Леонид Млечин - Брежнев. Разочарование России

• Название: Брежнев. Разочарование России
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-459-00881-4

Как бы ни ругали бузотера и реформатора Хрущева, статистика неопровержимо доказывает: десять лет, когда страной управлял Хрущев, были лучшими в советской истории. После его смещения у многих оставались еще надежды на лучшую жизнь, связанные с новым генсеком Леонидом Ильичем Брежневым. Однако политика Брежнева, постепенно устранившего от управления страной всех своих конкурентов, состояла в том, чтобы ничего не менять! Огражденный от реальной жизни партийным аппаратом, цензурой, системой госбезопасности Брежнев за восемнадцать лет своего правления окончательно загнал страну в тупик, безболезненно выбраться из которого было уже невозможно.

Новая книга Леонида Млечина о том, как Брежнев шел к власти, как выстраивал систему управления, как расцветали при нем пышным цветом органы государственной безопасности, и о том, как вместе с первым человеком в государстве постепенно дряхлел и приближался к гибели Советский Союз.

---

У нового генерального директора ТАСС Леонида Замятина возникла идея построить дом отдыха для тассовцев с помощью профсоюзов. Обратился к Александру Николаевичу. Тот выразил готовность помочь. Однако встреча с Шелепиным едва не окончилась для Замятина печально. Его срочно вызвали в Барвиху к Брежневу.

Охранник сказал:

— Леонид Ильич гуляет возле озера.

Замятин пошел искать генерального секретаря. Леонид Ильич прогуливался с какими-то людьми. Увидев Замятина, отошел с ним в сторону, где их никто не слышал:

— Если бы я тебя не назначил на эту должность два месяца назад, то сегодня бы снял.

— Чем же я провинился? — спросил Замятин.

— Ты у Шелепина в ВЦСПС был?

— Да, — пояснил Замятин, — я хотел ускорить строительство дома отдыха.

— Но ты с ним еще и обедал?

— Он меня пригласил, — признал Замятин.

— О политике говорили? Честно.

— Ни слова, — поклялся Замятин. — Только о социальных делах.

Генеральный секретарь объяснил Леониду Митрофановичу прямым текстом:

— Всех идеологов, которые окружали Шелепина, мы отослали за рубеж или в другие места. Сейчас он ищет новых людей на идеологическом фронте, формирует новую команду. И тебя не случайно пригласил пообедать. Он, видишь, не бросил своих идей. Мне это не нравится. И мы с этим покончим. Может, я виноват, что не предупредил тебя, но я не мог предположить, что ты сразу поедешь к Шелепину… Тебе надо знать, каких друзей выбирать…

Брежнев нашел повод вывести Шелепина из политбюро. У них произошел очень резкий разговор. Внешне очень сдержанный, Александр Николаевич был горячим человеком. И он просто взорвался:

— В таком случае я уйду.

И Брежнев с радостью воспользовался его эмоциональной реакцией. Он моментально согласился:

— Уходи.

Шелепин тут же написал заявление. Брежнев сразу обзвонил всех членов политбюро, и через несколько часов решение было принято.

В мае семьдесят пятого года его освободили от поста руководителя ВЦСПС. Подыскали унизительно маленькую должность заместителя председателя государственного комитета Совета министров СССР по профессионально-техническому образованию (в 1978 году название комитета несколько изменили), который ведал в основном производственно-техническими училищами (ПТУ) для молодежи.

Это, конечно, было издевательством. Когда Суслов пригласил Александра Николаевича и сказал, что ему предлагается такая должность, Шелепин ответил:

— Я же молотка никогда в руках не держал, не говоря уж о чем-то более серьезном. Как я буду учить будущий рабочий класс?

Шелепину поручили заниматься учебниками для ПТУ. Более всего его поражала и возмущала необязательность чиновников, с которыми он теперь имел дело. Он, находясь на высоких должностях, привык, что его поручения немедленно исполняются. А тут вступила в дело бюрократическая необязательность, да и чиновная опасливость: зачем сломя голову исполнять поручение Шелепина, если даже соприкасаться с ним опасно?

Его школьного друга Валерия Харазова, второго секретаря ЦК компартии Литвы, вызвали в Москву. Перед отъездом первый секретарь Пятрас Пятрович Гришкявичюс сказал ему:

— Валерий Иннокентьевич, имейте в виду: я о вас никогда и никому ничего плохого не говорил.

В Москве первый заместитель заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК Николай Александрович Петровичев заявил Харазову:

— Тебе надо уходить, потому что тобой Гришкявичюс недоволен.

Харазов ответил:

— Неправда. Гришкявичюс сам мне сказал…

Тогда Петровичев высказался откровенно:

— Рви с Шелепиным! Или придется уходить с партийной работы.

— Нет, — твердо ответил Харазов. — Я связан с ним с детства, а вы хотите, чтобы я отказался от такой дружбы?

— Тогда будет хуже, — пригрозил Петровичев.

— Пусть будет хуже, но дружбу с Шелепиным я не порву…

Партийная карьера Харазова закончилась, ему предложили должность первого заместителя председателя республиканского комитета народного контроля, сказали:

— Материально не пострадаете.

