Мирослав Зикмунд - Перевёрнутый полумесяц

• Название: Перевёрнутый полумесяц
• Автор: Мирослав Зикмунд
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1963

Мирослав Зикмунд, Иржи Ганзелка — имена, полюбившиеся советскому читателю. Известные чешские путешественники, зоркие и талантливые писатели, М. Зикмунд и И. Ганзелка познакомили мир с жизнью отдаленнейших уголков самых романтических материков Земли — Африки и Южной Америки. Их книги «Африка грез и действительности» — три тома репортажа и фотографий об Африке — и четыре книги о Южной Америке: «Там, за рекою, — Аргентина», «Через Кордильеры», «К охотникам за черепами» и «Меж двух океанов» — были встречены читателями тепло, с большим удовлетворением.

И вот, отправляясь в апреле 1959 года в новое путешествие, рассчитанное на пять лет, в путешествие по странам Азии, Мирослав Зикмунд и Иржи Ганзелка предложили издательству «Молодая гвардия» свой репортаж об этой экспедиции.

«Перевернутый полумесяц» — первая книга о путешествии по странам Азии И. Ганзелки, М. Зикмунда и их новых товарищей Ольдржиха Халупы и Роберта Вита. На «татрах-805» они через европейские страны — Австрию, Югославию, Албанию, Болгарию — проехали в Турцию, затем пересекли всю ее с запада на восток и через Сирию проследовали в Ливан. Своими впечатлениями о новом путешествии они делятся с читателями в «Перевернутом полумесяце».

---

— Это ерунда, — вскипел Азиз, — все это Готье выдумал. Со мной никогда ничего подобного не случалось. И галлюцинаций у нас, куривших гашиш, тоже не было, мы бы друг другу об этом рассказывали. Вот что мы действительно чувствовали, так это страх.

— Страх?

— Мы боялись змей, скорпионов. И воды. Глядя на стакан чаю, мне казалось, что я в нем утону. Попозже я покажу вам под Акрополем узкую оросительную канаву. В нормальном состоянии ее можно просто перешагнуть. А нам она казалась морем. Мы всегда держались за руки, чтобы не утонуть.

В страшной мукомольне

Не обижайтесь на нас за то, что мы не сообщим название деревни. Мы пообещали это Джамилю, Ибрагиму и Азизу.

Отправились мы туда на такси, чтобы не слишком привлекать к себе внимание. Точнее — на двух такси. В первом ехал Джамиль, который решил, что мы не станем заблаговременно предупреждать о нашем визите, поедем прямо так. Будь что будет, не выгонят же нас из деревни…

В обеих машинах весело. В той, что следует сзади, шофер включил приемник, поймал станцию Кипра.

— Сайпрус тайиб, тайиб, — хвалит он музыку наполовину по-английски, наполовину по-арабски и, сияя широкой улыбкой, оборачивается назад. Сидящий рядом с ним Азиз вдруг открывает портсигар с сигаретами, вытряхивает из них табак и лезет за чем-то в карман. Потом кладет руку на спинку сиденья и привычным движением дробит какой-то серовато-желтый комочек на мелкие кусочки, смешивает их с табаком, так же ловко набивает смесью сигаретные гильзы и прикуривает обе готовые сигареты. Он угощает шофера, а гостя из другой страны, виновато улыбаясь, обходит.

Серо-желтый комочек — это гашиш.

— Кипр хорошо, — произносит шофер.

Это значит, что радиостанция Кипра передает хорошую музыку, как раз такую, какая нужна курильщику гашиша для полного блаженства, — танго с тягучими звуками саксофона, тихое, ласкающее слух. Через десять минут парии начинают улыбаться, шофер придерживает руль только мизинцем левой руки, верзила Азиз вдруг становится похожим на ребенка, которому дали лакомство. Он на вершине блаженства. Он глубоко затягивается сигаретой, на несколько секунд задерживает дым в легких и с наслаждением, понемногу выпускает его. Вот парни начали тихонько напевать. Из всей песни понятны только два все время повторяющихся слова: аллах карим — господь бог голубчик, господь бог голубчик….

Мы ворвались в деревню, словно передовой отряд наступающего противника. Обе машины подкатили одновременно. Шоферы резко нажали на тормоза, машины остановились как вкопанные, мягко качнувшись вперед. В тот же миг все оказались снаружи и, не останавливаясь, направились в правый угол двора к большому глинобитному строению без окон.

В дверях Джамиль столкнулся с человеком, голова которого была замотана платком. Вид у него был такой, словно кто-то посыпал ему лицо серо-желтым пеплом. Рассеянным взглядом он скользнул по обеим машинам и группе людей и стал что-то с жаром говорить по-арабски. Азиз, как видно, убеждает его в том, что мы приехали с добрыми намерениями и он может нас не бояться.

