Леонид Золотарев - Люди без имени

• Название: Люди без имени
• Автор: Леонид Золотарев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Роман «Люди без имени» написан в конце 40-х и начале 50-х годов прошлого столетия Леонидом Михайловичем Золотаревым и нигде не публиковался, рукописи хранились в архивах семьи. Для автора, как и для миллионов русских людей, Отечественная война стала не только отражением национальной трагедии и национального триумфа, но и фактом собственной биографии…

---

— Меня не интересует политическое убеждение министра, я вижу в этом здравый смысл, — ответил Холм, поднимаясь с кресла. Высокий и жилистый он стоял не моргнув глазом перед тучным начальником, как прежде преисполненной мыслью выполнить солдатский долг, но злая насмешка следователя задела его чистое, непорочное самолюбие.

— Собственно говоря, что вам нужно от меня, господин подполковник?

— Кроме выполнения требования о сдаче оружия, я не имею к вам никаких претензий!

— Выполнять распоряжение главного инспектора лагерей запрещено!

— Его подтвердил командующий северным округом!

— Я подчинен министру внутренних дел и оружие мне нужно для выполнения его распоряжения!

— Вы забыли одно, что пленные не побегут, зная о возвращении на родину. Интересы страны обязывают вас сдать оружие для использования его в более важных целях, чем охрана военнопленных. К тому же, вы имеете его в большем количестве… если принять во внимание немецкий склад, находящийся в ваших руках. Не сегодня, так завтра, мы должны столкнуться с немцами, выполняя обязательства взятые условиями перемирия.

— Тем более требования ваши странны, что вы настаиваете на сдаче оружия именно здесь, а не в тылу… Использование оружия в интересах родины… Вами — вызывает сомнение.

Холм замолчал, прошелся по комнате взад и вперед, затем снова стал в прежнем положении — напротив своего бывшего начальника, и сказал: — Я принял решение — вооружить русских!

— Вы не имеете права! — закричал следователь так громко, что спавший начальник лагеря вздрогнул и проснулся. — Это преступление! Преступление! У вас нет на это разрешения! — продолжал кричать следователь…

— Но и нет запрещения, — прервал речь следователя начальник лагеря, понявший, о чем идет речь.

— Возможно это преступление перед законом, но оправдание перед моей совестью! — сказал Холм.

— Если сегодня я не получу разрешения на вывоз военнопленных, вопрос о вооружении их решен! Господа немцы пусть не забывают, что более двух тысяч русских, находящихся в моем распоряжении, еще не разучились воевать!

— Добавьте к этому три сотни финских солдат, которые бояться немецкого плена хуже, чем вашей угрозы о сдачи оружия, которое неизвестно кому и зачем нужно! — вставил начальник лагеря.

— Небольшие осложнения будут только здесь — Холм открыл окно. — Смотрите!

В окно была отчетливо видна дорога, узкой змейкой спускавшаяся с горы. Внизу, у реки, она расходилась на две стороны. Одна вела к немецким зенитным батареям, расположенным севернее лагеря, другая сворачивала к зоне проволочного ограждения.

На повороте возле моста прохаживался немецкий патруль

— Если хоть один немец перейдет мост, он будет трупом…

А русские уйдут в лес. В Ивало и на оловянном руднике ни одна машина немцев не пройдет. Дорога Рованиеми-Петсамо будет контролироваться нами! Части Советской армии быстро приближаются к Никелевому заводу, навстречу которым пойдут военнопленные Петсамо-Никелевого рудника.

Сердце следователя дрогнуло, он не сказал больше ни одного слова, а на следующий день немецкое командование знало о намерениях финского офицера, с которым оно в течение длительного времени не могло найти общего языка, но и следователь не получил ни одной винтовки для организации тайного склада — цели его поездки на север.

В четырнадцать часов прибыла немецкая автоколонна, сопровождаемая множеством полевой полиции на мотоциклах. На каждую машину посадили по двадцать русских и по два финских солдата, и колонна тронулась. Останавливается возле каждого шлагбаума, каждый раз немецкий офицер звонит по телефону неизвестно кому. Машины движутся; никто не знает маршрута движения. Финны подозрительно переглядываются. На следующей остановке пришел переводчик и сообщил русским и охране, что если на повороте немцы свернут не в направлении Ивало, а к Петсамо, то всем прыгать с машин и разбегаться по лесу. На охрану возлагается борьба с полицией и сопровождение пленных до штаба.

По мере приближения к повороту все устремили взоры вперед, куда свернет передняя машина. Все облегченно вздохнули: передняя машина проскочила поворот… На повороте валялась разбитая машина, возле которой лежал труп шофера. Это был Порвари. Ему не удалось покинуть родину: смерть настигла его в тот момент, когда он свернул не туда, куда нужно было.

