Игорь Губерман - Закатные гарики. Вечерний звон (сборник)

• Название: Закатные гарики. Вечерний звон (сборник)
• Автор: Игорь Губерман
• Жанр: Юмористические стихи

В этой книге Игоря Губермана собраны зрелые размышления – в стихах («Закатные гарики») и в прозе («Вечерний звон») – о жизни и путешествиях, об ушедших друзьях и былых романах, о русских и евреях.

«Кем я хочу стать, когда вырасту, я осознал довольно поздно – шел уже к концу седьмой десяток лет. Но все совпало: я всю жизнь хотел, как оказалось, быть старым бездельником…»

---

Свобода неотрывна от сомнения

и кажется обманом неискусным,

дух горечи

и дух недоумения

витают над ее рассветом тусклым.

* * *

Идея моя не научна,

но мне помогала всегда:

прекрасное – все, что не скучно,

и даже крутая беда.

* * *

То ясно чувствуешь душой,

то говорит об этом тело:

век был достаточно большой,

и все слегка осточертело.

* * *

В лени всякого есть понемногу,

а в решимости жить поперек —

и бросание вызова Богу,

что когда-то на труд нас обрек.

* * *

Чуя в человечестве опасность,

думая о судьбах мироздания,

в истину вложил Господь напрасность

поисков ее и опознания.

* * *

Посреди миропорядка

есть везде, где я живу,

и моя пустая грядка,

я сажаю трын-траву.

* * *

Так же будут кишеть муравьи,

а планеты – нестись по орбитам;

размышленья о смерти мои —

только мысли о всем недопитом.

* * *

Борьба – не душевный каприз,

не прихоть пустого влечения:

плывут по течению – вниз,

а вверх – это против течения.

* * *

Конечно, я придурком был тогда,

поскольку был упрям я и строптив,

а умный в те кромешные года

носил на языке презерватив.

* * *

На все подряд со страстью нежной,

как воробьи к любому крошеву,

слетались мы, томясь надеждой

прильнуть к чему-нибудь хорошему.

* * *

В беде, где все пошло насмарку,

вразлом и наперекосяк,

велик душой, кто рад подарку,

что жив, на воле и босяк.

* * *

Готовлюсь к уходу туда,

где быть надлежит человеку,

и время плеснет, как вода

над камешком, канувшим в реку.

* * *

Я не люблю живые тени:

меня страшит их дух высокий;

дружу я близко только с теми,

кого поят земные соки.

* * *

Я музу часто вижу здесь

во время умственного пира,

она собой являет смесь

из нимфы, бляди и вампира.

* * *

Осадком памяти сухим

уже на склоне и пределе

мы видим прошлое таким,

каким его прожить хотели.

* * *

Разгул наук сейчас таков,

что зуд ученого азарта

вот-вот наладит мужиков

рожать детей Восьмого марта.

* * *

Конечно, слезы, боль и грех

все время видеть тяжело Ему,

но Бог нас любит равно всех

и просто каждого по-своему.

* * *

Лишь на смертном одре

я посмею сказать,

что печально

во всем этом деле:

если б наши старухи

любили вязать,

мы бы дольше

в пивных посидели.

* * *

Что нес я ахинею, но не бред,

поймут, когда уже я замолчу,

и жалко мне порой, что Бога нет,

я столько рассказать Ему хочу!

* * *

Любые наши умозрения

венчает вывод горемычный,

что здесь нас точит

червь сомнения,

а после смерти —

червь обычный.

* * *

Величественна и проста

в делах житейских роль Господня:

никто, как Он, отверз уста

у тех, кто выпить звал сегодня.

* * *

Старение – тяжкое бедствие,

к закату умнеют мужчины,

но пакостно мне это следствие

от пакостной этой причины.

* * *

Меня пересолив и переперчив,

Господь уравновесил это так,

что стал я неразборчиво доверчив

и каждого жалею, как мудак.

* * *

Я изо всех душевных сил

ценю творения культуры,

хотя по пьянке оросил

немало уличной скульптуры.

* * *

Я дивлюсь устройству мира:

ведь ни разу воробей,

хоть и наглый и проныра,

а не трахал голубей.

* * *

Я времени себе не выбирал,

оно других не лучше и не хуже,

но те, кто мог бы вырасти в коралл,

комками пролежали в мелкой луже.

* * *

Я думаю – украдкой и тайком, —

насколько легче жить на склоне лет,

и спать как хорошо со стариком:

и вроде бы он есть, и вроде нет.

* * *

Забыть об одиночестве попытка,

любовь разнообразием богата:

у молодости – радости избытка,

у старости – роскошество заката.

* * *

За глину, что вместе месили,

за долю в убогом куске

подвержен еврей из России

тяжелой славянской тоске.

* * *

Хоть живу я благоденно и чинно,

а в затмениях души знаю толк;

настоящая тоска – беспричинна,

от нее так на луну воет волк.

