Алексей Вышеславцев - Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

• Название: Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
• Автор: Алексей Вышеславцев
• Издательство: Издание Маврикия Осиповича Вольфа
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1867

Алексей Владимирович Вышеславцев (1831–1888) — российский путешественник и историк искусства. Служа врачом на клипере «Пластун» и корвете «Новик», в 1857–1860 годах он совершил кругосветное путешествие. Это было одно из первых долгих плаваний отряда винтовых судов — новейшего достижения судостроения того времени — к устью Амура. Целью экспедиции стало посещение российских портов на Тихом океане и «акклиматизация» русского флага в японских и китайских пристанях. На клипере «Пластун» Вышеславцев обогнул мыс Доброй Надежды, побывал на Атлантических островах, в Сингапуре, Гонконге, во многих бухтах обустраиваемого Амурского края. Целый год клипер провел в японских водах. По пути домой, в составе эскадры адмирала А. А. Попова, Вышеславцев увидел Полинезию, прошел Магелланов пролив, побывал в Южной Америке, на пути домой вторично пересёк Атлантический океан. Во время длительного путешествия корабль не раз попадал в обстоятельства чрезвычайные. Клипер «Пластун» пережил не один серьезный шторм, расставания и встречу с другими кораблями эскадры, долгое одиночное плавание. С борта корвета «Новик» (на него Вышеславцев был переведен в Монтевидео), в нескольких днях пути от родных берегов, Вышеславцев видел взрыв клипера «Пластун» и гибель товарищей. Наконец, в августе 1860 г., после трехлетнего отсутствия, Вышеславцев возвратился в Кронштадт, совершив полное кругосветное плавание. В течение всего путешествия Вышеславцев зарисовывал наиболее интересные места, типы жителей разных стран, этнографические особенности их быта. Эти любительские рисунки стали художественным дневником путешествия и отразили трехлетний путь экспедиции. Накопленные за время путешествия материалы легли в основу книги «Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания», впервые изданной в 1862 году. Книга содержит 27 рисунков автора, литографированных известным петербургским мастером Полем Пети.

---

Через трое суток мы уже были на Тенерифе. Все время гнал нас ровный NO, вероятно предвессио пассата. Туман скрывал остров; и декабря, накануне Рождества (нашего стиля), бросили якорь на рейде Санта-Круса.

Вот уже второй остров вырастал перед нами из глубины океана. Эти клочки, как будто оторванные от близкой массы материка, принимались прежними путешественниками, действительно, или за отделившиеся от материка части, или за остатки материков, погрузившихся в море и выдававшихся из него только своими пиками. Леопольд фон Бух, исследуя Канарские острова и, в особенности, Тенериф с его пиком и окружающим его величественным цирком, вывел заключение, что острова эти — произведения обширной вулканической деятельности. исследования других островов и континентальных вулканов совершенно подтвердили смелую теорию, на которой выросло величественное здание современной геологии. Воображение, вооруженное гением и высокою логикой, перенесло великого ученого в доисторическую эпоху; наука его говорит, что, когда еще земная кора представляла слабое противодействие силам, действующим изнутри, и являла на своей поверхности более или менее обширные трещины. из этих трещин изливалась трахитовая лава, которая, растекаясь по ровной и горизонтальной поверхности тверди. образовывала широкий поток, при основании превращавшийся в правильный пласт. Этот трахитовый пласт, при новом извержении лавы, покрывался другим, также горизонтальным пластом и т. д. Наконец, гораздо позднее, эти наслоенные друг на друге пласты, силой внутренних упругих газов, были вздуты наподобие пузырей, разорваны на своей вершине и, таким образом, составили нынешний цирк.

Рассматривая тенерифский пик, подымающийся над морем до высоты 3,800 метров и окруженный, в вице пояса, величественным цирком, образующим вокруг него почти перпендикулярные стены (цирк состоит из, правильных трахитовых пластов); великий ученый нарисовал один из значительнейших земных переворотов так наглядно, так живо, как будто был свидетелем события.