Прибыли в Ивало. Для русских был приготовлен ужин. Встречали скрепя сердце, но как гостей. Опять все тот же телефонный разговор. Вот и Рованиеми, откуда повезут военнопленных в вагонах, наверное, прямо на родину.

Что заставило немцев вывезти военнопленных из Петсамо-Никелевого завода? Никто из русских не знал. Строили догадки и предположения. От Петсамо до Рованиеми двигались по шоссе в одиночку и целыми семьями финны. Они стремились скорее добраться до станции, а там по железной дороге — вглубь страны. Все они были нагружены домашним имуществом, кто нес его на спине, кто катил тележку перед собою. Они стремились уйти от приближающегося фронта. Наступила очередь испытать ужасы войны и для них. В Рованиеми их ожидало горькое разочарование: на станции не было ни одного эшелона для них. Единственный, из которого выгружались немцы, предназначался для военнопленных. Открытые площадки вагонов зашивали досками, чтобы можно было укрыться от дождя и ветра. От работы военнопленных зависело отправление эшелона, поэтому никто не подгонял, работали на совесть.

Как только немцы освобождали площадку, русские дружно нагружали ее кухнями, продуктами и все другим. Никто из русских не обращал внимание на немцев. Им было не до них, но как только военнопленные проходили мимо них, они отворачивались; только один не мог скрыть зависти. Может быть, он тоже вспомнил о родине? Откуда-то подвернулся дед, знакомый Леониду по Янискоски, и без всякого приглашения начал помогать русским подвозить доски, инструмент и галеты. Ему, по-видимому, надоело сидеть без дела, и он потерял надежду выехать из Рованиеми со своей кормилицей — лошадью.

Он сильно изменился, постарел и не мог признать Леонида. Вспомнил только тогда, когда Леонид вытащил из своего кармана фотокарточку, подаренную ему в Янискосках при совместной работе на лесопилке. От неожиданной встреча он расплакался, и Леониду с трудом удалось его успокоить. В это время подошел немец, все время внимательно наблюдавший за русскими, и спросил по-русски: — Вы куда уезжаете?

— У нас есть родина! — ответил Леонид.

На глазах у власовца выступили слезы. Леорнид презрительно посмотрел на него и отвернулся. На власовца закричали пленные: — Уйди, бездомная собака, для тебя не будет на жалости, ни сострадания. Вы продали родину и дорога в жизнь для вас закрыта!

Тогда власовец обратился к деду за помощью. Они не могли завести легковую машину. Им необходимо было ее отвезти до гаража.

Дед слушал его внимательно, покачал отрицательно головой и попросил позвать переводчика.

— Я вас не приглашал на финскую землю! Вы изменили родине! Служили немцам, просите помощи у них, а я помогать вам не собираюсь!

Дед старческой рукой вынул финку, поцеловал в последний раз лошадь, вонзил нож ей прямо в сердце и горько заплакал. Ему было жалко ее, но он предпочел за лучшее убить лошадь собственной рукой, чем помогать тем, кого он ненавидел, кто был причиной смерти его сыновей.

Назавтра, ровно в двенадцать часов, военнопленные покинули Рованиеми. Через два часа прекратилось сообщение по железной дороге и началась война между двумя бывшими союзниками. Эшелон с военнопленными движется к родине. Охрана только для вида. На каждой станции русские выскакивают из вагонов, заходят в буфеты, прогуливаются по перрону.

Поезд замедлил ход, многие соскочили и бегут к станции. На пути к ней стоит состав, груженный песком и в клейменной одежде люди, как военнопленные, под охраной разгружают песок.

— Неужели до сих пор пленные продолжают работы? — спрашивают друг у друга военнопленные и показывают на эшелон.

— Пойдемте, разгоним охрану! — предлагали другие. Русские гурьбой двинулись к составу.

— Бросай работать хлопцы! Надо спешить на родину!

Им отвечают на финском языке и показывают пальцами в рот, просят хлеб и табак.

— Что за чертовщина! — раздаются голоса.

— Осужденные финны, — догадываются многие, и ропот недовольства гудит среди русских.

Вскоре военнопленные перемешались с осужденными и завязалась беседа. Их угощают табаком, сигаретами, началась дележка хлеба, принесли каши. Охрана перед многочисленной толпой пасует.

Леонид, как другие, не мог спрыгивать на ходу, рана давала себя знать, и большее время он просиживал у окна. При виде братания военнопленных с финнами он не выдержал и в первый раз решился выйти из вагона. Финн, стоявший на площадке, спрыгнул и побежал к нему с возгласами: — Матрос!