Владимир Афанасьев - Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

• Название: Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине
• Автор: Владимир Афанасьев
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Восхождение» – первое издание воспоминаний близких людей, современников о Владимире Солоухине – великом русском писателе, произведениями которого зачитывалась вся страна. В книгу включены воспоминания, интервью, письма, размышления о жизни и произведениях В. Солоухина, а также посвященные ему стихи.

---

– Можешь подождать, сейчас позову Лизу?

– Давай.

С медсестрой Лизой он договорился, она согласилась ставить ему капельницу и передала трубку мне.

– Ты когда думаешь приехать в Переделкино? – спросил я.

– Вот договариваюсь.

– Я тогда к тебе загляну.

– Да, Саша, милый, приходи. Хочу домой, – и он повесил трубку. Эту фразу – «хочу домой» он, как я узнал потом, говорил и Розе, и дочерям, и бывшим с ним в последние его дни друзьям. И вот теперь он дома.

Через двадцать дней он умер. А я подождал, подождал его в Переделкине, путевка кончилась – и уехал. Хоть я и не знал, что он в таком тяжелом состоянии, прощения мне нет. Надо было знать.

Когда был в последний раз у Розы Лаврентьевны, она рассказывала, как перед отъездом в больницу стоял он подолгу перед своими большими храмовыми иконами, стоял молча, прощаясь. Я старался это понять. Уходила жизнь, и с ней все, что любил, становилось ненужным, уходило куда-то вместе с ним, вместе с его жизнью. В последние годы лупила она по нему нещадно. Владимир Алексеевич очень переживал ограбление дома в Алепине. Украдены ведь не только иконы, утащили и старинные церковные книги, которые он собирал с такой любовью. Ему так стало обидно, что он в последние годы перестал туда ездить. Заработанные им за всю жизнь деньги враз пропали в сберкассе государства, обесценились более чем в тысячу раз, и жить стало не на что. Перед последним отъездом в больницу он позвал жену и дочерей и сказал, что, коли будет совсем трудно, он разрешает продать три иконы. Показал какие. Но Роза Лаврентьевна сказала мне, что ничего из дома не уйдет, ничего она не собирается продавать. Хотя жить в их доме-музее очень тяжело, уже несколько раз пытались квартиру ограбить, выжигали замок, снимали дверь с петель. Пришлось еще при Владимире Алексеевиче устанавливать на двери и окнах решетки, видеодомофон. Когда входишь в его кабинет, понимаешь, что это не просто квартира писателя, это драгоценное собрание предметов русской культуры прошедших веков. Не стану перечислять эту богатейшую коллекцию, вряд ли такой перечень поможет Розе Лаврентьевне сохранить ее. Что с ней будет – трудно себе представить. Наши власти не пойдут на создание музея Солоухина. Это дом Пастернака превращен в музей, едут и едут автобусы, куда везут экскурсантов, чтобы посмотреть на калоши поэта и на его старое пальто. Везут и везут туда одурманенных русских людей. А русскому писателю, великому русскому писателю (я настаиваю на этом слове) нерусское правительство памятник не поставит и музей его имени не создаст.

В своих последних книгах Владимир Алексеевич Солоухин выставил на показ нам людей, которые разрушали и старались уничтожить Россию, начиная с 1917 года. Вскрыть с такой же полнотой и глубиной систему ее успешного разорения и превращения в сырьевой придаток США и Израиля, их мирового правительства, Солоухин не успел. Учась у него, мы должны это сделать сами. И не только видеть и понять, но и противостоять.

Не познавшие открытую нам Солоухиным тайну времени так и останутся ленивыми и нелюбопытными рабами. А узнавшие о ней, приобретут хотя бы личную духовную свободу.

Как я стал писателем

А я, собственно, профессиональным писателем себя и не считаю. Хотя у меня вышло более сорока книг. Но это всего лишь одно из дел, которыми я занимался в моей теперь уже долгой жизни.

Сначала я окончил школу-студию Ю. А. Завадского и стал актером. До двадцати лет сыграл главные роли в трех художественных фильмах («Сибиряки», «Зоя», «В дальнем плавании»). Тогда кинофильмы выходили редко и такое можно считать грандиозным успехом. Работал в театре им. Моссовета, а потом у Наталии Сац, которую очень невзлюбил. В один прекрасный день бросил театр, собрал рюкзак и ушел в горы, сделался на 25 лет тренером по альпинизму и горным лыжам. Мне опротивела зависимость актера, в горах человек свободен. В театр я никогда больше не возвращался, даже с тех пор не хожу на театральные спектакли. Получил в МГПИ высшее физкультурное образование, стал мастером спорта по альпинизму и учился дальше. Окончил в том же институте географический факультет, защитил кандидатскую по птицам Тянь-Шаня и сделался единственным специалистом в Союзе по авифауне высокогорий. Конечно, и до меня орнитологи проводили исследования на ледниках, но они поднимались туда на часок-другой, а я там жил. И зимой и летом. Позже я работал старшим научным сотрудником в Зоологическом музее МГУ.

В юности, как и все, писал стихи. Ни одно из моих стихотворений не было опубликовано. Зато некоторые из них знали наизусть альпинисты. Однажды я поднялся вдвоем с Сашей Степановой на пик Маяковского, что в Заилийском Алатау, и нашел на вершине в туре четыре записки с моим стихотворением «Пик Маяковского». Поскольку оно никогда не печаталось, я его, пожалуй, приведу здесь. Уж не обессудьте.

