Борис Изюмский - Алые погоны

• Название: Алые погоны
• Автор: Борис Изюмский
• Издательство: Ростовкнига
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-85778-115-9

---

— На днях суворовец старшей роты, которого я вызвал на откровенность, сказал мне: «Товарищ генерал, любому человеку давай каждый день и утром, и в обед, и вечером блины с медом, так он неделю, может быть, и будет доволен, а потом взмолится: „Дайте хоть разок перловую кашу!“» И мальчик, пожалуй, прав, товарищи! У вас день предыдущий слишком похож на последующий, а все однообразные формы работы, порой хоть и с медом, — но блины, блины, блины, и на языке вашем именуются казенно-сухо — «меропри-я-ти-я». Все по расписанию, все готовое, только глотай с точностью приема лекарства. Овечья добродетель! Не поймите меня, что я выступаю против строгого распорядка. Отнюдь нет! Но ищите неизбитые формы работы. Часть поступков — старших суворовцев особенно — должна идти не от расписания, а от собственного желания. Пусть воспитатель отделения первой роты реже бывает в классе, пусть его воспитанники занимаются в более поздние часы, чаще сидят в читальном зале… Приготовил уроки — располагай своим временем, как хочешь. Старшие должны иметь больше прав, больше доверия, и тогда к ним можно предъявить повышенные требования! Подумайте над этим, товарищи, — как-то очень просто, не по-инспекторски, сказал генерал.

— И еще одно замечание о вашей работе. Не мне, солдату, учить вас, педагогов, что в развитии личности первостепенную роль должен сыграть физический труд. Не белоручек, не барчуков готовим мы. Наши офицеры — сыны трудового народа, и они должны знать цену труду и хлебу. Пусть это будет работа в столярной мастерской, пилка дров, уборка класса, уход за конем, благоустройство физкультурной площадки или катка, работа в саду, — все это повысит самоуважение суворовцев, облагородит их, привьет любовь к людям труда и даст нам в руки сильное средство педагогического воздействия. У суворовцев должна быть не только золотая голова, но и золотые руки… Вы согласны со мной?

Он обвел глазами офицеров и улыбнулся, поняв по их молчаливому вниманию, что они разделяют его взгляды.

2

Первое мая…

К десяти часам утра на стадионе, украшенном флагами и высокой аркой в зелени и цветах, выстроились все роты. Весеннее солнце слепит глаза, ярко освещает белоснежные гимнастерки ребят, впервые снявших сегодня черную, зимнюю форму. На груди офицеров сверкают ордена и медали. Праздничная приподнятость чувствуется в пожатии рук, улыбках, не сходящих с губ, в игре солнечных зайчиков на пуговицах. Слово «Победа» еще не произнесено, но оно уже витает где-то рядом…

Без десяти десять полковник Ломжин принял рапорт у дежурного по училищу майора Тутукина. Голос майора подхватывает эхо за стадионом. Из первой роты отделился знаменный взвод и направился к штабу училища. Гурыба ущипнул Самсонова за локоть.

— Генерал опоздает! — прошептал он.

— Ну, сказал! — Самсонов недоверчиво мотнул головой и снял перчатку, в которой с непривычки руке было неловко.

— Опоздает! Машины-то его еще нет, — настаивал Максим.

— Спорим! — предложил Самсонов, готовый спорить по любому случаю.

— На что?

— Если не опоздает, ты мне марку дашь, треугольную, с жирафом, а если опоздает, я тебе…

— Открытку «Чапаев в бою», — скороговоркой докончил Гурыба.

— Разговоры в строю! — раздался голос офицера, и они замолчали. Недалеко от Самсонова стоял Голиков.

— Голиков, который час? — прошептал Самсонов.

Голиков сделал вид, что не слышит.

— Голик, ну скажи! Будь человеком! Мы поспорили, опоздает генерал или нет.

Голиков приподнял манжет гимнастерки и тихо сказал:

— Без двух минут десять.

«Значит, надо просчитать до ста двадцати, — и открытка будет моя», — решил Гурыба.

Максим досчитал до ста трех, когда в дверях штаба, откуда его никак не ждали, появился генерал. На нем был голубовато-зеленый мундир, перехваченный белым широким поясом, серебрящимся на солнце. На груди почти не осталось места, свободного от орденов и медалей. Рукой генерал слегка придерживал шашку с алым темляком.

Быстрым шагом Ломжин пошел навстречу генералу и на середине плаца отдал салют, сверкнув клинком.

Самсонов восхищенно толкнул в бок друга, Максим сердито засопел.

