Леонид Млечин - Холодная война: политики, полководцы, разведчики

• Название: Холодная война: политики, полководцы, разведчики
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-227-03101-3

Подлинная история холодной войны таит в себе множество неразгаданных загадок и тайн: политические интриги, операции спецслужб, заблуждения людей и амбиции властителей.

В новой книге Леонида Млечина воссозданы главные сражения холодной воины и портреты тех, кто ее вел — политических лидеров, военных и сотрудников спецслужб.

---

Гарриман вел в Москве достаточно скромный образ жизни. В его комнате установили железную печку, трубу вывели в окно. Он катался на лыжах, играл с дочкой в бридж.

В час ночи (в Москве уже наступило 13 апреля) в резиденцию посла позвонил дежурный, чтобы сообщить Авереллу Гарриману печальное известие, только что сообщенное радиостанцией американских вооруженных сил. Трубку взяла дочь посла Кэтлин и передала новость отцу. Всех гостей тут же отправили домой.

«В 02.50 минут, — пометил дежурный в приемной Вячеслава Михайловича Молотова, — позвонил Гарриман и просил сообщить Народному комиссару, что незадолго до 23 часов по московскому времени скончался президент Соединенных Штатов Рузвельт. Гарриман заявил, что сегодня днем, по возможности раньше, он хотел бы видеть г-на Сталина и г-на Молотова».

Почти сразу Гарриман перезвонил: желательно увидеться с Молотовым немедленно. В пять минут четвертого дежурный из Наркомата иностранных дел сообщил в американское посольство: Вячеслав Михайлович сам приедет к послу. Надо понимать, Молотов успел посоветоваться со Сталиным, который так рано не ложился. Ночью лимузин Молотова подъехал к Спасо-Хаусу.

На следующий день Гарриман доложил в Вашингтон: «Молотов казался очень расстроенным и взволнованным… Я никогда не видел его таким искренним».

В восемь вечера американского посла привезли к Сталину.

«Он встретил меня скорбным молчанием, — писал Гарриман, — и не отпускал моей руки секунд тридцать…

— Президент Рузвельт умер, — сказал Сталин, — но дело его должно быть продолжено. Мы окажем президенту Трумэну поддержку всеми своими силами».

Сталин связывал с Рузвельтом немалые надежды. Война еще не была окончена, вермахт продолжал сопротивляться. И тем более не была решена судьба послевоенного мира, где многое зависело от позиции президента Соединенных Штатов.

Президент Франклин Делано Рузвельт считал, что после войны предстоит создать систему коллективной безопасности, избегая соперничества среди победителей. Молотову Рузвельт говорил, что после войны останутся четыре полицейских, которые будут следить за остальными странами, — Англия, США, Советский Союз и Китай. Этим четырем странам только и будет позволено иметь оружие.

К американскому президенту в Москве относились заметно лучше, чем к Черчиллю. В военные годы выступления Рузвельта печатались в советской прессе и комментировались самым благоприятным образом.

«Сталин чувствовал себя с президентом вполне комфортно, — считал Гарриман. — Сталин обращался с президентом как со старшим, всячески стараясь понять, что у него на уме. Мысли Рузвельта ему, очевидно, понравились, он относился к президенту с особым почтением и уважением».

А теперь в Белом доме знакомого Сталину и симпатичного ему президента сменил вице-президент Гарри Трумэн, который не имел опыта в международных делах и презирал безбожный коммунизм. Когда Германия напала на Советский Союз, Соединенные Штаты еще не воевали. Один журналист остановил сенатора из Миссури Гарри Трумэна на ступенях Капитолия и спросил, как в этой ситуации должна себя вести Америка.

Трумэн, считавший оба режима отвратительными, ответил с прямотой, свойственной уроженцам Среднего Запада:

— Если мы увидим, что Германия побеждает, нам следует помочь России. А если будет побеждать Россия, мы должны помогать Германии. И пусть они убивают друг друга сколько могут; хотя я ни в коем случае не желаю Гитлеру победы.

Многие американцы не видели особой разницы между нацистским и сталинским режимом. Такой точки зрения придерживался известный американский дипломат и специалист по России Джордж Кеннан, чье имя не раз возникнет на страницах этой книги.

24 июня 1941 года, через день после нападения нацистской Германии на Советский Союз, Кеннан писал своему другу: «Россия безуспешно пыталась обеспечить свою безопасность за счет компромиссов с Германией и направить немецкие военные поползновения на Запад. Москва заботилась исключительно о собственных интересах. Надо реалистически оценивать настоящее положение России: эти люди вели опасную игру и должны теперь сами нести ответственность. Подобный взгляд не помешает оказывать ей материальную помощь, что требуют наши собственные интересы, но мы не можем отождествлять себя с воюющей Россией политически и идеологически. Более правильно считать Россию «попутчиком», пользуясь принятым в Москве термином, а не политическим союзником».

