Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

• Название: Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
• Автор: Нелли Шульман
• Жанр: Исторические приключения

---

— Игнатия, патриарха этого ложного — в ссылку, — коротко велел Шуйский. «Кто там у нас из митрополитов не переметнулся на сторону самозванца?»

— Исидор, новгородский митрополит, — тихо ответил Федор. «Он еще войско приводил к присяге, царю Федору Борисовичу, ну, опосля смерти Бориса Федоровича».

— Помню, — Шуйский потрещал костяшками пальцев и заметил: «Воронье сюда, кажется, со всей Москвы слетелось. Ну, пусть он меня на царство и венчает — недели же две нам хватит, чтобы тут все, — князь махнул рукой в сторону Кремля, — обустроить?

— Более чем, — заверил его Воронцов-Вельяминов, — почти ничего же не пострадало, Василий Иванович.

— Первого июня тогда пусть возложат на меня венец царский, — прошелестел князь. «И вот еще что, — добавил он, — мы Бориса Федоровича объявим виновным в смерти царевича Димитрия. Мол, это он стольникам заплатил, что невинное дитя зарезали.

Федор, подавив тяжелый вздох, вежливо ответил: «Разумеется, Василий Иванович, разумеется».

Марина подняла гудящую от слез голову и ахнула, — в проеме окна раскачивалась веревка.

Болотников, улыбаясь, нырнул в палаты.

— Ну и охрана у вас тут в Кремле, — он рассмеялся, — хоша отряд по крыше пусти, — никто не заметит. А что мы грустим? — он небрежно потрепал по голове девушку, и спохватился: «Ах, да, вы же овдовели, пани Марина. Ну, простите, там сейчас на Красной площади труп вашего мужа в навозе валяется, весь оплеванный. И пан Теодор там, я смотрю, не получилось у вас с ним царствовать.

— Ну ничего, пани Марина, — Болотников огляделся, и, взяв открытую бутылку вина, выпил из горлышка, — посидите пару лет в тюрьме монастырской, половины зубов лишитесь, а потом вас в Польшу за выкуп отправят, если не сдохнете, конечно, до сего времени.

Марина разрыдалась: «Пан Иван, я прошу вас, прошу! Спасите меня, я все, что угодно сделаю! Только не оставляйте меня тут, я кем хотите, для вас буду!».

Он посмотрел на заплаканное, в красных пятнах лицо, и, потянув девушку за волосы, велел:

«На четвереньки вставай!».

Марина услышала, как затрещал бархат и кружево рубашки, и, прокусив до крови губу, зарыдала: «Больно!»

— Вам же нравится, — удивился Болотников сверху и грубо ущипнул ее за соски.

— Да! — крикнула Марина. «Да! Еще!»

Мужчина поставил ее на колени, и, улыбаясь, глядя в серые, прозрачные глаза, велел: «На меня смотри, сучка, отодвигаться не смей!»

Потом Марина кое-как вытерла липкое лицо и робко спросила: «А теперь куда?»

— Я — по делам, — Болотников застегнулся и выпил еще вина, — а вы с батюшкой в Каргополь, наверное. Счастливого пути, пани Марина.

Она обхватила его за ноги: «Но вы, же обещали, пан Иван, обещали мне!»

Болотников отпихнул ее сапогом и жестко ответил: «Ничего я не обещал. А что я с вами развлекался — дак я, пани Марина, венчаюсь днями, и буду мужем верным, как положено.

Так что простите, — он ухмыльнулся, — разошлись наши дороги.

— Не трогайте пана Теодора, — зловеще, холодно, выпрямившись, потребовала Марина. «Не трогайте, пан Иван».

Она взвыла — ударом кулака Болотников разбил ей губы.

— Заткнись, сучка, — коротко ответил он, и, схватив веревку, вскарабкавшись на крышу — исчез.

Марина выплюнула на ковер сгусток крови, и, схватив с поставца серебряный бокал, запустила его в стену.

В опочивальне резко, остро запахло вином, и Марина, раскачиваясь, сдерживая крик, сказала: «Суки! Суки! Все равно он будет моим — хоть как, но будет!».

В Спасском соборе Андроникова монастыря было тихо и прохладно. Федор остановился на пороге и, перекрестившись, подняв голову, посмотрел на фрески.

— Да, — вздохнул он, любуясь темным золотом, багрянцем, свежей зеленью, — мы сейчас так не умеем. Две сотни лет почти прошло, как тем, синьора Джотто, что я в капелле дель Арена, в Падуе видел. Я же тогда там неделю почти провел, днями сидел и рисовал.

И этот инок, Андрей Рублев сотоварищи, что здесь росписи делал — пройдет время, его будут так же ценить, как синьора Джотто. Жалко, что в Лавре с его иконы, с Троицы, оклад подаренный царем Иваном, не снимают — судя по тому, как он лики выписал, там есть на что посмотреть.

С деревянного помоста раздалось какое-то шуршание и легкий, изящный, рыжеволосый мальчик, свесив голову вниз, обрадовано сказал: «Батюшка!»

— У тебя штукатурка сохнет, — ворчливо ответил Федор, — не отвлекайся.