Я знал Вас как любимого поэта

По выступлениям, статьям, заметкам,

По Вашим многочисленным портретам,

Карикатурам ГОСТа, злым и метким.

Я знал Вас как знакомую мне площадь,

Как станцию московского метро,

Где в блеске стали днем я ночью

От Вашего бессмертия светло.

А вот таким я вижу Вас впервые.

Как в жизни – недоступный и простой.

Могучи Ваши плечи снеговые

И в облака ушли Вы головой.

Как Вы похожи на себя махиной этой,

Громадиной из камня, фирна, льда!

Четыре тыщи двести метров,

Владим Владимыч, Ваша высота.

И разговор Ваш тоже мне знаком.

Встревожив тишину тяньшанских далей,

Вы говорите камнепадов языком,

Как некогда с эстрады грохотали.

С трудом карабкаясь по скалам, ледникам,

Мы будто бы по глыбам Ваших рифм шагали,

И с каждым шагом открывались нам

Все новые, невиданные дали.

Вот это памятник! С особой, звонкой мощью

С вершины прозвучал чеканный стих.

Эх, если бы в Москву, на Вашу площадь

Могли б Вас альпинисты принести!

И вот однажды на зимовке в горах Тянь-Шаня, где мы жили с женой и маленькой дочкой, я вдруг ни с того ни с сего написал повесть «Сидит и смотрит в огонь». Послал в «Молодую гвардию», она сразу была напечатана и… пошло-поехало, стал писать и писать. Я никогда не учился литературе, никогда не ходил на какие-нибудь литературные кружки или литобъединения. Просто рассказывал о том, что знал, и о том, что со мной случалось. Не так уж это и сложно. Написать рассказ – не то, что подняться по километровой обледенелой стене. Садись и рассказывай, как дело было. Все мои рассказы и повести написаны от первого лица, за исключением разве детективов. Никогда не думал о языке, о форме и прочих литературных изощрениях. Никогда ничего не переделывал и не переписывал. Мне легче новое написать, чем переделывать. Писал быстро и легко. Скажем, приключенческий роман «Золотой Будда» (восемь авторских листов) я написал за 19 дней. Приехал в Переделкино, сел и прямо шлепал на машинку. Мои профессии пригодились. Например, книга К. С. Станиславского «Работа актера над собой» вполне может служить учебником для писателя. Тут и понятия о композиции, и важность детали (куски), и правда жизни (верю – не верю), и задача и сверхзадача – все есть. Пригодилась мне актерская школа и тогда, когда я на Центральном телевидении в качестве автора вел программу «Оглянись, Россия», ведь десяток сценариев часовых фильмов нужно было написать. Альпинизм научил целеустремленности. В альпинизме ходят не ногами и не руками, а головой. Главное здесь тактика и стратегия. Все продумать, рассчитать надо. Тогда будешь на вершине и останешься жив. А наука орнитология учила видеть природу, наблюдать и анализировать увиденное. Я уже не мог написать: «В кустах пела какая-то птица». Знал какая, в каком кусте, как пела и почему.

Как я стал писать детективы, не будучи специалистом в уголовных делах? Очень просто. Когда в годы российского лихолетья посыпались со всех сторон детективы и люди перестали читать что-то другое, я взял книжку Тибора Кестхейна «Анатомия детектива», посмотрел, как это делается (там даже схемы вычерчены), и пошел их шлепать. Мне понравилась эта игра, имеющая свои строгие правила. Боевики, которыми нас пичкают на телевидении, отнюдь не детективы. Пух-пух-пух! Горы трупов и трюков, но никакой игры ума, никакой психологии. Шерлок Холмс, Пуаро и даже Мегре очень милые люди, но несколько старомодны. Меня интересовала психология моих героев. Для этого я прочитал Фрейда и Эрика Берна. Особенно полезной для дела мне показалась книга Берна «Введение в психологию и психоанализ для непосвященных». Каковым я и был. Затем изучил инструкцию МУРа «Алгоритмы работы сыщика».

Детективы мои пошли, тут же печатались, а «Два пера горной индейки» просто поставили на уши всю Кабардино-Балкарию. Хотя я не делал никаких портретов и не хотел никого обличать, читатель узнал в моих героях мафию Приэльбрусья, посыпались благодарственные письма и настолько серьезные угрозы, что мне пришлось отправить кое-кого из семьи в деревню. Я писал о том, что знал. Отличались мои детективы познавательной нагрузкой. Скажем, сюжет «Звезда Багратиона» основан на моем знании российских наград. На эту тему у меня вышло несколько книжек, последняя из них – «Энциклопедия русских наград» («Голос-пресс», 2001). В детективе «Камень» исследуется убийство, совершенное во время восхождения. А у меня за двадцать пять лет набралось около 150 восхождений (Альпы, Кавказ, Тянь-Шань, Алай, Памир, Алтай, Камчатка). Детектив «Два пера горной индейки» просто взят из жизни. Ко мне в Зоологический музей пришел следователь и принес два перышка. Они были найдены в сумке убийцы вместе с дробинами 2-го номера. Мне надо было определить вид птицы и вычертить ее ареал (область распространения), чтобы сократить территорию всесоюзного розыска. Иголка в стоге сена, ибо рисунок пера у различных видов птиц не повторяется, как и отпечатки пальцев у человека. Но я ее нашел, ею оказался улар, или горная индейка, как ее еще называют. Ареал же этого вида улара так мал, что я совершенно точно указал на место его добычи – Приэльбрусье. И преступник был вскоре найден.