Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

• Название: Сципион. Социально-исторический роман. Том 1
• Автор: Юрий Тубольцев
• Издательство: Полиграф сервис
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-86388-148-3

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.

В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.

---

Победители бушевали в поверженном городе подобно слепому урагану, сокрушающему подряд все вокруг. Никто не интересовался добычей, все жаждали только разрушения. Людей убивали, не различая воинов и мирных жителей, мужчин и женщин, все материальное громили, дома поджигали.

Сципион стоял на башне и отсутствующим взором скользил по распростертым внизу городским кварталам, на глазах превращающимся в руины. Левой рукой он механически выдергивал стрелы из своего панциря. К нему пробрался, спотыкаясь о трупы, Гай Лелий.

Лелий по природе был человеком мягким, но в то же время расчетливым, причем разум господствовал над чувствами. Эмоции могли проявляться только в отсутствии ограничений, налагаемых рассудком. В данной ситуации в нем происходила борьба противоречивых стихий.

Публий угадал состояние друга и, желая помочь ему одолеть сомнения, в ответ на его невысказанный вопрос сказал:

— Да, Лелий, сейчас происходит то, чему надлежало свершиться. Уничтожив здесь несколько тысяч испанцев, мы сотни тысяч их удержим от измены и тем самым сохраним сотни тысяч людских жизней. Да, Гай, мы гуманны, насколько только может быть гуманна война и политика… А теперь уйдем отсюда и вернемся в лагерь, мы достаточно вытерпели сегодня.

Они спустились по каменной лестнице в пределы города и потом вышли из него через ворота.

После недолгого молчания Лелий спросил:

— Что это были за стрелы? Ты не ранен?

— Нет. Я ощущаю только жжение, но не боль, значит, есть царапины, а не раны. Вот так, воевал, воевал, а дома гражданам и шрам настоящий показать не смогу, — грустно пошутил Публий. — Кстати, ты-то сам здоров?

— Все нормально, только в голове несколько мутится от этих зрелищ и женских криков.

На следующий день римляне покинули дымящиеся и стонущие голосами раненых развалины Илитургиса и двинулись на Кастулон. Войско имело угрюмый вид. Поверженный противник не принадлежал к числу тех, победа над которыми приносит воинам славу и удовлетворение, тем более, победа такого рода, какая была одержана накануне. Впрочем, солдаты не чувствовали раскаяния в происшедшем, они верили в законность своих действий, но, излив в приступе злобы внутреннюю энергию, теперь ощущали душевную усталость и опустошенность.

Сципион ехал верхом на походном коне сразу вслед за авангардом. Вид его соответствовал настроению войска, сейчас он не считал необходимым скрывать свою суровость и искусственно поднимать дух солдат. Лелий лавировал вокруг проконсула, выразительно поглядывал на него и горячил коня, чтобы обратить на себя внимание. Но Сципион, казалось, не замечал ничего вокруг. Наконец Лелий решился заговорить и высказал какое-то замечание по поводу испанского климата. Не отвечая на его фразу, Публий произнес:

— Не хитри, Гай, мы ведь давно знаем друг друга, говори прямо, что тебя волнует. Хотя я и сам знаю… Ты, как я вижу, еще не отошел от вчерашнего.

— А разве ты, Публий, успел успокоиться?

— Я видел «Канны», я слышал ночные вопли того апулийского поля, прокрадываясь вдоль Ауфида… После этого ничто меня уже не тронет.

— Ну ладно, — поразмыслив некоторое время, сказал Лелий, — я намеревался спросить несколько иное: ответь мне, неужели и Кастулон ждет та же судьба?

— Вздохни полной грудью, Лелий, у нас есть повод помиловать этот город. Счастье кастулонцев, что к ним не занесло наших беглецов, которых наверняка там постигла бы такая же участь, как и в Илитургисе. Но этого не случилось, они изменили как бы вхолостую и, если не провинятся вновь, мы поступим с ними милостиво. Более того, мы даже обязаны проявить миролюбие, дабы показать испанцам, что римляне не жестоки, а только справедливы. И пусть увидят все: прощаем мы с большим удовольствием, чем наказываем.