Самый пик есть произведение позднейшего, может быть, исторического времени, и состоит из неправильного нагромождения вулканических шлаков и лавовых потоков.

Кольцеобразные стены, или цирки, названы кратерами поднятия (Erhebungs-Kratern, cratères de soulèvement), в отличие от тех кратеров, которые образуются во время извержения и нагромождают конус (Eruption’s Kratern, cratères d’éruption); острова названы «островами поднятия» (Erhebungsïnseln).

Почти в то же время развивалась теория Кордье и Констана Прево, названная, в противоположность теории поднятия, теориею понижения (affaissement). По их мнению, поднятие земной коры зависит от постоянного охлаждения внутреннего ядра, при чем земная кора, сжимаясь, образует складки, являющиеся на поверхности земли в виде гор и поднятых пластов.

Теперь тенерифский вулкан потух; он сделался, по словам Гумбольдта, лабораторией восстановленной серы; но из боков его все еще вытекают огромные потоки лавы, базальтовидной в глубине и обсиднановидной с пемзой кверху, где давление меньше. Тенериф и вообще Канарские острова, Атлантида древних, открыты были царем Юбою; он нашел острова необитаемыми, хотя, по остаткам памятников, можно было заключить о бывшем здесь когда-то населении. Каждому острову дал он свое название; самый большой из них назван Большою Канарией (от canis; собака), потому что на нем найдена была порода огромных диких собак. Все эти известия, конечно, не очень вероятны. Римляне называли эти острова Purpurariœ, от вывезенного с них пурпура, известного под именем гетулииского. После римлян известие о Канарских [4]) островах утонуло в Лете, и только в 1334 году открыли их новые путешественники. Острова были заселены сильным, воинственным народом, нравственные особенности которого напоминали бедуинов. Они жили мирно, занимались земледелием и пасли стада; но любовь к независимости поддерживала в них дух во время войны с испанцами, которым приходилось завоевывать остров. Теперь нет следов гуанчей на всем острове, кроме нескольких мумий, завернутых в козьи шкуры и благочестиво схороненных в недоступных пещерах. Гуанчи долго составляли неразрешимый вопрос: откуда и когда явились они на остров? Ученые терялись в догадках; наконец, сходство нескольких слов языка их с берберийским заставило догадаться ученых и вывести их с Северного Атласа. Особенности их характера и самая жизнь, действительно, напоминают кабилов. Они исчезли, как метеор, не оставив по себе никакого следа. Перерезаны ли они были до последнего, или слились с новым народонаселением, или, наконец, уплыли на материк в первую свою родину? Этот вопрос ученый Бертело [5]) разрешает так: «Три столетия иноплеменного владычества не могли изгладить народных черт, они сохранились в горных пастухах некоторых округов и в живущих на возвышениях земледельческих семействах. Африканский тип господствует в массе населения и дает себя тотчас заметить.» Так внимательный исследователь в неизвестном факте видит явления, обогащающие новыми взглядами науку.