Степа улыбнулся, и, перекатившись на спину, вернулся к работе. Федор порылся в куче холщовых передников, что оставили ушедшие на обед богомазы, и стал подниматься на помост.

Он устроился рядом с сыном и, рассмеявшись, сказал: «Я смотрю, тебя до ликов не допускают еще, ну да, в девять-то лет».

— Лики тут трогать нельзя, — озабоченно сказал Степан, быстро и ловко прописывая растительный узор, — тако же и одежды. Сие инока Андрея рука, куда нам до нее. Так, — Степа перехватил кисточку левой рукой, и продолжил работать, — сбили тут, что можно было, и по мелочи подновляем.

— Дай-ка я тоже, — вдруг попросил Федор, и, пошарив рядом с собой, нашел кисть. «Смотри-ка, — он искоса взглянул на сына, — я-то правой только могу, а этот — как синьор Леонардо, обеими рисует. Ну да он все обеими делает, с детства еще. Он похож на Лизу, и глаза ее, только волосы мои. Петр, тот высокий, понятно в кого».

Он на мгновение вспомнил черные, тяжелые волосы, дымно-серые глаза, и вдруг подумал:

«Жалко, что я все ее портреты сжег. Я же рисовал ее, там, в сторожке, обнаженную. Хоть бы взглянуть на нее сейчас. Лиза говорила, то ли семь у нее детей, то ли восемь, и мальчики все, только девочка старшая. И наша девочка там лежит, в Несвиже, на их кладбище. Ну да там хорошо, красиво».

— А как Петя? — спросил Степан, на мгновение прервавшись.

— Хорошо, — рассмеялся отец, — на Воздвиженке строителями командует. Ну, пока матушка с Марьей приедут, мы там и закончим все, а то, сам понимаешь, год хозяйской руки не было, сплошной разор. Сейчас Василия Ивановича на царство повенчаем, хоша меньше у меня в Кремле забот будет, так сам ремонтом займусь. А за матушкой скоро пошлю, а то уж соскучился, наверное.

Степа изящным, лихим движением закончил какой-то завиток и признался: «Соскучился, тако же и по Марье. А вы, батюшка, наверное, проголодались же, да? Давайте, я из трапезной блинов принесу, хоша холодные, а все равно — вкусно. Я сам пек, — гордо добавил мальчик.

— Ну давай, — Федор оценивающе посмотрел на штукатурку. «Все равно этот кусок мы с тобой сделали уже, а новый — вы опосля обеда начнете».

Они сидели на помосте, свесив ноги, передавая друг другу жбан с квасом, и Степа, пережевывая блины, слушая, как отец рассказывает о фресках синьора Джотто, вдруг, вытерев руки, потянулся за бумагой и угольком.

— И вот, представляешь, — сказал Федор, — Иуда положил Иисусу левую руку на плечо, и смотрит, снизу вверх, преданно, но видно, что за поясом у него — кинжал.

Степа быстро набросал композицию, и, показав отцу, мечтательно проговорил: «Вырасту, отправлюсь в Италию, Петя хоть Венецию помнит, а я — вообще ничего, я же маленький был».

— Все вместе отправимся, — пообещал отец, и, притянув к себе мальчика, поцеловав в затылок, велел: «Ну, ты тут пока сиди, а, как матушка вернется, я грамотцу пришлю».

Он перекрестил ребенка и, уже выходя из храма, подумал: «Ну да, я в его же годы работал уже. Надо будет его следующей весной на стройку отправить, камни ему таскать не по силам, конечно, так пусть отделкой занимается».

Федор спустился к берегу Яузы и, отвязав свою лодку, посмотрев на юг, зло сплюнул в прозрачную воду: «И Болотников, сука, делся куда-то. За одну ночь лагерь в Коломенском снялся и ушел — один Бог ведает, в кою сторону. Дуня туда ходила, спрашивала, в окрестных селах — никто ничего не знает. Ну, или говорят, что не знают. Еще не хватало, чтобы он народ мутить стал».

Во дворе городской усадьбы Воронцовых-Вельяминовых пахло свежим деревом. Петя, стоя рядом с отцом, озабоченно спросил: «Ну, как Степан, батюшка?»

— Рисует, — усмехнулся Федор, и, поднимаясь на крыльцо терема, велел: «Чтобы не мешал нам никто, понял?».

Подросток кивнул и добавил: «От Никифора Григорьевича Дуня приходила, ну, с паном Яном, — мальчик рассмеялся, — принесли водки и закуски, как вы и велели».

— А сами куда отправились? — поинтересовался Федор.

— Гулять, сказали, на Москву-реку, — Петя улыбнулся, и, подняв топор, пошел к плотникам, что чинили кладовые.

Взобравшись на крышу, мальчик посмотрел на синее, высокое, небо, и, перевязав кудри шнурком, принялся за работу.

Высокий, чернобородый мужчина, что стоял, наискосок от ворот усадьбы, засунув руки в карманы потрепанного кафтана, обернувшись к своему подручному, углом рта сказал:

— Так, ежели возки будут выезжать, али еще что — немедля сообщи мне, я в обычном месте буду. Говоришь, девка какая-то приходила в Коломенское, с лотком, выведывала, где мы?