Василий Топильский - Розы на снегу

• Название: Розы на снегу
• Автор: Василий Топильский
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Жестоким смерчем обрушилось на Европу фашистское нашествие. Пепел и слезы, кровь и руины оставались там, где прошли полчища гитлеровцев.

В воскресный солнечный день 22 июня 1941 года мутный нацистский поток хлынул и на территорию нашей Родины. Везде, где ступала нога оккупантов, вспыхивали очаги сопротивления: зажигали костры в лесах партизаны, действовали подпольщики. Многие из них погибли, но не дрогнули, не согнулись под пытками.

Был свой незримый фронт и в битве за Ленинград. Он проходил по берегам Плюссы и Шелони, Волхова и Великой. Явки его бойцов были в Луге и Острове, в «столице» озерного края далеком Себеже, в избах осьминских колхозников.

В этом сборнике рассказывается о малоизвестных и неизвестных подвигах наших разведчиков, подпольщиков и партизан в годы Великой Отечественной войны.

---

— Ты как, тезка, умеешь обращаться с оружием? — спросил назавтра у Ивченко Москалев.

— Не приходилось. Да и оружие-то не наше.

— Что оружие немецкое — не беда. В верных руках оно тоже метко стреляет. Ну что ж, — заключил старший Иван, — подучу. Срок обучения — неделя.

Шли дни. Наступил май сорок второго года. В теплые весенние дни оккупанты небольшими группами на повозках часто стали появляться в глухих деревнях Идрицкого района. Они отбирали у местных жителей подчистую хлеб, птицу, скот.

Семнадцать гитлеровцев приехали в Скуратово под вечер, учинили настоящий разбой. Сложив награбленное на повозки, солдаты, предводительствуемые фельдфебелем, покинули деревню, пьяно гогоча и стреляя по крышам из автоматов… «Лихой Москаленок» удачно выбрал место для засады — небольшую поляну в лесу, через которую проходит дорога. В начале поляны в кустах посадил с автоматом Ивченко, в конце ее устроился сам с пулеметом. Когда гитлеровцы выехали на поляну, по первой и последней повозкам одновременно ударили пулемет и автомат. Обоз остановился. Солдаты заметались по поляне. Но их буквально косили меткие очереди двух Иванов.

Бой длился не более десяти минут. Семнадцати солдат недосчитался в тот день начальник хозкомендатуры в Идрице.

В конце мая житель деревни Малиновка Шабанов Федор, работавший на складе немецкой комендатуры, сообщил Москалеву, что старшина поселка Сутоки подготовил списки молодежи окрестных деревень для отправки в Германию. Шабанов передал Москалеву просьбу жителей уничтожить эти списки.

Организованный в Сутоках пункт по вербовке и отправке рабочей силы в Германию размещался в помещении школы и усиленно охранялся полицейскими. Проникнуть туда незамеченными было невозможно. Почти целую неделю Ивченко каждый день появлялся в поселке и убедился в этом. Выслушав его невеселый рассказ, Москалев усмехнулся:

— А ты зря, браток, нос повесил. Раз невозможно незаметно, побываем там заметно.

— Как? Думаешь, среди бела дня? — удивился Иван Ивченко.

— Заявимся утром, когда вся эта сволочь соберется за получением указаний от старшины. И проведем «разъяснительную беседу» о вреде предательства для самих подлецов-изменников.

«Беседа» удалась на славу. Несколько полицейских были сражены первой пулеметной очередью «большого Ивана», в остальных, засевших в подвале, полетели гранаты «меньшого Ивана». Москалев забрал все документы. В их числе был и подробный список на двести девушек и мальчишек-подростков, которых через неделю фашисты предполагали забрать в пересыльный лагерь в Идрицу.

Летом из советского тыла в Пустошкинский и Идрицкий районы пришли несколько новых партизанских отрядов. Начались диверсии на железных дорогах Рига — Себеж, Новосокольники — Ленинград, Великие Луки — Себеж. Партизаны смело нападали и на небольшие немецкие гарнизоны. Однажды ночью Москалев и Ивченко услышали сильную стрельбу в районе деревни Малиновка.

— Надо разузнать, кто такую пальбу устроил, — предложил Москалев. — Может, своих встретим. Только…

— Что только?

— Да так, ничего.

Москалева все еще мучили сомнения, как воспримут его прошлое люди, не знавшие его.

С наступлением рассвета два Ивана направились в Малиновку. Не доходя деревни, Москалев и Ивченко встретились с группой вооруженных людей. На шапках у всех алели красные полоски.

— Сдайте оружие! — приказал старший из партизан.

— Это почему же? — ответил Москалев, держа автомат на изготовку.

— Вы — полицаи. Не сопротивляйтесь.

— Мы партизаны, — бойко вступил в разговор Ивченко.

— Какого отряда?

— Собственного. Я да он, — показал на Ивченко Москалев, — вот и весь отряд.

К командиру подошел один из партизан и что-то тихо сказал ему. Командир улыбнулся:

— Значит, «лихой Москаленок» с побратимом?