Берег, близ которого мы подходили к рейду, был скалистый, голый, пересеченный горными кряжами, с обрывами и ущельями. Город Санта-Крус вытянулся своими зданиями в линию; на дальнем мысе несколько ветряных мельниц махали крыльями; две высокие колокольни, одна четырехугольная, другая цилиндрическая, с колоннадой; небольшой природный мол, на котором устроена пристань для шлюпок; несколько судов на рейде, в числе которых была яхта Вильямса (путешествующего для удовольствия англичанина, с которым мы познакомились на Мадере), и над всем этим массы гор, теряющих свои вершины в облаках и тумане, — вот что представилось нам при приближении к Тенерифу. На пристани нас встретили несколько фигур: были мужчины и женщины. Мужчины величественно драпировались в оборванные фланелевые одеяла; на головах у них были шляпы с широкими полями. Женщины также были в мужских шляпах, соломенных и пуховых; из-под шляпы падал на плечи большой платок. По шляпе и цвету платья можно было узнать, из какого места была женщина: обитательницы Лагуны (город внутри острова), кроме черной, никаких шляп не носят; женщины из Оратавы носят соломенные и притом вообще любят красный цвет, и т. д. На улицах нет экипажей; на каждом шагу попадаются дромадеры, страшно навьюченные; иногда на вьюках качалось целое семейство. Красивые мурильевские головки детей целым букетом рисовались на горбе неуклюжего животного. Верблюд привезен сюда французом Бетанкуром вскоре после завоевания Канарских островов. Он здесь расплодился и приносит большую пользу на базальтовом грунте, лишенном тучных пастбищ. Дома все в два этажа, у каждого дома есть внутренний двор с садиком и фонтаном, куда скрываются жители от жаров, под тень широколиственного банана. В каждом окне две решетчатые деревянные форточки, которые занимают место нижних стекол в раме и служат продолжением жалюзи, находящегося с внутренней стороны окна. Эти жалюзи — единственное спасение в жарких странах. Постоянная тень в комнате и постоянно продувающий воздух делают несколько сносными тридцатиградусные жары. Идя по улице, вы видите, как отворяется беленькою ручкою форточка и выглядывает красивая головка любопытной испанки. Зажиточные женщины, попадавшиеся нам на улице, были в черных мантильях, ниспадающих с головы на плечи красивыми складками, с веерами, и все, почти без исключения, были если не красавицы, то грациозны и интересны. Походка, плавное движение шеи, глаза, светящиеся во мраке (по чьему-то выражению), выказывали породу Испании.

Неподалеку от пристани площадь, на которой по вечерам гуляет санта-крусская публика. Я прогулял по ней весь вечер, ждал хоть каких-нибудь испанских сцен, но напрасно; дам кажется не было ни одной.

Мы отыскали верховых лошадей и поехали за город. Лошади были некрасивы, не так как на Мадере; седла оборваны; мундштуки какого-то средневекового устройства, без удил я с железным обручем на носу лошади; видно было, что англичан здесь нет. Проводники и здесь, как на Мадере, отправились за нами. Но местность была дика, гола и пустынна. Местами видны были клочки долин в ущельях; на них возделывался ям и cactus opuntia и coccmillifer; местами дикая euphorbia cananensis распространяли свои рожкообразные ветви. Дикие скалы Тенерифа местами покрыты беловатым и желтыми пятнами. Это — скопление микроскопических лихенов, превратившихся в руках промышленников в предмет больших выгод. Из них добывался лактмус. Во время реставрации, англичане вывозили отсюда огромное количество этого продукта. Однако, скоро англичане стали вывозить лактмус с берегов Анголы и нашли то же свойство в лихенах Альп и Пиренеев. Поэтому, вывоз их с Тенерифа совершенно прекратился. Тогда здесь стали разводить кошениль. Для этого сажают обширные рощи кактусов, на которых живет пурпуровое насекомое. С виду кошениль кажется неподвижною точкой: это самка, у которой крыльев нет; она живет неподвижно на кактусе, в твердый лист которого вонзает свое сосальце. Самец с крыльями; он летает около самки, холит и кормит ее. Оплодотворенная самка превращается в темный шарик. Это время для сбора; ее отдирают деревянным ножом от листа и собирают в сосуд, который ставят в постепенный жар, чтобы заморить животное. Отсюда и добывается кармин. Натурально, при сборе всегда оставляют самок на завод. Но ошибется тот путешественник, который по окрестностям Санта-Круса будет судить о растительности острова, Чтобы видеть природу Тенерифа, надо ехать в Оратаву, на северную сторону. Там, в Виллафранке, среди богатых виноградников, в виду величественного пика, растет знаменитое драконовое дерево, описанное несколько раз и получившее новый интерес после наблюдения Гумбольдта. В саду около Виллы-дель-Пуэрто, который развел Бертело [6], делают опыты акклиматизации растений: там уже возделываются кофейное и коричневое дерево, банан, какао и проч.