В это время распахнулись ворота училища, и с улицы на плац вплыло трепещущее знамя. Его нес, крепко обхватив древко, вице-сержант Лыков. Справа и слева от знаменосца — ассистенты с автоматами: серьезные, сосредоточенные Гербов с медалями на груди и Ковалев. Маленький барабанщик отбивал «Походный марш».

— Училище, смирно! — раздалась команда. — Для встречи слева, под знамя, слушай, на кра-ул!

Оркестр заиграл «Встречный марш», и знамя, прошелестев вдоль фронта, остановилось на правом фланге.

Начальник училища, не отрывая руки от фуражки, подошел к оркестру.

— Здравствуйте, товарищи музыканты, поздравляю вас с праздником!

И, пока генерал проходил вдоль фронта, здороваясь и поздравляя, перекаты голосов сопровождали его, — то почти басистые, когда отвечали старшие, то детски-звонкие, звенящие, когда он останавливался против малышей.

На середину плаца вышли маленькие фанфаристы. Выставив правые полусогнутые ноги вперед, они, опершись фанфарами о колено, замерли. Потом, словно по команде, пластичным жестом поднесли трубы к губам.

«Слушайте все!» — высоким голосом оповестили фанфары.

Начался митинг.

Володя, стоя под знаменем, шепнул Семену:

— Я это запомню навсегда.

И опять, как тогда, после комсомольского собрания, он не мог бы точно сказать, что именно «это». Но он чувствовал: происходит что-то очень значительное, очень важное в его жизни!

— К торжественному маршу… — раздалась протяжная команда, и строй напружинился, — поротно… на одного линейного — дистанция!

Серебряными лучами легли клинки на плечи офицеров. Рота за ротой — мимо линейных, красными флажками окантовавших плац. Рота за ротой — мимо трибуны, с которой внимательно смотрит генерал. Барабаны отбивают дробь.

В последнем ряду тутукинцев старательно вышагивает Самсонов, но никак не поспевает за строем — отстает. Какой-то хлястик бьет Самсонова по ногам, однако и этого он не замечает. Повернув до отказа голову вправо, Сенька старается увидеть генерала, а увидев, располагающе, как старому знакомому, улыбается — широко и добродушно.

После парада здесь же, на плацу, началось выступление приехавших в гости артистов цирка. Гибкий, как пружина, Виталий Лазаренко с наклеенными бровями, сходящимися на лбу, делал сальто через поставленные рядом автомобили — голубой «ЗИС» и неказистую «эмку». Прыгун искал глазами еще что-нибудь, что представляло бы для него более серьезное препятствие.

— У вас лошади есть? — спросил он у сидящего неподалеку на земле Снопкова.

— Есть! — Снопков вскочил с готовностью. — Сколько надо?

— Ведите шесть!

Через несколько минут суворовцы привели своих коней, которые пугливо шарахались и настороженно поводили ушами.

Неутомимый прыгун, прибавляя по одной лошади, весело спрашивал у зрителей после каждого прыжка:

— Ну, как?

И сотни голосов хором отвечали:

— Хорошо!

— Ну, а теперь как?

— Очень хорошо!

Когда выступление артистов закончилось, генерал поблагодарил их и, обращаясь к ребятам, предложил:

— А теперь давайте покажем, что мы умеем делать!

Мгновенно сам собой возник огромный круг, похожий на белый обруч с алой линией погон. В центре круга начали выступать певцы, поэты, гимнасты. Вот так же, — казалось бы, стихийно, — возникает на солдатских привалах пляска и веселая песня, вырывается наружу бодрость людей.

Самсонов с таким азартом ходил колесом и вприсядку, что еще добрый десяток танцоров выскочил в круг.

Кирюша Голиков подскочил к полковнику Ломжину и, дробно выстукивая каблуками, поводя плечами, застенчиво и настойчиво стал то надвигаться на него, то отходить.

Ломжин шевельнул густыми темными бровями, плотнее надвинул фуражку и молодцевато пошел по кругу. Без умолку играл оркестр. «Яблочко» сменялось гопаком, гопак — лезгинкой.

Дадико приятным высоким голосом пропел «Комсомольскую песню». «Крутил» сальто Лыков, и Виталий Лазаренко одобрительно улыбался ему.

Генерал поднял руку. На мгновение наступила тишина.

— Споем все вместе? — спросил Полуэктов, и сотни голосов с готовностью ответили:

— Споем!

И хор, которого еще никогда не слышало училище, потому что сейчас пели все, подхватил торжественно и звонко:

Кипучая, могучая,
Никем не победимая

Генерал пел со всеми, помолодевший, веселый.

…После общего праздничного обеда суворовцев, гостей и офицеров Ковалев получил увольнительную записку и зашел за Галинкой. Они решили погулять в городском саду.