Вадим Старк - Наталья Гончарова

• Название: Наталья Гончарова
• Автор: Вадим Старк
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03325-2

Все, кто знал Наталью Гончарову, сходились в одном: она была изумительной красавицей. Свет ревниво следил за ее успехами, пристально всматривался в ее поступки. Сплетники злословили по поводу ее отношений с Дантесом, приписывали ей равнодушие и прозвали «кружевной душой». Даже влюбленный в нее Дантес отказывал ей в уме. Многие считали ее виновницей гибели Пушкина. Сам же он называл Натали не только своей Мадонной, но также «женкой» и «бой-бабой». Она воспитала семерых собственных и троих приемных детей.

Жизнь Натальи Николаевны, в 18 лет ставшей женой первого поэта России, а в 24 года оставшейся вдовой, по сей день вызывает споры, рождает мифы и разноречивые толки. Книга доктора филологических наук Вадима Старка рассказывает о женщине, ставшей источником вдохновения для Пушкина, о ее истинной роли в истории роковой дуэли, о дальнейшей судьбе той, которой Пушкин писал: «С твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете — а душу твою люблю я еще более твоего лица».

---

Наталья Николаевна тяжело оправляется после родов. Рассказывая о том брату Дмитрию, она пишет: «…что поделаешь, у меня опять были нарывы, как и в прошлом году, они причинили мне ужасные страдания…»

Третий ребенок Пушкиных, Григорий, родился 14 мая 1835 года, когда его отца не было в Петербурге — он приехал днем позже. Так он последовал данному себе после тяжелых первых родов Натальи Николаевны слову, что больше не будет рядом во время ее родов, будучи не в силах наблюдать ее мучения. Этим, возможно, объясняется его внезапный отъезд на короткий срок из Петербурга, неожиданный для окружающих и показавшийся странным даже его родителям.

За время его отсутствия в доме была получена посылка от Натальи Ивановны — картонка с не понравившейся ей шляпкой. История с возвращением подарка была красочно описана Екатериной Николаевной брату Дмитрию: «Вообрази, какую штуку сыграла с нами мать. Эта несчастная шляпка, которую мы для нее заказали, помнишь? Так вот, она нашла ее слишком светлой и вернула нам с запиской к Таше, полной ярости. Но мы ничего не потеряли, так как тетушка у нас ее купила; так что мать и не подозревает, что она еще оказала нам услугу. Но какое своенравие». Пушкин распорядился не показывать записку роженице, чтобы не расстраивать. В письме теще о появлении на свет второго сына он сообщает: «Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучалась дольше обыкновенного — и теперь не совсем в хорошем положении — хотя, слава богу, опасности нет никакой. Она родила в мое отсутствие, я принужден был по своим делам съездить во Псковскую деревню, и возвратился на другой день ее родов. Приезд мой ее встревожил, и вчера она прострадала».

На другой день, 16 мая, Пушкин навестил родителей, чтобы сообщить о рождении внука и поездке в Тригорское. При разговоре присутствовала Анна Николаевна Вульф, в приписке к письму родителей сообщившая Ольге: «Александр на несколько дней съездил в Тригор<ское> и, воротившись, нашел жену свою разрешившуюся сыном — он говорит, что здесь ему невозможно жить и что ему надобно на несколько лет уехать в деревню, — но я не думаю, чтоб Натали на это согласилась».

Двадцать третьего мая Вяземский, которому после смерти дочери было тяжело посещать свою прежнюю квартиру, написал жене: «У Пушкина жена родила сына. Не могу собраться с духом и пойти к нему на нашу квартиру. Мне надобно было бы сходить туда сперва одному и выплакаться на свободе во всех углах, а особенно же в двух или трех. А теперь при родильнице нельзя». Наталья Николаевна в эти дни была совсем слаба, так что Пушкин даже отменил некоторые намеченные визиты. Так, 25 мая запиской он просит извинения у С. С. Хлюстина, что не может прийти к нему обедать, так как Наталья Николаевна вдруг почувствовала себя совсем плохо. Только в начале июня ей стало лучше, и она начала строить планы на лето, которое, как и в 1833 году, предстояло провести на Островах.

Последнего ребенка, дочь Наталью, жена Пушкина родила 23 мая 1836 года на Каменном острове, а через несколько часов, в полночь, когда все закончилось и роженица уснула, вернулся Александр Сергеевич. Появление на свет дочери совпало с днем рождения ее деда Сергея Львовича. На следующий день, в воскресенье, Пушкин поздравил жену и «вместо червонца» преподнес ей ожерелье, переданное Нащокиным.

Наталья Александровна стала последним ребенком Пушкиных. Теперь отец, рифмуя, мог перечислять своих чад: «Машка, Сашка, Гришка, Наташка». Еще в середине января Пушкин писал князю Вяземскому: «Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились». Так в прозе Пушкин, по сути, повторяет и развивает то, что сказал в элегии«…Вновь я посетил…», обращаясь к «трем соснам»:

Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох —
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое!

