Вадим Старк - Наталья Гончарова

• Название: Наталья Гончарова
• Автор: Вадим Старк
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03325-2

Все, кто знал Наталью Гончарову, сходились в одном: она была изумительной красавицей. Свет ревниво следил за ее успехами, пристально всматривался в ее поступки. Сплетники злословили по поводу ее отношений с Дантесом, приписывали ей равнодушие и прозвали «кружевной душой». Даже влюбленный в нее Дантес отказывал ей в уме. Многие считали ее виновницей гибели Пушкина. Сам же он называл Натали не только своей Мадонной, но также «женкой» и «бой-бабой». Она воспитала семерых собственных и троих приемных детей.

Жизнь Натальи Николаевны, в 18 лет ставшей женой первого поэта России, а в 24 года оставшейся вдовой, по сей день вызывает споры, рождает мифы и разноречивые толки. Книга доктора филологических наук Вадима Старка рассказывает о женщине, ставшей источником вдохновения для Пушкина, о ее истинной роли в истории роковой дуэли, о дальнейшей судьбе той, которой Пушкин писал: «С твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете — а душу твою люблю я еще более твоего лица».

---

На Святой неделе, в Великий четверг 19 апреля, Наталья Николаевна с детьми добралась до московского дома Гончаровых. Натальи Ивановны в Москве не было — она пребывала в любимом Яропольце. «Что делать с матерью? — пишет ей Пушкин. — Коли она сама к тебе приехать не хочет, поезжай к ней на неделю, на две, хоть это лишние расходы и лишние хлопоты. Боюсь ужасно для тебя семейственных сцен. Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!»

В Пасхальное воскресенье Пушкин с братом обедал у родителей. О своем времяпрепровождении он сообщает жене в письме от 28 апреля: «Святую неделю провел я чинно дома, был всего вчерась (в пятницу) у Карамзиной да у Смирновой. На качелях не являлся, завтра будет бал, который кружит все головы и сделался предметом толков всего города». Если бы Наталья Николаевна не уехала в деревню, то конечно же оба они были бы на балу в честь совершеннолетия наследника, который петербургское дворянство давало в доме Нарышкина на Фонтанке. К этому событию архитектор А. П. Брюллов специально отделал залу. Пушкин пишет жене о подробностях предстоящего бала: «Будет 1800 гостей. Расчислено, что, полагая по одной минуте на карету, подъезд будет продолжаться 10 часов; но кареты будут подъезжать по 3 вдруг, следственно время втрое сократится. Вчера весь город ездил смотреть залу, кроме меня».

В письме от 30 апреля Пушкин дал Наталье Николаевне отчет о бале у Нарышкиных, на котором не присутствовал, но к дому прогулялся, посмотрев со стороны на съезд гостей: «Вчера был наконец дворянский бал. С шести часов начался подъезд экипажей. Я пошел бродить по городу и прошел мимо дома Нарышкиных. Народу толпилось множество. Полиция с ним шумела. Иллюминацию приготовили. Не дождавшись сумерков, пошел я в Англ.<ийский> клоб, где со мною случилось небывалое происшествие. У меня в клобе украли 350 рублей, украли не в тинтере, ни в вист, а украли, как крадут на площадях. Каков наш клоб? перещеголяли мы и московский! Ты думаешь, что я сердился, ни чуть. Я зол на Петербург и радуюсь каждой его гадости».

Придя домой, Пушкин получает письмо от Натальи Николаевны и в ответ хвалит ее: «…с бала уезжаешь прежде мазурки, по приходам не таскаешься», но тут же упрекает в том, что она «не утерпела», «чтоб не съездить на бал кн. Голицыной», и поясняет: «Я не хочу, чтоб жена моя ездила туда, где хозяйка позволяет себе невнимание и неуважение. Ты не M-lle Sontag[86], которую зовут на вечер, а потом на нее и не смотрят. Московские дамы мне не пример. Они пускай таскаются по передним, к тем, которые на них и не смотрят. Туда им и дорога. Женка, женка! если ты и в эдакой безделице меня не слушаешь, так как мне не думать… ну, уж бог с тобой. Ты говоришь: я к ней не ездила, она сама ко мне подошла. Это-то и худо. Ты могла и должна была сделать ей визит, потому что она штате-дама, а ты камер-пажиха; это дело службы. Но на бал к ней нечего было тебе являться». Остается неизвестным, каким образом княгиня Голицына выражала свое пренебрежение к Наталье Николаевне; однако само представление Пушкина о том, как должна вести себя в подобной ситуации его жена, чтобы не уронить своего достоинства, а вместе с тем соблюсти этикет, характерно для того кодекса ее поведения в обществе, который он постоянно декларирует в письмах к ней.

В письме от 30 апреля в ответ на упрек жены в том, что он общается с Соболевским, Пушкин пишет: «Напрасно ты думаешь, что я в лапах у Соболевского и что он пакостит твои мебели. Я его вовсе не вижу, а подружился опять с Sophie Karamzine. Она сегодня на свадьбе у Бакуниной»[87].

Наталья Николаевна отреагировала на это сообщение так, что Пушкин в ответ написал: «Письмо твое очень мило; а опасения насчет истинных причин моей дружбы к Софье К.<арамзиной> очень приятны для моего самолюбия».