Легион Сципиона опередил войско Марция и первым подступил к Кастулону. Через несколько дней подошли и воины Марция. Расположившись лагерем под стенами города, римляне и здесь не проявили активности в осадных работах, однако не начинали и штурма. Некоторое время Публий провел в ожидании, когда молва об уничтожении Илитургиса придет в Кастулон и поразит его население эпидемией страха. После того как это произошло, он через своих испанцев занес в город слухи, что римляне не собираются жестоко карать кастулонцев, о чем свидетельствует и их пассивность, если только те сами своим упорством не вынудят их к этому. Произведя такого рода посев в умах испанцев, проконсул послал в город тайную делегацию, дабы собрать урожай. С одной стороны, переговоры осложнялись присутствием пунийцев, собравшихся в Кастулоне после разгрома Газдрубала, но, с другой стороны, в этом случае проще было указать явного врага и, взвалив на него всю вину за раздоры между иберами и римлянами, противопоставить карфагенскому гарнизону испанцев, так сказать, доброй воли, патриотов. Прирожденным дипломатам-римлянам не составило труда использовать все преимущества сложившейся ситуации и нейтрализовать скрытые в ней опасности. С группой иберийской знати был заключен союз, и совместными усилиями обе стороны выработали детали предстоящей операции по освобождению города от пунийцев и поддерживающей их группировки.

Захват Кастулона произошел в полном соответствии с намеченным планом, и римляне без потерь овладели городом. Карфагенский гарнизон угодил в заготовленную ловушку и почти в полном составе оказался в плену. В этот раз Сципион не позволил никаких бесчинств в обращении с побежденными и лишь выдал пунийцев и их сторонников на суд самих испанцев, которые, желая выслужиться перед римлянами, расправились с ними весьма жестоко.

Утвердив у власти своих сторонников, Сципион отправил Луция Марция с третью войска водворять порядок в других иберийских городках бывшей пунийской территории. При этом он дал ему еще и дополнительное задание — укрепить и расширить образованное ранней весной на месте одного из воинских лагерей в нижнем течении Бетиса поселение, названное Италикой, так как его основу составляли ветераны, уставшие от войны и успевшие обзавестись на чужбине семьей. Эта колония римлян и других италийцев должна была служить опорой государства в пока еще чужеродной области дальней Испании. Сам Сципион вернулся в Новый Карфаген.

Возвращая нравственный долг погибшим соотечественникам и в том числе своим родным, Сципион приступил к последнему, третьему действу посмертных почестей. До этого было совершено захоронение останков павших и вслед за тем — наказаны их обидчики, теперь же предстояло исполнить обет об организации погребальных игр, данный Публием у братской могилы. В Новом Карфагене Сципион сразу начал подготовку к мрачным торжествам. Он решил прибегнуть к самому суровому для таких случаев ритуалу, пришедшему в Рим из Этрурии, и провести гладиаторские бои, призванные как бы оживить прошлое и повторить в миниатюре трагедию битвы, дабы кровь поминаемых почтить свежей кровью. Для этого проконсул разослал к испанским князьям курьеров с сообщением о предстоящих состязаниях, приглашая их самих как гостей, а их подданных, кто пожелает, как участников.

И вот в назначенный день в Новый Карфаген прибыли толпы испанцев. Весь цвет страны расположился на трибунах возведенного специально для этого случая цирка, а все раздоры сконцентрировались внизу на посыпанной песком овальной арене. Сюда собралось множество варваров, жаждущих сразиться, чтобы разрешить давние споры, отомстить за обиды, либо просто посоревноваться и доказать свое превосходство.

Проконсулу и его легатам была отведена центральная богато украшенная ложа, в убранстве которой признаки торжества сочетались с элементами траура. Когда многотысячная толпа заполнила гигантскую котловину цирка, на трибуны вошел Сципион, облаченный в строгую тогу, и, поднявшись к своему месту, расположенному на виду у всех, обратился к зрителям с короткой речью.

Он поздравил испанцев с окончанием войны, изгнавшей с их земли поработителей-пунийцев и обеспечившей им свободу на все последующие века, пока стоит Рим, который, по его словам, однажды восстановив где-нибудь справедливость, уже никогда в будущем не допустит ее попрания. В награду за освобождение он просил у испанцев только одной благодарности: навсегда усвоить, кто их друг, а кто — враг. Затем Публий напомнил о трагедии, разыгравшейся в этой стране шесть лет назад, когда погибли два войска и два полководца — Сципиона, и подчеркнул, что это была общая беда, поскольку она надолго отсрочила освобождение Испании. Нынешнее празднество он объявил посвященным манам этих жертв пунийского коварства, призванное одновременно воздать почести всем погибшим за время войны: и римлянам, и иберам.

«Сегодня мы отмечаем день памяти о страшных и горестных событиях, под стать им и суровый ритуал, который предстоит вам увидеть. Однако пусть он вас не смущает, ибо, что может быть прекраснее, чем готовность людей даже ценою собственной жизни воскресить в наших душах образы мертвых, которые прежде погибли ради живых!» — так Сципион закончил вступительное обращение, открывающее игры.