Фреда Брайт - Одинокие женщины

• Название: Одинокие женщины
• Автор: Фреда Брайт
• Издательство: ACT
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7814-0549-3

Розмари, Флер, Диана и Бернадетта. Четыре обворожительные красавицы. Четыре преуспевающие бизнес-леди. Четыре одинокие женщины, отчаянно мечтающие о семейном счастье. Так начинается история немыслимого соревнования, безумной погони за Одним, Единственным, Спутником на всю жизнь. Кто из подруг завоюет счастье, а кто останется в проигрыше? Все средства хороши там, где награда победительнице — страсть!..

---

Часто они играли в шахматы на сон грядущий. Затем чудесные интимные минуты — и крепкий сон.

И все это время они непрерывно болтали. Обо всех. О себе.

— Не люблю загадок, — повторял Аврам. Действительно, его откровенность подчас могла шокировать. Диане, обитавшей до сих пор в мире, где тайны являлись предметом торговли и даже оружием, нелегко давалась подобная непринужденность. Ведь ее профессиональной ролью было сохранение чужих, а не раскрытие своих тайн. Однако Авраму удавалось кирпичик за кирпичиком постепенно разбирать возведенные ею бастионы.

«Почему ты это сделала?» — то и дело спрашивал он. И еще чаще: «Что ты чувствуешь?» Со времен Лео это был первый мужчина, которому явно было интересно ее состояние, ее эмоции. И от него нельзя было отделаться ничего не значащими отговорками.

— Почему ты не скажешь ему, что он ведет себя как свинья? — спросил он об одном деятеле из «Симплекса», злоупотреблявшем сальностями под видом «народного юмора».

— Ведь он клиент.

— А что ты при этом чувствуешь?

— Мне хочется заорать и хлопнуть его по морде!

— Ну вот, а еще спрашиваешь, отчего у меня нет охоты работать в большой компании, — покачал головой Аврам. — К примеру, я не желаю терпеть подобные вещи.

— Но это же реальная жизнь, Аврам, от нее не уйдешь!

— Разве есть что-то действительно реальное на всей Уолл-стрит? И разве постоянно подавлять свои чувства — это значит жить реально?

— Послушай, кем ты себя возомнил? — обиделась она. — Моим психоаналитиком?

И все же неоспоримым преимуществом общения с Аврамом являлась именно неограниченная свобода. Он был единственным, перед кем она могла распахнуться полностью, не опасаясь, что ее страхи и ошибки станут кому-то известны. Да и кому мог бы ее выдать Аврам? Ведь он не знал никого из ее мира.

Диана часто завидовала католикам: исповедался — и получил отпущение грехов. Выложить то, что давит на сердце, признаться в грехах и быть прощенным — это ли не истинная благодать? И в Авраме она нашла нечто подобное. Правда, Диана не совершила никакого преступления — разве что пыталась все время выдавать себя за другого человека, но и это было крайне обременительно. Все время казаться Дианой Сильной, Дианой Неуязвимой. И это ей неплохо удавалось. Однажды ее в лицо назвали Железной Девой.

— Разве я такая уж хладнокровная? — спросила она Аврама после особенно изматывающего дня на службе.

— Я считаю, что ты наделена чрезвычайно острым холодным рассудком и горячим сердцем, — исчерпывающе отвечал Аврам. А потом, как всегда, поинтересовался: — Почему ты спросила, Диана? Ты правда считаешь себя хладнокровной?

— Да… нет, — пробормотала она. Ее не очень волновало, что окружающим она покажется размазней, однако все же предпочтительнее слыть Железной Девой. — Нет, я не хладнокровная.

Однажды ночью она рассказала ему историю своей любви к Лео и аборта и, к собственному немалому удивлению, не выдержала и расплакалась.

— Безумие! — прорыдала она, тщетно пытаясь «заткнуть фонтан». — Прошло столько лет, а я реву как дура!

Она ожидала от Аврама каких-нибудь стандартных фраз, что-то вроде по-юношески небрежного: «Лео тебя не стоил. Это же было так давно. У тебя еще будут дети». Или хотя бы просто: «Не надо плакать». А он вместо этого просто обнял ее и прижал к себе — казалось, так прошла целая вечность. Но вот наконец-то она смогла совладать с расстроенными чувствами:

— Спасибо.

— За что?

Аврам был одним из трех детей, выросших в образованной, но решительно (по американским стандартам) небогатой семье. Его отец, эмигрант из России и превосходный лингвист, вкладывал свою любовь к музыке в переводы стихов: с русского на иврит, с иврита на английский. И его отпрыск унаследовал способности к языкам.

Прежде чем поступить в университет, Аврам отслужил три обязательных года в армии, по большей части находясь на «территориях» — то есть в арабских деревнях, попавших под господство Израиля после Шестидневной войны.