За разговором о Софье Карамзиной осталось незамеченным Натальей Николаевной упоминание о свадьбе той, которую лицейский товарищ Пушкина С. Д. Комовский назвал «первой платонической любовью поэта». Эта любовь нашла отражение в нескольких стихотворениях. Даже значительно позднее он вспоминал Бакунину в «Евгении Онегине», хотя посвященные ей строки и не вошли в основной текст романа:

В те дни… В те дни, когда впервые
Заметил я черты живые
Прелестной девы, и любовь
Младую взволновала кровь,
И я тоскуя безмятежно,
Томясь обманом пылких снов,
Везде искал ее следов.
Об ней задумывался нежно,
Весь день минутной встречи ждал
И счастье тайных мук узнал…

В ряду других светских новостей Пушкин сообщает жене о другой свадьбе, заслуживающей внимания: «Воронцов женится — на дочери К. А. Нарышкина, которая и в свет еще не выезжает». Графу Ивану Илларионовичу Воронцову-Дашкову было уже 44 года, а невесте, Александре Кирилловне Нарышкиной, едва исполнилось семнадцать. (В доме Воронцовых-Дашковых 23 января 1837 года состоится один из последних балов, на котором будет Пушкин с Натальей Николаевной; 27 января 1837 года Александра Кирилловна встретит Пушкина с Данзасом, едущих на Черную речку.)

Свои сообщения о «славных свадьбах» Пушкин заключает вопросами: «Теперь из богатых женихов остался один Новомленский, ибо Сорохтин, ты говоришь, умре. Кого-то выберет он? Александру ли Николаевну или Кат.<ерину> Ник.<олаевну>? Как ты думаешь?» Называя имена двух былых поклонников Натальи Николаевны, Пушкин тем самым поддразнивает жену; она, впрочем, сама дала ему к тому повод, сообщив о смерти Сорохтина.

Двенадцатого мая он пишет: «Какая ты дура, мой ангел! Конечно, я не стану беспокоиться от того, что ты три дня пропустишь без письма, так точно как я не стану ревновать, если ты три раза сряду провальсируешь с кавалергардом. Из этого еще не следует, что я равнодушен и не ревнив».

Уже не первый раз Пушкин проговаривается относительно кавалергардов, к которым теперь принадлежал и Жорж Дантес.

И именно ко времени пребывания Натальи Николаевны в Полотняном Заводе относится знакомство Пушкина с Дантесом. Интересно, что единственным тому свидетелем как раз был лицейский товарищ Пушкина Константин Карлович Данзас, которому судьба уготовила роль секунданта поэта.

Пока же они мирно общаются за обедом у Дюме. Данзас вспоминал, что за общим столом Пушкин сидел рядом с Дантесом. По словам Данзаса, «имевший какую-то врожденную способность нравиться всем с первого взгляда», Дантес понравился и Пушкину.

Восемнадцатого мая Пушкин, в развитие истории с перлюстрированным письмом, предостерегает жену: «Я тебе не писал, потому что был зол — не на тебя, на других. Одно из моих писем попалось полиции и так далее. Смотри, женка: надеюсь, что ты моих писем списывать никому не даешь; если почта распечатала письмо мужа к жене, так это ее дело, и тут одно неприятно: тайна семейственных отношений, проникнутая скверным и бесчестным образом; но если ты виновата, так это мне было бы больно. Никто не должен знать, что может происходить между нами; никто не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет семейственной жизни. Я пишу тебе не для печати; а тебе нечего публику принимать в наперсники. Но знаю, что этого быть не может; а свинство уже давно меня ни в ком не удивляет».

Во второй половине мая Пушкин получает письмо от тещи, уже свидевшейся с дочерью и внуками: «Прежде чем ответить на ваше письмо, мой дорогой Александр Сергеевич; я начну с того, что поблагодарю вас от всего сердца за ту радость, которую вы мне доставили, отпустив ко мне вашу жену с детьми; из-за тех чувств, которые она ко мне питает, встреча со мной после 3 лет разлуки не могла не взволновать ее. Однако она не испытала никакого недомогания; по-видимому, она вполне здорова, и я твердо уверена, что во время ее пребывания у меня я не дам ей никакого повода к огорчениям; единственно, о чем я жалею в настоящую минуту, — это о том, что она предполагает так недолго погостить у меня. Впрочем, раз вы так уговорились между собой, я, конечно, не могу этому противиться. Я тронута доверием, которое вы мне высказываете в вашем письме, и, принимая во внимание любовь, которую я питаю к Натали и которую вы к ней питаете, — вы оказываете мне это доверие не напрасно. Я надеюсь оправдать его до конца моих дней. Дети ваши прелестны и начинают привыкать ко мне, хотя вначале Маша прикрикивала на бабушку. — Вы пишете, что рассчитываете осенью ко мне приехать; мне будет чрезвычайно приятно соединить всех вас в домашнем кругу. Хотя Натали, по-видимому, хорошо себя чувствует у меня, однако легко заметить ту пустоту, которую ваше отсутствие в ней вызывает. До свидания, от глубины души желаю вам ненарушимого счастья. Верьте, я всегда ваш друг».

Наталья Николаевна сделала к письму матери короткую приписку: «С трудом я решилась написать тебе, так как мне нечего сказать тебе и все мои новости я сообщила тебе с оказией, бывшей на этих днях. Даже мама едва не отложила свое письмо до следующей почты, но побоялась, что ты будешь несколько беспокоиться, оставаясь некоторое время без известий от нас; это заставило ее побороть сон и усталость, которые одолевают и ее, и меня, так как мы целый день были на воздухе. Из письма мамы ты увидишь, что мы все чувствуем себя хорошо, оттого я ничего не пишу тебе на этот счет; кончаю письмо, нежно тебя целуя, я намериваюсь написать тебе побольше при первой возможности. Итак, прощай, будь здоров и не забывай нас».