Фрэнсис Гарт - Брет Гарт. Том 1

• Название: Брет Гарт. Том 1
• Автор: Фрэнсис Гарт
• Издательство: "Правда"
• Жанр: Вестерн
• Год: 1966

Американский писатель Брет Гарт знаменит своими рассказами из жизни золотоискателей в Калифорнии. События, связанные с открытием и эксплуатацией калифорнийского золота, образуют содержательный и необыкновенно колоритный эпизод в истории Соединенных Штатов, да, пожалуй, и вообще в истории XIX столетия.

Рассказы Гарта рисуют с самых разных сторон жизнь старателей и пестрого люда, населявшего Калифорнию в пору золотой лихорадки. Как справедливо отметил Диккенс, писатель имел дело с совершенно новым, до него никому не ведомым материалом, — он открывал для читателя новые типы людей, новые страницы быта, новые пейзажи, еще никем до того не занесенные на бумагу.

---

7

Когда Брет Гарт в июне 1878 года прибыл в Крефельд, то написал жене: «Стараюсь не думать о том, что со мною произошло, чтобы не сойти с ума».

Должность коммерческого агента была самой низшей должностью консульской службы. Основной обязанностью Гарта было посредничество между крефельдскими мануфактурщиками (местные фабрики производили вельвет и бархат) и американскими импортерами. Брет Гарт плохо знал немецкий язык и страдал в Крефельде от одиночества. В результате пережитых невзгод здоровье его пошатнулось. Его мучают опасения, что он не сумеет прокормить семью. «Одна-единственная мечта, — пишет он жене, — заработать достаточно денег, чтобы обрести душевный покой».

Прошло некоторое время, пока Брет Гарт вспомнил, что он не только мелкий чиновник американской консульской службы, но и писатель с европейской известностью. Он едет в Лондон и встречает там лестное внимание в литературных кругах и интерес издателей, которые ждут от него новых произведений. Брет Гарт постепенно оживает, обретает веру в себя. «Меня спрашивают: почему американское правительство направило меня в Крефельд, — пишет он жене. — Я краснею, но молчу о том, что не имел иного выбора… Упаси бог, если все станут меня ценить так низко, как американское правительство!» Через два года Джон Гэй, американский дипломат и литератор, один из немногих верных друзей Гарта, добивается для него перевода в Англию на более почетную и лучше оплачиваемую должность американского консула в Глазго. В этой должности Брет Гарт прослужил пять лет.

Он налаживает прочные связи с английскими журналами и издательствами и совмещает консульские обязанности с регулярной литературной работой. Он зарабатывает достаточно, чтобы прожить на литературный доход; жалованье он отсылает семье. Теперь главная его забота — не потерять место.

Американская печать продолжает преследовать Гарта. Уже в Германии американские туристы пытались распространять о нем компрометирующие слухи. Теперь, в ответ на успехи Гарта в Англии как писателя, газеты в США трубят, что он высокомерен, что он «светский лев», а главное, что он «дурной американец». По этой последней причине его считают непригодным для дипломатической должности. Тщетно пишет Брет Гарт друзьям в США с просьбой похлопотать за него. В 1885 году, с приходом в Белый дом нового президента Кливленда, Гарта увольняют «за халатное выполнение обязанностей».

Гарт решает остаться в Англии. Страх перед возвращением на родину не покидал его с самого отъезда. Пытаясь скрыть от самого себя это тяжкое душевное состояние, Гарт пишет жене, что страх «слишком сильное слово» для обозначения его чувств, однако другого слова не находит. «Ни на что на свете не соглашусь я снова пройти через то, что было со мною те два года в Нью-Йорке, в особенности же в последнюю зиму», — пишет он о памятных еще обидах и унижениях. И в другом письме: «Видит бог, я не остался бы на чужбине, если б не страшился нищеты и жизненной борьбы, для которой я слишком стар…» Гарт поясняет, что нью-йоркские издатели будут знать, что он беден, будут на том играть, и он снова окажется в их власти; в Англии же издатели считают его обеспеченным человеком, и как иностранец с именем он занимает в литературном мире привилегированное положение. И еще: «Англия — единственное место, где я могу заработать на хлеб насущный. Я люблю свою родину, но она не настолько любит меня, чтобы дать мне приют и позволить зарабатывать на жизнь своим пером». И снова: «Не знаю, как продержусь эту зиму. С каждым годом все тяжелее и мучительнее тянутся полутемные дни. Но вести из Америки — критика, советы, новости — опять показывают, сколь чужие мы там, и сам я и мои сочинения, как важно для меня сохранить здешние связи».

Дальнейшая жизнь Гарта заполнена напряженной литературной работой по заказам журналов. Ежегодно он выпускает небольшой томик или два с новыми произведениями. Он работает, по собственному признанию, «воскресенья и праздники», «больной или здоровый», «с настроением и без настроения». «Не вижу впереди просвета, — пишет он жене, — положительно ненавижу чернила и перо». Он постоянно в тревоге, что неверный заработок иссякнет, и вновь и вновь просит извинения, опаздывая с высылкой очередной суммы денег.

