Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1982 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №09 за 1982 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Агатуй начинается, как всегда, традиционной игрой чувашей — разбиванием горшка.

Огромная толпа образует широкий круг. На середину его выходят игроки с клюшками. Перед ними ставят вверх дном горшки. Игрокам завязывают глаза и отводят на десять шагов. Тут они должны три раза повернуться вокруг себя и идти обратно. Кто сумеет определить правильное направление и разбить горшок — тот и будет победителем.

После этой игры начинаются состязания бегунов. Путь многих наших легкоатлетов начался с побед на агатуях...

За бегунами на зеленый травяной ковер выходят борцы. Все они обычно тяжеловесы — ступают медленно, уверенно, с истинно богатырским достоинством. Каждую победу зрители встречают криками одобрения. У нас очень любят борцов. В старину о них тут же, на поле, народные певцы слагали песни.

И все-таки самый любимый вид состязаний на агатуях — скачки! Вот выехали на широкое поле всадники. Словно приросли к коням. Ждут сигнала, чтобы помчаться вихрем, опережая друг друга. Тут требуется большое искусство. Надо, чтобы конь, как и всадник, стремился к победе. В старину скакового коня воспитывали специально — так, чтобы не мог конь терпеть, когда впереди бежит другой...

И вот на поле все готово к скачкам.

Люди спорят, какой конь придет первым. Многие предсказывают победу двум скакунам. Один из них — серый, в яблоках. Другой — белый-белый, как рафинад.

Выстрел.

Кони рванулись. Серый сразу вышел вперед. Вытянулся в струнку. Голова, шея...— весь как летящий лебедь.

А всаднику на белом скакуне не повезло. Его конь заупрямился, встал на дыбы, громко заржал. Крутанулся на задних ногах.

— Эх, Шурут опять заартачился! — закричали мальчишки.

А один из них даже заплакал от обиды.

— Поласковее ты с ним! Поласковее! — кричит он сквозь слезы юноше, что сидит на скакуне; оказывается, всадник — его старший брат.

— Ничего, он еще многих обставит,— уверенно басит силач, только что положивший на лопатки подряд трех бойцов.

А всадник, держась одной рукой за шею вздыбившего коня, другой гладит, приговаривая: «Шурут, Шурут... Аряс, аряс!» (Аряс (чуваш.) — непереводимое слово, междометие, выражает ласку.)

— Повод, повод ослабь! — подсказывают ему болельщики.— Он привык на свободном!

И в самом деле, когда всадник ослабил повод, конь вихрем сорвался с места и понесся.

— Догони остальных, догони всех, Шурут! — перестав плакать, сорвался за конем брат всадника.— Аряс, аряс!

Вот уже оба скакуна — белый и серый — скрываются вдали...

Проходит несколько томительных минут.

— Скачут, обратно скачут! — снова зашумела притихшая было толпа.

— Кто... кто впереди? — хриплым, пересохшим от волнения голосом кричит какой-то дед.

— Серый! — отвечает ему сосед.

— Шурут перегоняет!.. Давай, давай, Шурут! Нажми! — кричат, ликуя, мальчишки.

И в самом деле белый конь уже на полкорпуса идет впереди своего серого соперника.

И вот финиш. Взрыв криков и аплодисментов.

— Шурут, Шурут победил! Не конь — птица быстрокрылая!

До позднего вечера длится празднество.

Самое главное богатство у моей матери арча — деревянный сундук, древнее которого в доме нет ничего.

В тот день солнце светило не так, как обычно. Его лучи струились каким-то желто-фиолетовым светом, в каждом углу двора играло марево.

Забегалась мать с утра в этот день.

Она вывесила во двор, на солнце, все, что хранится в древнем арча. Здесь и керю тутри — женихов платок, сара-яргач, невестины принадлежности, вышивки, вышивки... И, конечно, сурбаны, похожие на длинные полотенца, вышитые орнаментами и фигурами. Некоторые из них подарены матери ее бабушкой, но многие она вышила сама. Мать считается в деревне мастерицей. Все это богатство она хранит до тех дней, когда внуки ее вырастут и родной дом для них станет тесным. Тогда она! подарит им все эти вещи, но самым большим подарком будут сурбаны...

Я всегда восторгаюсь сурбанами матери. Они мне кажутся какой-то старинной книгой, рассказывающей историю моего народа.

Рассматриваю сурбаны, помогая матери их вывешивать. Замечаю, что вытканы они из особой, очень тонкой шерсти. Нет, это не овечья шерсть.

— Для сурбана специально привозили из далеких стран особую шерсть—тэве сьам,—объясняет мать.

— Тэве сьам? Тэве — верблюд, сьам — шерсть. Значит, верблюжья шерсть. А почему именно тэве сьам?

