Борис Пшеничный - Коридоры сознания

• Название: Коридоры сознания
• Автор: Борис Пшеничный
• Жанр: Научная Фантастика

Опубликовано в журнале «Памир», 1992, № 7-8, стр. 3-84

---

Федор в шоке, я тоже. Они с Долиным, разумеется, знакомы и не первый год, однако не настолько, чтобы вместе распивать чаи. Старик явно что-то затеял. «И ты пойдешь?» — спрашиваю. «Вместе пойдем, — обрадовался брат. — Ты тоже зван. У твоего шефа какие-то идеи насчет нас».

Тогда мы еще не знали о назначении Федора. Решение Большого Совета обнародовали лишь через сутки, а Долин был на Заседании, подписывал протокол. Он первым и сообщил нам, когда мы вечером заявились к нему в дом.

Представь наши рожи. Только-только переступили порог, осмотреться не успели, а хозяин с ходу бах — жареную новость! Браво, говорит, полковник Севцов, поздравляю, вам доверили экспедицию.

Федор, конечно, ждал этой вести, он уже давно работал по программе полета к Р-облаку. До меня тоже доходили слухи, что его натаскивают на главного. И все же ... Не каждый день судьба печет такие пироги. Стоим именинниками, с ноги на ногу переминаемся, ну а что дальше? Расплескивать эмоции глупо, прикидываться, что нас ничто не колышет, еще глупее. Надо как-то выкручиваться, что-то говорить, делать. Но старик-то, старик! И не думает выручать. Хоть бы по дому повел или сесть предложил, так нет же! Уставился иезуитом, глазами жрет — удовольствие ему смотреть, как мы изнутри жаримся.

Федор по натуре джентльмен, его на курсы бостона посылать не надо, но тут он взбурлил. Спасибо, говорит, за новость, только стоило ли из-за нее затеваться с чаем, могли бы по телефону сообщить. Ну а сейчас, уж извините, нам не до чаев, как-нибудь в другой раз, еще раз спасибо, — и мне головой: поворачивай, пошли!

Ха, не тут-то было. Недооценили мы старика, не так его поняли. Даже к двери не подпустил. Стал на проходе, борода секирой. «К столу, к столу!» — потащил. Его как подменили. Теперь он нам отец родной, а мы ему самые дорогие гости. Засуетился, обхаживает и все про ту же «чашку чая», но уже с приложением: «А Оленька нам сыграет».

Заметь: впервые о дочери. Мы ее пока не видели, встречать не вышла. Отсиживалась в соседней комнате. Слышно было — за стеной кто-то есть, шаги, шуршание. Кто еще?

Знал я о ней тогда еще не много, меньше анкеты, и все — с чужих слов. Перезрелая девица, пианистка, вымучивает вундеркиндов в музшколе. Наших мужиков на радиокомплексе особенно занимало, почему холостякует — уже под тридцать, а не замужем. Валили на папашу: с таким, как он, приданым ей век ходить неокольцованной. Старик, мол, дрожит над ней, от себя не отпустит, ну а жить с ним под одной крышей — извините, дураков не сыщешь.

И вот когда Долин, усаживая нас за стол, произнес ее имя... Верно, так и было. Я сразу решил, что мы с Федором приглашены на смотрины. Аж ахнул про себя: сводничает папаша! Для дочери старается. Для себя, впрочем, тоже. Подыскивает ей выгодного муженька, себе — престижного зятя. А Федор, сам понимаешь, после назначения, в новом, так сказать, качестве самая подходящая кандидатура — и в мужья, и в зятья. Отсюда весь пожар, вся суета.

Расшифровав, как мне казалось, Долина, я почувствовал себя на троне. Смущения как не бывало, дышу полной грудью, поглядываю свысока. Ну, ну, — подстегиваю в мыслях шефа — разворачивайся, действуй, посмотрим, что у тебя получится.

Сели, значит, за стол. Пока втроем. Ольга все еще прячется.

Хозяин распечатал бутылку. Чай чаем, а для разгона коньячок. За встречу, за успех экспедиции, само собой — за командора. (Держись, братец!). Старик видит только его, меня как нет, даже боковым зрением не замечает. Ему рюмку с верхом, мне — недолив; ему лимончик на тарелку, мне — бери сам. Явная дискриминация. Так в приличных домах не поступают. Начинаю заводиться. Ну ты даешь, шеф! Обхаживаешь запроектированного зятя, понять тебя можно, но зачем же так грубо? Все равно злорадствую, ни фига не выйдет, зря стараешься, его тебе не подцепить. И на свое передержанное чадо со всеми ее талантами особенно не надейся. Да будет тебе известно, лысая ты борода, что Федор на эту наживку как раз и не клюет. Его никакой гейшей не заманишь. Не видишь разве — он всем нутром уже там, на пути к Р-облаку. Попробуй-ка достань его, верни оттуда.

Смотрю, брат и в самом деле где-то парит. На лице полное отсутствие всякого присутствия. Хоть «ау» ему кричи... Впрочем, хреновым я оказался психологом. Парить он, может, и парил, но не так далеко, не дальше смежной комнаты, где скрывалась Ольга. Ждал, когда появится. Раз взглянул на дверь, два...