Денежные проблемы

Светские расходы требовали больших средств, которых не было. 27 января 1832 года Пушкин дал присягу и дважды — как коллежский секретарь и как титулярный советник — подписал «Клятвенное обещание», а также «Обязательство о непринадлежности к тайным обществам» и «Расписку в чтении указа Петра 1» о неразглашении служебных тайн. Служба должна была в какой-то мере решить его материальные дела, но до получения первых денег из казны было еще далеко. Пушкин вынужден был занимать.

В январе того же года он обращается к М. О. Судиенко с просьбой ссудить ему 25 тысяч рублей на три или по крайней мере на два года. Ранее Пушкин уже брал у него деньги в долг, который он возвратил два года назад. Вновь обращаясь к нему, Пушкин вводит его в курс дела: «От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою я забастовал, будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои».

Двадцать третьего февраля в Петербург приехал дед Натальи Николаевны — хлопотать о получении субсидии или права продать Полотняный Завод. В его записной книжке значится: «Февраля 23 — Наташе Пушкиной купил 32 фунтов разного варенья по 1 за фунт — 32 р.». Вскоре приехал и ее старший брат Иван Николаевич, и 3 апреля Пушкин дал воскресный праздничный обед в честь Гончаровых. Сохранился счет на отпущенное в тот день вино из погреба известного петербургского виноторговца Рауля на 57 рублей.

Счетам не было конца, Пушкин издерживал явно больше, чем зарабатывал. Эти счета — не только документальные свидетельства расходов; на них, как и на рукописях пушкинских стихотворений, появляются порой рисунки, запечатлевшие облик жены. Так, на обороте счета издания альманаха «Северные цветы на 1832 год» Пушкин изображает Наталью Николаевну в платье с пышными рукавами, с высокой прической. Этот рисунок схож с тем акварельным портретом, который как раз завершил Александр Павлович Брюллов. Еще когда они жили в Царском Селе, Нащокин от письма к письму требовал изображение Натальи Николаевны; Пушкин оправдывался тем, что «портрета не посылает за неимением живописца». Когда же Пушкин недолго гостил в Москве, то оттуда уже спрашивал Наталью Николаевну в письме от 8 декабря: «Брюлов пишет ли твой портрет?» Видимо, Пушкин уже договорился с художником, но тот приступил к работе, вероятно, только в январе. Тогда же были доставлены, наконец, выкупленные Нащокиным по поручению Пушкина бриллианты жены, с которыми она и позировала Брюллову. Он представил ее в открытом бальном платье с прической по тогдашней моде, с ниткой жемчуга с подвеской на лбу и с длинными бриллиантовыми серьгами в ушах. Это единственный известный портрет Натальи Николаевны, исполненный при жизни Пушкина. Сравнивая его с более поздними ее портретами, можно в полной мере оценить робкую прелесть и очарование девятнадцатилетней Пушкиной. Когда жена бывала в отъезде, Пушкин особенно часто глядел на это изображение и вспоминал ее. Так было летом 1834 года, когда писал он из Петербурга в Калугу: «Целую твой портрет, который что-то кажется виноватым…»

Начало долгой переписке по поводу установления суммы жалованья Пушкину положило его письмо от 3 мая 1832 года, адресованное Бенкендорфу, без которого еще долго никто не стал бы задумываться о содержании чиновника Пушкина. Бенкендорф дал указание министру иностранных дел К. В. Нессельроде как непосредственному начальнику Пушкина. Тот официальным письмом от 14 июня просил графа Бенкендорфа «почтить его уведомлением, в каком количестве прилично бы было определить жалование Пушкину». Бенкендорф ответил 20 июня, что Пушкину следовало бы дать жалованье в пять тысяч рублей. Д. Н. Блудов, тогдашний министр внутренних дел, в присутствии Пушкина на именинах Вяземского 29 июня рассказывал, что Нессельроде не хочет платить жалованье Пушкину. Действительно, 4 июля Нессельроде рапортовал самому императору: «…г. Бенкендорф объявил мне Высочайшее повеление о назначении из государственного казначейства жалования титулярному советнику Пушкину. По мнению г. Бенкендорфа, в жалование Пушкину можно было бы положить 5000 руб. в год. Я осмеливаюсь испрашивать по сему Высочайшего повеления Его Императорского Величества». Оно последовало, видимо, незамедлительно, хотя и в устной форме, так что уже 6 июля Нессельроде обращается к министру финансов графу Е. Ф. Канкрину с просьбой выдать под расписку казначея Министерства иностранных дел Губина «причитающиеся из означенной суммы с 14 ноября 1831 года по 1 мая сего года деньги всего 2319 руб. 44 ¼ коп.; впредь же отпускать из оной по третям…». При этом имя Пушкина не упоминается.