Историю холодной войны, которая почти без промедления сменила войну горячую, принято отсчитывать от фултонской речи Уинстона Черчилля. Но когда в марте 1946 года Черчилль говорил о железном занавесе, разделившем Европу, и призывал Соединенные Штаты объединить усилия с Англией, чтобы противостоять мировому коммунизму и Советскому Союзу, холодная война уже началась.

Мысленно возвращаясь к счастливым и волнующим событиям весны сорок пятого, политики и историки еще долго будут пытаться понять, почему вчерашние союзники так быстро стали врагами. Радость советских и американских солдат-победителей, встретившихся на Эльбе 26 апреля 1945 года, была искренней. Но уже через несколько месяцев союзники оказались по разные стороны баррикады. И многие десятилетия они будут считать друг друга врагами и всерьез готовиться к войне. Память о союзе в борьбе с нацизмом исчезнет быстро, а след холодной войны останется надолго, если не навсегда.

Была ли холодная война неизбежной? Кто начал холодную войну? Кто произвел первый выстрел? И зачем? Вот вопросы, на которые не так-то легко дать ответ.

Судьба послевоенной Европы решалась в Крыму, когда еще шли бои. 4 февраля 1945 года открылась Ялтинская конференция великих держав. Царила атмосфера практически полного согласия. В первый же день первый заместитель начальника Генерального штаба Красной армии генерал Алексей Иннокентьевич Антонов попросил союзников нанести авиаудары, чтобы помешать немцам перебросить подкрепления на Восточный фронт. Он особо выделил три транспортных центра — Берлин, Лейпциг и Дрезден. Союзники откликнулись. В ночь на 13 февраля на Дрезден обрушились бомбы. Когда ковровые бомбардировки Дрездена утром 15 февраля закончились, официальное число погибших достигло сорока тысяч.

Сталин считал, что победитель в войне имеет право на территориальные приобретения. Он, во-первых, хотел, чтобы мир признал новые советские границы, то есть включение в состав СССР Прибалтийских республик, территорий, присоединенных в результате раздела Польши, а также Бессарабии и Буковины, прежде принадлежавших Румынии. Во-вторых, Сталин хотел обезопасить страну от Германии, с которой дважды пришлось воевать. Для этого он намерен был создать вокруг Советского Союза пояс дружественных государств. Все территории, на которые вступила Красная армия, должны были войти в советскую сферу влияния.

Сталин говорил своим партийным товарищам:

— В этой войне не так, как в прошлой. Кто занимает территорию, насаждает там, куда приходит его армия, свою социальную систему. Иначе и быть не может.

В определенном смысле британский премьер-министр Черчилль сам предложил Сталину поделить Восточную Европу. Это произошло еще до Ялты, в октябре 1944 года, когда Черчилль приехал в Москву. Премьер-министру показалось, что «дядя Джо проявляет большую, чем когда-либо раньше, сговорчивость». И Черчилль решил, что надо ковать железо, пока горячо.

В первый же день переговоров в Кремле он передал Сталину листок бумаги, на котором обозначил в процентах соотношение влияния Советского Союза и Англии в различных странах Европы. В Греции — девяносто процентов к десяти в пользу Англии. В Югославии пополам. В Венгрии пополам. В Болгарии семьдесят пять к двадцати пяти в пользу СССР.

Одни считают этот шаг британского премьера бесстыдной привычкой великих держав решать судьбы народов по глобусу. Другие — умным ходом в попытке сохранить за Западом какие-то позиции в Центральной и Восточной Европе.

При этом Сталин и Черчилль с презрением относились друг к другу.

— Может быть, вы думаете, что мы забыли, кто такие англичане и кто есть Черчилль? — говорил Сталин одному из руководителей компартии Югославии. — У англичан нет большей радости, чем нагадить союзникам. А Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Ей-богу, копейку из кармана! Рузвельт не такой — он засовывает руку только за кусками покрупнее. А Черчилль — и за копейкой.

Британский премьер не оставался в долгу.

— Россия — это большое животное, которое очень долго голодало, — сказал Уинстон Черчилль руководителю «Свободной Франции» генералу Шарлю де Голлю. — Сегодня невозможно не дать ему насытиться. Но речь идет о том, чтобы оно не съело все стадо. Я стараюсь умерить запросы Сталина, который, кстати сказать, если даже и обладает большим аппетитом, не утрачивает здравого смысла. Кроме того, после еды начинается пищеварение. Когда придет час усвоения пищи, для русских настанет пора трудностей. И тогда Николай-угодник, быть может, сумеет воскресить несчастных детей, которых людоед засолил впрок.