Слышу — шорох. Портьеры на двери вразлет, и выпархивает нечто блестящее, слепящее, с обнаженными плечами. Эдакое эстрадное диво на дому. Полупоклон, полукивок, невидящий верхний взгляд. Ей-ей, явление звезды публике, полная иллюзия концертного действия. Она на сцене, мы в партере, подавай аплодисменты. У меня уже ладони друг друга ищут, в глотке — браво! Едва сдержался.

Не только я с Федором, папаша тоже в отпаде. Вцепился в стол, челюсть отвалил.

Диво ветром мимо нас, сразу за пианино, уже пальцы разминает.

— Оля, — наконец-то очухался старик,— может, пока к нам присядешь. Мы только разговорились.

Ее будто оскорбили. Вздрогнула, плечи углом вверх. Вот-вот снимется, улетит.

— Но ты, — чеканит, — хотел, чтобы я только играла.

Как тебе такое начало? Я и говорю: скандал. Выходит, все у них было заранее продумано, расписано. Не успели только отрепетировать, потому и накладка. Дочь куда-то занесло, папаша хотел вернуть в колею, чтобы было строго по сценарию, а она — на своем.

Потом уж совсем пошло вкривь и вкось. После блистательного выхода Ольга вдруг сникла. Играла без настроения, вяло и что-то бесконечно занудное, словно решила уморить нас. Такого минора я в жизни не слышал. Даже на похоронах.

Мне тогда показалось, что это она нарочно развела скучищу. Назло нам. А-а, пришли, мол, развлекаться? Так вот вам все веселье, кайфуйте, дорогие гости! Заодно и папаше решила насолить. За что? Мало ли. Мы же ничего об их отношениях не знали. Может, ей папашина затея со сватовством — поперек горла. Ведь по сценарию ей бы в лепешку разбиться, чтобы произвести впечатление, ну она и расстаралась — завалила ему весь спектакль. И ушла чуть ли не в ярости. Оборвала игру на полуфразе.

— На сегодня, надеюсь, хватит! — обдала сквозняком — и в портьеру. Не попрощалась, не взглянула. Чем не скандал?

Папаша шмыгнул за ней. О чем-то за стеной перешептывались. Вернулся один. Борода осенней тучей, лысина приспущена в трауре. Мне даже жалко его стало. Не удались, шеф, у тебя смотрины, ох, не удались, полный провал.

Кретин... Я, конечно, кто ж еще? Как вспомню, удавиться хочется. Это же надо было так купиться! Все, абсолютно все оказалось не то и не так, как я себе навоображал. Не то, что провал — спектакль прошел блестяще. И я сам, даже не подозревая, сыграл в нем ту роль, которую мне определили, — роль подопытного кролика. Нас с братом затащили в дом на обследование. Да, да, самое заурядное лабораторное тестирование. Приборы в смежной комнате, куда шмыгали Долины, фиксировали все наши реакции — с той самой минуты, как мы вошли, и старик сообщил о решении Большого Совета. Но об этом я узнал позже.

А вот брат, представь, угадал больше. Мои подозрения насчет смотрин и Ольги отбросил сразу. «Чашку чая» он напрямую связал с экспедицией к Р-облаку. Не мог только понять, почему Долин не раскрыл свои карты. Что ему помешало?

— Давай вернемся, спросим, — предложил я в первом часу ночи, когда мы в лифте поднимались к себе в квартиру.

Брат не захотел понять мой юмор, ответил на полном серьезе:

— Подождем. Он нас еще позовет и очень скоро. Для чего-то мы ему нужны.

— Еще бы! — фыркнул я. — Ты теперь многим будешь нужен. Особенно папашам перезрелых девиц.

Федор придавил меня взглядом.

Утром звонок. Я еще в постели. Мне на службу к двенадцати, график у нас такой. Брата, знаю, дома нет, а то бы и не подумал вставать.

Шлепаю босиком к телефону. Понятия не имею, кто бы это мог быть. Скорее всего — ошибка.

Ольга. Как ни странно — она.

После вчерашнего шоу, был уверен, нашему знакомству полный аминь. Никаких больше визитов, никаких чаев — с музицированием или без. Столкнись случайно на улице, не рискнул бы заговорить. Да она и не узнала бы, когда ей было рассмотреть меня, за весь вечер даже не взглянула. И вдруг — сама. Не случилось ли что?

Нет, все в ажуре. А звонит именно в связи со вчерашним. Интересуется самочувствием: как спалось, не болит ли голова? Интерес какой-то медицинский. Будто она врач, а я пациент и был накануне у нее на приеме. Окей, говорю, не кашляю, не чихаю, животиком не страдаю. Если же насчет возлияний, то не стоит говорить — выпили всего ничего, чисто символически, так что опохмеляться не требуется.

Мой тон ее не устраивает — фу, какой же вы! — и продолжает ревизию: что снилось, часто ли просыпался, нет ли ощущения тоски, одиночества?

Тут уж я настораживаюсь. Выходит, меня должны были терзать кошмары. С чего бы? В те времена я знать не знал, что такое бессонница, давил подушку в свое удовольствие.