— Пусть будет так…

Через час командир отряда Шаранда и его товарищи с удивлением рассматривали жилище «двух Иванов». Еще больше они удивились, когда партизаны-одиночки передали им три станковых пулемета, несколько автоматов, три десятка карабинов, различные документы фашистских комендатур и волостных правлений…

* * *

С озера потянуло холодком. Иван Наумович зябко повел плечами и предложил идти в хату.

— А дальше? — спросил я.

— Дальше все проще. Дальше мы уже были в дружной партизанской семье. Иван Федорович был назначен командиром отделения разведки. Воевал он по-прежнему лихо и пользовался уважением товарищей. Вместе мы с ним громили гарнизон фашистов на станции Нащекино. Подожгли тогда эшелон с боеприпасами. Потом участвовали в налете на колонну карателей возле деревни Красная Вода. Семнадцать автомашин горели после этого налета в придорожных кустах. Довелось нам выполнить и несколько заданий по разведке командира бригады Рындина. Возвращаясь с одного из них, у Сутокского озера наскочили на засаду. Отбились, но потеряли Ивана Федоровича. Тело его я вынес в ближайший лес… Не стало побратима.

Ивченко помрачнел. На мои вопросы о дальнейшей своей судьбе отвечал неохотно: «Да. Стал командиром отделения разведки», «Пришлось участвовать в знаменитой партизанской операции „Савкинский мост“». «Ну, был ранен. Потерял глаз».

Над Конезерьем опустилась ночь. Где-то всхлипнула и замерла гармошка. Потом долго перекликались чьи-то молодые голоса. Мирная, тихая жизнь царила на лужских полях… А мне все казалось, что вот-вот из далекого леса появится человек с пулеметом на плече — плотно сбитый, темноволосый, с карими глазами. Появится, чтобы узнать о жизни своего побратима и еще разведать, нет ли весточки от сына — моряка дальнего плавания, так и не дождавшегося отца с войны.

Тамара Мельникова «СЧАСТЛИВЫМ БУДЕТ ДЕНЬ…»

В Конакове, на Сосновой улице, я постучалась в тихий и светлый дом с палисадником и белыми занавесками на окнах. Рэм здесь никогда не был, дом построен родителями после войны. Но уже в первой комнате я увидела его фотографию. Из чинного ряда семейных портретов выделяется не по-мальчишески напряженное лицо с резкими полосками бровей. И кажется, что уже нет спокойной домашней обстановки и Вера Ивановна нарочно говорит о посторонних вещах, чтобы не затронуть стерегущую на каждом шагу память о сыне. Ее руки все беспокойнее поправляют поседевшие волосы, зачем-то одергивают скатерть, потом достают старый альбом. Они аккуратно перебирают пожелтевшие довоенные фотографии, на которых я тороплюсь разглядеть Рэма в детстве.

В альбоме и серый листочек похоронной:

«…Ваш сын Рэм Николаевич Кардаш погиб…»

* * *

Стыла зима на дворе. Мели метели. Огромная свинцовая вьюга свирепствовала на полях России. Война была рядом. Фашисты бесчинствовали в Торопце, во Ржеве. А он, Рэм Кардаш, обивал пороги военкомата. Нет! Смириться с этим он никак не мог. Никак не мог понять майора, убеждавшего его не раз, что нужно окончить десять классов, что можно быть полезным родной армии и здесь, в прифронтовом городе Кувшиново.

В сохранившихся страничках дневника Рэма Кардаша есть такая запись:

«Можно сидеть спокойно на школьной скамье там, где мирно щебечут птички, где не слышно разрывов бомб и человеческих стонов. Нет. Спасибо. Доучимся после, когда фашизм будет разбит. А сейчас — борьба. Не следует забывать, что от нашей победы зависит не только наша судьба, но и судьба Европы, судьба мира».

Эта запись — черновой набросок ответа Елене Кононенко, опубликовавшей в «Пионерской правде» статью «Ответ школьнице». Писательница в статье высказывала те же мысли, что и майор из военкомата.

Кононенко, конечно, была права.

Но прав был и Кардаш — «красный командир» во всех мальчишеских играх детства, лучший лыжник школы, семнадцатилетний капитан «непобедимой» футбольной команды кувшиновцев.

Рэм Кардаш.

В апреле сорок второго сбылась мечта Рэма. Райком комсомола зачислил его в группу добровольцев, отправлявшихся во вражеский тыл. На сборы — один вечер. С другом Олегом Чашиным решили побродить по заветным местам. Обычно тихий, зеленый городок показался теперь чужим. По главной улице плыл поток машин, орудий. Все это шумело, грохотало, наполняя воздух запахом горящего бензина. Ребята молча стояли на обочине дороги и смотрели вслед уходящим бойцам. Проезжавшие машины коротко освещали их желтым светом фар. Было грустно. Рядом не стояли привычно Юра Белевитин, Коля Шаврин. Не было и Людмилы, которую Рэм ласково называл «Люда моя Мила». Она еще в начале войны эвакуировалась с родителями и теперь присылала длинные грустные письма…

У калитки Олег крепко пожал руку друга:

— Всего тебе, Рэмка! Бей их, гадов. Я тоже не задержусь. Буду следом.