Вадим Старк - Наталья Гончарова

• Название: Наталья Гончарова
• Автор: Вадим Старк
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03325-2

Все, кто знал Наталью Гончарову, сходились в одном: она была изумительной красавицей. Свет ревниво следил за ее успехами, пристально всматривался в ее поступки. Сплетники злословили по поводу ее отношений с Дантесом, приписывали ей равнодушие и прозвали «кружевной душой». Даже влюбленный в нее Дантес отказывал ей в уме. Многие считали ее виновницей гибели Пушкина. Сам же он называл Натали не только своей Мадонной, но также «женкой» и «бой-бабой». Она воспитала семерых собственных и троих приемных детей.

Жизнь Натальи Николаевны, в 18 лет ставшей женой первого поэта России, а в 24 года оставшейся вдовой, по сей день вызывает споры, рождает мифы и разноречивые толки. Книга доктора филологических наук Вадима Старка рассказывает о женщине, ставшей источником вдохновения для Пушкина, о ее истинной роли в истории роковой дуэли, о дальнейшей судьбе той, которой Пушкин писал: «С твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете — а душу твою люблю я еще более твоего лица».

---

Однако не только заботы о Маше, взаимная ревность и деловые сообщения составляют содержание переписки между Москвой и Петербургом. Наталье Николаевне первой Пушкин сообщает о новом литературном замысле. Имеется в виду «Дубровский», главный герой которого первоначально был назван Островским, а героиня — сразу же именем новорожденной дочери: «Мне пришел в голову роман, и я вероятно за него примусь». Но только 21 октября, уже в Петербурге, роман будет начат. В Москве же поэта отвлекали дела денежные, которые он частью решил, а частью переложил на Нащокина. Лейтмотив его писем к жене можно выразить словами последнего письма: «Мне без тебя так скучно, так скучно, что не знаю, куда головы преклонить». Не завершив всех дел, замученный тоской и ревматизмом, неожиданно прихватившим его, Пушкин так же стремительно, как он приехал в Москву, отбыл из нее все тем же «поспешным дилижансом» 10 октября и на этот раз всего через два дня уже был в Петербурге. Возвратясь, Пушкин нашел, как он сообщает Нащокину в письме от 2 декабря, «большие беспорядки в доме, принужден был выгонять людей, переменять поваров, наконец — нанимать новую квартиру».

В третий раз Пушкины расстаются в конце лета 1833 года. Оставив Наталью Николаевну с детьми на Черной речке, Александр Сергеевич отправляется в четырехмесячную поездку в Болдино с посещением Казанской и Оренбургской губерний для сбора материала о пугачевщине, с заездом в Ярополец и Москву. Этот маршрут был оговорен с женой, которую он впервые оставлял на столь длительный срок: две его предыдущие поездки ограничивались двумя-тремя неделями. Выезжает он вместе с Соболевским 17 августа, не дождавшись Натальина дня, и с дороги, как всегда, расспрашивает о домашних делах, беспокоится о детях.

Первое письмо он отправил ей из Торжка 20 августа: «Милая женка, вот тебе подробная моя Одиссея. Ты помнишь, что от тебя уехал я в самую бурю. Приключения мои начались у Троицкого мосту. Нева была так высока, что мост стоял дыбом; веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами. По счастию, ветер и дождь гнали меня в спину, и я преспокойно высидел всё это время. Что-то было с вами, петербургскими жителями? Не было ли у вас нового наводнения? что, если и это я прогулял? досадно было бы». Путь от Петербурга до Торжка, где Пушкину надо было сворачивать на Ярополец, занял два дня: «Вчера прибыли мы благополучно в Торжок, где Соболевский свирепствовал на нечистоту белья. Сегодня проснулись в 8 часов, завтракали славно, а теперь отправляюсь в сторону, в Ярополец — а Соболевского оставляю наедине с его швейцарским сыром. Вот, мой ангел, подробный отчет о моем путешествии. Ямщики закладывают коляску шестерней, стращая меня грязными, проселочными дорогами. Коли не утону в луже, подобно Анрепу[70], буду писать тебе из Ярополица. От тебя буду надеяться письма в Синбирске. Пиши мне о своей груднице и о прочем. Машу не балуй, а сама береги свое здоровье, не кокетничай 26-го. Да бишь! не с кем. Однако все-таки не кокетничай».

Двадцать шестого августа, как раз в Натальин день, в Зимнем дворце устраивался традиционный бал в честь Бородинской годовщины; его всегда открывал император, которого и имеет в виду Пушкин, говоря, что кокетничать «не с кем». Николай I еще 16 августа отбыл на пароходе за границу для встречи в богемском Фридланде с прусским и австрийским монархами; но из-за бури император вернулся назад и только 19 августа, уже сухим путем, отбыл в Европу. Ввиду отсутствия царя традиционный бал в Зимнем дворце был отменен.