* * *

Мы стали снисходительно терпеть

излишества чужого поведения:

нет сил уже ни злиться, ни кипеть,

и наша доброта – от оскудения.

* * *

Когда я сам себе перечу,

двоюсь настолько, что пугаюсь:

я то бегу себе навстречу,

то разминусь и разбегаюсь.

* * *

Я недвижен в уюте домашнем,

как бы время ни мчалось в окне;

я сегодня остался вчерашним,

это завтра оценят во мне.

* * *

Угрюмо замыкаюсь я, когда

напившаяся нелюдь и ублюдки

мне дружбу предлагают навсегда

и души облегчают, как желудки.

* * *

Время дикое, странное, смутное

над Россией – ни ночь, ни заря,

то ли что-то родит она путное,

то ли снова найдет упыря.

* * *

Невольно ум зайдет за разум,

такого мир не видел сроду:

огромный лагерь весь и сразу

внезапно вышел на свободу.

* * *

Давно уже в себя я погружен,

и в этой благодатной пустоте

я слишком сам собою окружен,

чтоб думать о толкучей суете.

* * *

С восторгом я житейский ем кулич,

но вдосталь мне мешает насладиться

висящая над нами, словно бич,

паскудная обязанность трудиться.

* * *

Зевая от позывов омерзения,

читаю чьи-то творческие корчи,

где всюду по извивам умозрения

витает аромат неясной порчи.

* * *

Мы зорче и мягче, старея

в осенних любовных объятьях,

глаза наши видят острее,

когда нам пора закрывать их.

* * *

Сегодня – время скепсиса. Потом

(неверие не в силах долго длиться)

появится какой-нибудь фантом

и снова озарит умы и лица.

* * *

Куражится в мозгу моем вино

в извилинах обоих полушарий;

здоровье для того нам и дано,

чтоб мы его со вкусом разрушали.

* * *

В его лице – такая скверна,

глаз отвести я не могу

и думаю: Кащей, наверно,

тайком любил Бабу-ягу.

* * *

Могу всегда сказать я честно,

что безусловный патриот:

я всюду думаю про место,

откуда вышел мой народ.

* * *

Благоволение небес

нам если светит на пути,

то совращает нас не бес,

а чистый ангел во плоти.

* * *

От нежных песен дев кудлатых

во мне бурлит, как тонкий яд,

мечта пернатых и женатых —

лететь куда глаза глядят.

* * *

Не те, кого не замечаем,

а те, с кем соли съели пуд

и в ком давно души не чаем,

нас неожиданно ебут.

* * *

Люблю вечернее томление,

сижу, застыв, как истукан,

а вялых мыслей шевеление

родит бутылку и стакан.

* * *

Всегда сулит улов и фарт

надежда – врунья и беглянка,

а дальше губит нас азарт

или случайная подлянка.

* * *

Что стал я ветхий старичок,

меня не гложет грусть,

хотя снаружи я сморчок,

внутри – соленый груздь.

* * *

Душа полна пренебрежения

к боязни сгинуть и пропасть,

напрасны все остережения,

когда уму диктует страсть.

* * *

Не ведает ни берега, ни дна

слияние судьбы и линий личных,

наружная живется жизнь одна,

а внутренние – несколько различных.

* * *

Мы когда судьбе своей перечим,

то из пустоты издалека

дружески ложится нам на плечи

легкая незримая рука.

* * *

Чтобы избегнуть липких нитей

хлопот и тягот вероятных,

я сторонюсь любых событий,

душе и разуму невнятных.

* * *

Конечно, это горестно и грустно,

однако это факты говорят:

евреи правят миром так искусно,

что сами себе пакости творят.

* * *

Характер мира – символический,

но как мы смыслы ни толкуй,

а символ истинно фаллический

и безусловный – только хуй.

* * *

Бог учел в живой природе

даже духа дуновение:

если деньги на исходе,

то приходит вдохновение.

* * *

Земное бытие мое густое —

не лишнее в цепи людской звено,

я сеял бесполезное, пустое,

никчемное, но все-таки зерно.

* * *

Сижу я с гостями и тихо зверею,

лицо – карнавал восхищения:

за что пожилому больному еврею

такое богатство общения?

* * *

Есть между сном и пробуждением

души и разума игра,

где ощущаешь с наслаждением,

что гаснуть вовсе не пора.

* * *

Век ушел. В огне его и блуде

яркая особенность была:

всюду вышли маленькие люди

на большие мокрые дела.

* * *

Я друг зеленых насаждений

с тех лет, когда был полон сил

и много дивных услаждений

в тени их зарослей вкусил.

* * *

Уже давно стихов моих

течет расплавленный металл,

не сможет мир забыть о них,

поскольку мир их не читал.

* * *

Не зря читал я книги,

дух мой рос,

дает сейчас мой разум безразмерный