Внутри мы чуть не задохнулись. В первую минуту мы вообще не могли сориентироваться, нам показалось, что мы очутились в какой-то страшной мукомольне, где царила тишина и стоял удивительный, невероятно приятный, волнующий аромат смеси смолы, мяты и еще чего-то. Равномерное шуршание, на которое мы не сразу обратили внимание, вдруг прекратилось. Освоившись с полутьмой, мы насчитали в помещении человек десять мужчин и женщин, сидевших вокруг широкого ящика, покрытого ситом. В руках у них были какие-то грибки — как позже выяснилось, это были деревянные толкушки, покрытые резиной от старых шин, которыми они растирали на сите листья растений, сложенные у противоположной стены. Мы не долго выдержали пребывание в этой темнице. От пыли и одуряющего запаха там нечем было дышать. Молча смотрели на нас люди в наброшенных на голову тряпках, прикрывавших лицо и рот. С головой закутанные женщины были похожи на пыльные джутовые мешки. Фотографировать? Нет, категорически нельзя! Вовсе не потому, что коран не разрешает, а потому, что управляющий, тот самый человек с платком на голове, боится разглашения тайны. А вдруг кто-нибудь узнает на снимках людей, занятых у него?

— Среди моих друзей врач, хаким из Европы, — сообщил Азиз человеку в платке. — Если хочешь, он может посмотреть твоих людей.

Слова Азиза произвели впечатление. До сих пор тут не случалось такого, чтобы приехал врач и даже предложил бы свою помощь. Один за другим из темницы выходят люди, закрывая ладонями глаза от резкого солнца. Ослепленные, они некоторое время жмурятся, а потом покорно позволяют осмотреть глаза.

У всех обнаружилось одно и то же: сужение зрачков, лопнувшие кровеносные сосуды, в результате постоянного раздражения поверхность ткани совершенно сухая. В четырех случаях из пяти это был конъюнктивит в запущенной форме. Со временем у этих людей будет бельмо. Если они не переменят работу, то в один прекрасный день солнце для них перестанет светить…

Чудо в ладонях

Человек в платке объяснил нам, что гашиш бывает не на всех растениях, а только на женских экземплярах. Это смолистые выделения стеблевых железок. Чтобы добыть гашиш, необходимо эти почти микроскопические зернышки в процессе обмолачивания и растирания отделить от сухих листьев. Потом просеять. Причем просеивать надо каждый раз через более густое сито, пока не дойдет очередь до трех самых тонких сит, таких, как вот эти — взгляните, пожалуйста…

Ткань на ситах — нечто вроде муслина, грубую муку через них не просеешь. То, что проходит через самое густое сито, — это гашиш первого сорта. Но в продажу идут также второй и третий сорта. По какой цене? Какой доход приносит гашиш? Наш хозяин выдавливает из себя цифры через силу. Он не любит говорить о таких вещах. Это торговая тайна. Секрет производства. Но Джамиль тоже в этом разбирается и охотно помогает человеку в платке в тех случаях, когда тот затрудняется сразу «вспомнить».

Таким образом нам удалось узнать, что с одного дунума собирают от двухсот до двухсот пятидесяти килограммов сухих растений. Дунум равен девятистам восемнадцати квадратным метрам. Значит, с гектара получают от двух до двух с половиной тонн сырья. Большая часть его превращается в подстилку для скота — это вон та трава, что сложена возле сарая, где роются куры. После протирания и просеивания получается девять килограммов гашиша с дунума, по три килограмма каждого сорта. Гашиш меряют старыми ливанскими мерами — хоа и роттолом. Хоа равен тысяче двумстам пятидесяти граммам, роттол — двум хоа.

— А как, собственно, выглядит гашиш?

Человек в платке (он похож на деревенского бодряка из киномассовки) лезет рукой в миску под ситом номер один и достает оттуда щепотку тончайшей серовато-желтой пыли, высыпает ее на ладонь и изо всей силы прижимает другой рукой. Так он держит руки несколько секунд. На виске у него вздувается вена. В это время между ладонями, вероятно, происходит чудо. Тепло человеческого тела заставляет молекулы эфирного масла и смолы соединяться между собой, в результате чего пыль превращается в пластилин. Человек ослабил давление ладоней, вена исчезла, магия кончилась. В довершение всего большой палец правой руки совершает несколько быстрых движений в левой ладони — и производственный процесс завершен: в ладони лежит коротенький скатанный кусочек гашиша в том виде, в каком он попадает в руки жаждущего курильщика.

Как выглядят растения? К сожалению, в поле увидеть их нам не удастся, мы приехали слишком поздно.

Джамиль, который во время этой беседы бродил по двору, чуть заметно подмигивает, тянет нас в сторону и говорит, что вон там, возле дома, мы можем увидеть растение, выросшее возле самой стены. Видимо, когда свозили урожай, какое-то семечко упало и во влажной щели взошло, поднявшись примерно на три четверти метра.

От глаз человека в платке ничто не ускользает. Он нехотя дает согласие на то, чтобы мы сорвали две-три веточки на память. Дело не в том, что он потеряет несколько миллиграммов гашиша, который стеблевые железки выделили на листья, вовсе нет! Все равно этого отщепенца никто бы не заметил.

— А вдруг кто-нибудь найдет это растение? У вас могут быть из-за этого неприятности!

Мы поблагодарили за любезность, и в глазах человека в платке прочли облегчение от того, что гости, наконец, уходят.

Слишком много гашиша убьет торговлю

В арабской хронике «Необыкновенные цветы и события» историк Ибн Ияс пишет: «В 922 году хиджры (то есть в 1516 году) разлив Нила задержался. Не было воды, нависла угроза неурожая. В ответ на призыв властелина народ пообещал, что на три дня он откажется от гашиша и вина, чтобы небо над ним смилостивилось. И в конце третьего дня вода в реке стала прибывать…»