделать 33 рейса в оба конца.