Следующее письмо, от 21 августа, Пушкин неожиданно отправил из Павловского, имения Павла Ивановича Вульфа: «Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я к тебе пишу: из Павловска; между Берновом и Малинниками, о которых вероятно я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить». Пушкин, выбрав отнюдь не кратчайшую дорогу на Ярополец, конечно же заранее решил, что посетит Малинники и Павловское, в которых не был с осени 1829 года, но не хотел тем тревожить Наталью Николаевну. Он знал, что Прасковья Александровна тем летом жила в Тригорском, а потому неудивительно, что он сразу направился в Павловское: «В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому 5 лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями; но уланы переведены, а барышни разъехались; из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках вместо всех Аннет, Евпраксий, Саш, Маш etc., живет управитель Прасковии Александровны, Рейхман, который поподчивал меня шнапсом». Пушкин не случайно подчеркивает, что «барышни разъехались». Однако по пути, прямо на большой дороге между Павловским и Малинниками, располагалось имение Вельяшевых, объехать которое просто было невозможно. Катеньке Вельяшевой было посвящено стихотворение, которое, несомненно, Наталья Николаевна хорошо знала:

Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры.
Ваши синие глаза.
Хоть я грустно очарован
Вашей девственной красой,
Хоть вампиром именован
Я в губернии Тверской,
Но колен моих пред вами
Преклонить я не посмел
И влюбленными мольбами
Вас тревожить не хотел.
Упиваясь неприятно
Хмелем светской суеты,
Позабуду, вероятно,
Ваши милые черты,
Легкий стан, движений стройность,
Осторожный разговор,
Эту скромную спокойность,
Хитрый смех и хитрый взор.
Если ж нет… по прежню следу
В ваши мирные края
Через год опять заеду
И влюблюсь до ноября.

Пушкин и тут успокаивает жену: «Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве. Но я к ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу».

Пушкин, когда-то, живя в тверских поместьях, писавший: «…деревенскую жизнь я очень люблю», — на два дня окунулся в нее: «Здесь объедаюсь я вареньем и проиграл три рубля в двадцать четыре роббера в вист. Ты видишь, что во всех отношениях я здесь безопасен. Много спрашивают о тебе; так же ли ты хороша, как сказывают — и какая ты: брюнетка или блондинка, худинькая или плотнинькая?»

В письме из Павловского Пушкин ни словом не помянул тверских барышень, которые как раз и должны были интересоваться внешностью Натальи Николаевны, зато описал сцену отъезда из Торжка: «Забыл я тебе сказать, что в Ярополице (виноват: в Торжке) толстая M-lle Pojarsky, та самая, которая варит славный квас и жарит славныя котлеты, провожая меня до ворот своего трактира, отвечала мне на мои нежности: стыдно вам замечать чужие красоты, у вас у самого такая красавица, что я встретя ее ахнула. А надобно тебе знать, что M-lle Pojarsky ни дать ни взять M-me George[71], только немного постаре. Ты видишь, моя женка, что слава твоя распространилась по всем уездам. Довольна ли ты?»

Вряд ли Дарья Евдокимовна Пожарская запомнила Наталью Николаевну со времени их проезда в мае 1831 года; скорее она видела ее в Петербурге, где бывала даже при дворе, готовя по заказу императора свои знаменитые котлеты.

Предполагая, что жена получит письмо уже после своих именин. Пушкин пишет ей строки, которые не могли не произвести на нее самого приятного впечатления: «Прощай, моя плотнинькая брюнетка (что ли?). Я веду себя хорошо, и тебе не за что на меня дуться… Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете — а душу твою люблю я еще более твоего лица. Прощай, мой ангел, цалую тебя крепко». В том же письме он сообщает дальнейший маршрут: «Завтра чем свет отправляюсь в Ярополиц, где пробуду несколько часов и отправлюсь в Москву, где, кажется, должен буду остаться дня три».

Выехав из Яропольца в ночь на 25 августа, Пушкин по пути в Москву завернул в Захарово и провел там два часа, вдохнув воздух детства. Дочь Арины Родионовны Марья вспоминала: «Летом… хлеб уж убрали, так это под осень, надо быть, он приезжал-то. Я это сижу, смотрю: тройка! я эдак… а он уж ко мне в избу-то и бежит… Пока он пошел по саду, я ему яишенку-то и сварила; он пришел, покушал… „Всё наше решилось, говорит, Марья; все, говорит, поломали, всё заросло!.. Прощай, говорит, Марья!“».

В тот же день в полдень Пушкин прибыл в Москву, в гончаровский дом на Большой Никитской. Первым делом он отправился к Нащокину, от которого узнал, что деньги, взятые по его просьбе у ростовщика Юрьева, отосланы Наталье Николаевне. «Теперь я спокоен», — пишет он жене на другой день.