Внешне жизнь его в эти последние годы мало в чем меняется, если не считать одолевающих его болезней. Изредка Гарт появляется, седой, молчаливый, элегантный, в светских салонах и считается достопримечательностью лондонского литературного мира.

Между тем в США молодое поколение писателей 80-х и 90-х годов вспомнило о Гарте. Вышедшие в большинстве своем из народа, выросшие в глухих, захолустных штатах, они с восхищением перечитали калифорнийские рассказы Гарта и признали в нем одного из своих учителей. Вождь молодых американских писателей, автор талантливых рассказов из жизни фермеров Среднего Запада Гемлин Гарленд, побывав в 90-х годах в Лондоне, увиделся с Гартом и оставил в своих воспоминаниях интересное описание этой встречи.

«Когда я был с Зангвиллем у Джозефа Хеттона, — пишет Гарленд, — мое внимание привлек человек, внешность которого в точности напоминала английского клубмена, каким его изображают у нас на американской сцене. Он был высокого роста, седые волосы разделены посредине пробором. Серые в полоску брюки, визитка, модный жилет, на лакированных ботинках бледно-лиловые гетры. В руке у него были желтые перчатки. — Кто это? — спросил я Зангвилля. — Как, вы не знаете, кто это? — ответил Зангвилль. — Это ваш славный соотечественник, Фрэнсис Брет Гарт. — Брет Гарт? — воскликнул я в изумлении. — Как мог быть автором «Счастья Ревущего Стана» и «Двоих из Сэнди-Бара» этот денди, этот стареющий щеголь в гетрах и с моноклем в глазу!»

Гарленд был представлен, нашел Гарта холодным, замкнутым и без охоты направился к нему с визитом, чтобы передать привезенное письмо от Гоуэллса.

«Прочитав медленно письмо, Гарт несколько минут молчал. Потом, выронив монокль и потеряв сразу свое английское произношение, он сказал: «Расскажите мне о Гоуэллсе, расскажите о Томе Олдриче, обо всех остальных!»

Я смягчился, — пишет Гарленд, — он был американцем, американцем целиком и полностью. Его акцент даже не был бостонским, он говорил, как калифорниец. Письмо Гоуэллса и что-то в моем разговоре пробудило в нем воспоминания, пробудило похороненные желания. Его взгляд стал задумчив, в голосе послышались грустные нотки. Наконец я спросил: «Когда же мы вас увидим?» — «Боюсь, что никогда. Я не могу вернуться назад». — «Калифорния устроит вам торжественную встречу», — настаивал я. — «Я не уверен в этом, — отвечал он печально. — Моей Калифорнии уже нет. Моих друзей тоже нет. Нет, я никогда не вернусь… Иногда мне кажется, что я не должен был уезжать…»

Он сознавал, как и я, — пишет Гарленд, — что он изгнанник, без родины, что он старый и больной, должен умереть вдали от всех. Он был беден, о нем ходили сплетни. На его книги не было спроса».

Дальше Гарленд рассказывает, как Гарт долго не отпускал его, потом проводил до самой двери. Когда Гарленд, заворачивая за угол, обернулся, Гарт стоял на пороге и глядел ему вслед.

Брет Гарт скончался в 1902 году за письменным столом, с пером в руке. Никаких сбережений у него не оказалось. Английские друзья поставили гранитную плиту на его могиле.

В свой европейский период Брет Гарт написал большую часть своих произведений. Рассказы и повести, созданные им за последние двадцать лет жизни, превосходят численно в несколько раз то, что он создал за все американские годы. Знакомство с этими произведениями рождает много проблем и в первую очередь проблему прерванного литературного развития.

Рассказы и повести позднего Гарта в подавляющем большинстве своем связаны с золотоискательской Калифорнией и, таким образом, как бы продолжают основную линию его творчества. Однако знаменательной чертой творчества Гарта 60-х и 70-х годов было постепенное расширение калифорнийской тематики до тематики общеамериканской, с характерным нарастанием критико-реалистических элементов и обострением социальных мотивов. Эта черта отсутствует или почти отсутствует в калифорнийских циклах его европейского периода. Они принадлежат не столько современности, сколько истории.

Было бы неверно заключить, что Брет Гарт отвернулся от современности, перестал воспринимать ее. В цикле «консульских рассказов», где повествование ведется от имени американского консула в Замтштадте (Бархатный город — так он называет Крефельд) и Сэнт-Кентигерне (так он называет Глазго), Брет Гарт не раз показывает, что сохранил свою острую наблюдательность.

Достойны внимания его наблюдения над американцами в Европе, по преимуществу отрицательные. Полнее на этот счет он высказывается в письмах к жене. «…Унизительно видеть, — пишет Брет Гарт, — что когда передовые люди в Англии с вдумчивым скептицизмом пересматривают старое и консервативное, тянутся к новому и демократическому, американское лакейство в чужих перьях и в дурно сидящем наряде с важностью становится поперек дороги». И снова в другом письме: «Нет лакея столь невообразимо раболепного и низменного, как средний американец, попавший в лондонский свет. Увы, американки еще превосходят в этом своих мужей».