Валерий Иннокентьевич еще оставался кандидатом в члены ЦК, ходил на пленумы. В Свердловском зале Кремля очень тесно, все друг друга видят. По залу уверенной походкой прошел зять Брежнева первый заместитель министра внутренних дел Юрий Михайлович Чурбанов.

— Все вокруг угодливо привстают, он снисходительно здоровается, — вспоминал Харазов. — Мимо меня прошел, вдруг повернулся: что это он здесь делает? То есть он хорошо знал, что я отстранен и почему отстранен…

Как становятся послами

Через несколько лет и в секретариате ЦК, и в политбюро Брежнев оставил только тех, кого желал видеть в составе высшего руководства. Леонид Ильич устранил всех, кто казался ему недостаточно лояльным. Избавился от первого секретаря ЦК компартии Украины Петра Ефимовича Шелеста, от главы правительства РСФСР Геннадия Ивановича Воронова и от первого заместителя председателя Совета министров Дмитрия Степановича Полянского.

Воронов уже на пенсии рассказывал, как однажды перед заседанием политбюро в ореховой комнате они пили чай. Обсуждался вопрос о строительстве крупного автомобильного завода. Геннадий Воронов считал, что его нужно строить в Красноярском крае — в Абакане.

Брежнев вдруг сказал:

— А я думаю, надо строить этот завод в Набережных Челнах.

Воронов взорвался:

— Как же так, Леонид Ильич, уже вопрос обсужден. Откуда же Набережные Челны взялись?

Брежнев удивленно сказал:

— Никогда никто на меня так не кричал, как кричит Воронов.

— Я не кричу, это вы орете. Я просто говорю, что у нас этот вопрос обсужден, проработан. Давайте другие материалы, будем их рассматривать.

— Нечего рассматривать, — отрезал Брежнев, — снимаю вопрос с обсуждения.

Едва ли такая история могла понравиться Брежневу. Он не только настоял на своем, и завод построили в Набережных Челнах, но и расстался со строптивым Вороновым.

В аппарате генерального секретаря Геннадия Ивановича не любили. Борис Дмитриевич Панкин, главный редактор «Комсомольской правды», участвовал в подготовке брежневского выступления на съезде комсомола. Леонид Ильич прочитал речь, текст ему понравился, и он распорядился разослать его членам политбюро.

Один из авторов речи довольно сказал:

— Дело в шляпе, после Леонида Ильича ни у кого замечаний уже не бывает.

— Кроме Воронова, — ворчливо заметил помощник генерального Александров-Агентов. — Этот господин никогда не отказывает себе в удовольствии прислать дюжину страниц с замечаниями. Писатель…

Борис Панкин впервые слышал, чтобы помощник, хотя бы и первого лица, столь небрежно отзывался о члене политбюро. Потом он поинтересовался, какие были замечания. Другой помощник генсека, Георгий Эммануилович Цуканов, ответил, что замечания были несущественные.

— А Воронов?

— Как всегда, накатал несколько страниц, но их велено оставить без внимания, — с нескрываемым удовольствием сообщил Цуканов.

По словам одного провинциального секретаря обкома, Воронов, выступая, «нудно и утомительно поучал, показывая свою ученость, больше напоминал манерного провинциального лектора, чем государственного деятеля масштаба России».

Говорят, что Воронов потерял свой пост, поскольку не сумел наладить отношения с первыми секретарями областных комитетов. В 1971 году его переместили на внешне значительный пост председателя Комитета народного контроля СССР. Но Геннадий Иванович быстро убедился в том, что Брежнев ни в грош не ставит его ведомство.

— Никакой пользы от народного контроля я не вижу, — повторял Леонид Ильич. — Вот был Мехлис, его все боялись.

Воронов прилетел к Брежневу в Пицунду, где тот отдыхал, привез записку о совершенствовании системы народного контроля. Леонид Ильич вместо обсуждения позвал гостя купаться, потом сели играть в домино. Принесли коньяк. Брежневу совершенно не хотелось заниматься делами. Вскоре Суслов пригласил к себе Воронова и сообщил, что председателю комитета не надо быть членом политбюро. Геннадий Иванович, не дожидаясь, когда от него избавятся, в апреле 1973 года сам подал в отставку…

Потерял кресло в политбюро и первый заместитель главы правительства Дмитрий Степанович Полянский. С Брежневым они были на «ты» и называли друг друга по имени. Со временем Леониду Ильичу это разонравилось: он хотел большего уважения даже со стороны старых товарищей. Дмитрий Степанович пропустил важный момент, когда Брежнев перестал нуждаться в соратниках и пришел к выводу, что подчиненные полезнее.

Излишняя активность Полянского раздражала членов политбюро. Особенно когда он проявил особый интерес к идеологическим вопросам, что не входило в прямые обязанности первого заместителя председателя Совета министров. Он пытался влиять на литературные дела, покровительствовал «своим» писателям, причем людям бесталанным, но с большими амбициями. А в политбюро существовали свои правила. Наводить порядок в чужом огороде не было принято.