— Мне все было там ненавистно, — рассказывал Аврам, — от солдатской формы до необходимости носить оружие. А больше всего ненавистна неопределенность положения: мы были ни на войне, ни в мире, ни у себя дома, ни за границей. Ты был вечно начеку, вечно полон подозрений, держа наготове свой «узи»: в любой момент можно было натолкнуться на вспышку недовольства. Ведь арабы относятся к нам как к оккупантам, да так оно и есть. Даже дети смотрели в нашу сторону со страхом и ненавистью. А ведь я сам тогда был еще совсем мальчишкой. Я пытался было завести дружбу с теми, кто помоложе. Арабские подростки вечно толклись вокруг караван-сарая, где мы торчали в свободное от дежурств время, и клянчили сигареты и кокаин. Выучив несколько слов по-арабски, я познакомился с двумя парнишками и немедленно получил выволочку от сержанта. Для него они были не больше чем пыль под ногами. Даже хуже — террористами. А по мне — это были просто мальчишки. Обычные мальчишки десяти — двенадцати лет.

В день вторжения в Лебенон в караван-сарае взорвали мину, и погибло двое солдат из казармы. Не прошло и часу, как в ответ был стерт с лица земли находившийся на подозрении арабский дом.

— Мы вытаскивали их всех из кроватей — женщин, детей — и выгоняли на улицу. Арестовали всех до одного мужчин. А потом разнесли на части весь дом: стена за стеной, камень за камнем. Ломали мебель, били посуду. Один из солдат даже помочился на коран. Это были не карательные меры — иначе как надругательством это не назовешь. И все время, пока длилась эта вакханалия, женщины не переставая выли. У арабских женщин какие-то особенно пронзительные, высокие голоса, их вопли вонзаются в уши, как кинжалы. Я был ненавистен себе за то, что присутствую при этом и даже принимаю участие. И никогда не забуду их плач… — перед рассветом солдаты заложили в доме взрывчатку и выскочили на улицу, ожидая взрыва. Все стояли за оцеплением, скованные ужасом. И вот, когда вспыхнуло пламя, я различил в толпе Юсуфа — одного из моих ребят. Ох, Диана, никогда в жизни я не видел такой откровенной ненависти! И у меня до сих пор звенит в ушах от воплей женщин.

— А что, семья Юсуфа тогда тоже пострадала?

— Не знаю. Да, наверное, и знать не хочу. Незадолго до взрыва из караван-сарая выбежал мальчишка, вроде бы похожий на него. Может быть, сержант был прав, и это было гнездо террористов. И кто знает — может, иногда те меры, что предприняли мы, действительно неизбежны. Однако именно в ту ночь я утратил невинность.

— В представлениях о террористах?

— В представлениях о себе. Кое-что мне стало совершенно ясно. Видимо, у каждого из нас есть темные уголки в душе. Но никогда, ни за что, ни за что, — с горячностью повторил он, — я не пожелал бы себе вновь очутиться в положении судьи, призванного определить правых и виноватых. В положении, когда ты сдергиваешь маску гуманизма и выпускаешь на свободу самые низменные инстинкты. Из меня не выйдет ни полицейский, ни солдат…

— Ты, случаем, не пацифист? — перебила Диана.

— Я долго ломал над этим голову, но так ничего и не решил, — вздохнул он. — Все, что мне ясно, — я не желаю ни думать, ни действовать как скотина. Понимаешь, жизнь слишком непродолжительна и драгоценна, чтобы растрачивать ее на такое. И все, о чем я прошу, — возможность жить в мире.

— Понимаю, — задумчиво отвечала Диана. И это было правдой.

Шесть ночей в неделю, когда Аврам был на дежурстве, он держал при себе портативный сигнализатор. Когда кто-то нуждался в его услугах, звучал зуммер, и полагалось перезвонить управляющему, чтобы узнать, кто его вызывает. Диана не сомневалась, что управляющий отлично знает, где Аврам проводит ночи. Наверное, уже вся обслуга в их доме шушукается у нее за спиной. Однако формальности соблюдались строго. Вызов ни разу не поступил прямо на ее телефон.

И хотя сама по себе работа была довольно занудной, Аврам развлекался, фантазируя по поводу клиентов. К примеру, в пентхаусе наверняка живет колумбийский наркоделец. Ну кто еще мог бы платить такие бешеные деньги за квартиру? Престарелая миссис Ветерби, номер 18S, устроила у себя настоящий содом, разводя канареек. Она то и дело зовет Аврама, чтобы изловить вырвавшихся из клетки птиц. Или номер 22J, фотомодель со сложной личной жизнью. Пару раз ей приходилось строить баррикаду у своих дверей, пока Аврам спроваживал слишком грозно настроенных воздыхателей.

— Красивая девушка, — пояснил он, — и темперамент бешеный.

— Да… ну, — пробормотала Диана, — насколько я понимаю, с ней труднее обсуждать Витгенштейна, чем со мной?

— Ни разу не пробовал! — засмеялся Аврам, забираясь в кровать.

Так проходили вечера в будни. По субботам они занимались покупками и домашними делами. А по воскресеньям куда-нибудь ходили. Обычно это был кинотеатр или концерт в Манхэттене (у Дианы имелось расписание концертов и лекций на весь сезон). Потом — легкий обед в китайском ресторане. Или чашка кофе в клубе еврейского землячества.