— Так уж повелось с давних времен.

— Но ведь чтобы достать верблюжью шерсть, надо было ездить очень далеко?

— Что поделаешь? Так завещали предки, сынок. А вообще-то старые люди рассказывали, что когда-то чуваши сами жили в теплых странах и держали верблюдов.

Снова и снова рассматриваю узоры сурбанов. И делаю для себя еще открытие: в центре, притягивая к себе все остальные линии и фигуры вышивок, светятся три красных кругообразных цветка... Лепестки не везде одинаковы, одни — щупальцами, другие — ушками. Но везде они окрашены в красно-желтый цвет. Везде их три. А на том цветочке, который находится в середине, красный цвет более яркий.

— Анне (Анне (чуваш.) — мать, мама.), почему на всех сурбанах три кругообразных красно-желтых цветка? — спрашиваю я.

И мать рассказала мне старинную легенду.

...Было когда-то в мире не одно, а три солнца. И находились они близко к земле. Люди не знали, что такое зима, снег, лед. А вокруг росли удивительные растения и деревья, которые давали людям все, что надо было для жизни, для здоровья, для веселья.

Но были люди, которые не понимали, как хорошо жить в теплых странах. Они часто жаловались:

— Невозможно дышать! Хотим, чтоб было не три, а одно солнце.

Их, недовольных, называли куштанами. Они не слушали мудрых слов шурсухалов, которые предостерегали их от таких жалоб.

— Убить надо одно солнце! — решили они.

И пригласили на сельский лап знаменитого охотника. Но тот отказался выполнить их приказ.

— Сейчас убьем тебя самого! — прикрикнули на него куштаны.

Тогда, страшась смерти, охотник натянул тетиву лука, долго целился и выстрелил. Стрела попала прямо в сердце небесному светилу, Оно погасло. Но жара не убыла.

— Убей еще одно! — приказали куштаны охотнику.

Тот убил и другое солнце.

Оставшееся светило испугалось людей и убежало высоко-высоко, куда не могла долететь стрела.

И тут люди с ужасом заметили, что стало холодно. Слишком холодно. Замерзли деревья, травы. Стали умирать дети. Не хватало пищи. Снега замели поля и луга. Реки покрылись льдом...

Испугались куштаны и пошли с поклоном к шурсухалам. Те сказали:

— Не послушались вы нас и совершили непоправимое. Убитые светила уже не оживить. А оставшееся больше не верит людям, Надо сделать так, чтобы оно поверило нам и возвратилось.

— Да, да,— соглашались люди,— мы на все готовы, чтобы возвратилось солнце.

— Хорошо,— сказали мудрецы.— Надо всем начать рисовать три солнца. Всюду. На земле, на стенах домов, на стеклах окон. А наши женщины пусть рисуют три солнца, которые светили нам, на тканях. Тогда оставшееся солнце поймет, что люди одумались, жалеют о содеянном, и вернется к нам…

Так родились сурбаны,— закончила свой рассказ мать,

— Скажи, а какие еще бывают сурбаны?

— Разные,— говорит мать.— Вот такие, например, ткали старые женщины. В них преобладают темные и зеленоватые цвета. А подобные этому ткут женщины, готовящиеся стать матерью, по-другому говоря, имеющие сорок ногтей. Чуваши любили удвоенный мир. И на сурбане, видишь, повторение одних и тех же красок, линий, фигур. А молодые девушки ткали такие,— говорит мать, указывая на сурбан, в котором преобладают красный и желтый цвета.

Но на каждом сурбане все те же три солнца...

С давних времен, глядя на разнообразные вышивки сурбана, тамга-знаки и орнаменты, люди удивлялись тому, что каждый из рисунков имел свое название, свое толкование. Одни вышивки выражали тему любви, другие — тему изобилия домашнего скота, третьи — выход охотника на промысел.

Зная смысл разных вышивок, люди порой могли читать сурбаны, как настоящее письмо. Это и натолкнуло ученых на мысль, что, может быть, здесь и кроется тайна письменности чувашей? Мысль оказалась верной. Действительно, тамга-знаки, узоры и орнаменты — элементы древней письменности народа. Вот почему чуваши оберегали их, передавая из поколения в поколение. Много трагических страниц знала далекая история моего народа, и все-таки люди смогли сохранить древнюю письменность. Они знали, что, пока она существует, народ силен. Письменность стала вышивкой, орнаментом, тамга-знаком,

Может быть, на основе этого возможно воссоздать общую картину древней письменности?

Художница Екатерина Ефремова занялась пропагандой чувашской вышивки. Открыта фабрика «Пахатере», которая делает многое для того, чтобы освоить сложнейшие древние традиции искусства вышивки.