Владимир Набоков - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: Академический проект
• Жанр: Поэзия
• Год: 2002
• ISBN: 5-7331-0160-1

Наиболее полное из всех до сих пор изданных в России собраний поэтических произведений крупнейшего русского/американского писателя XX века. В связи с уникальной спецификой двуязычного творчества Набокова в книге публикуются также его стихи, написанные на английском языке, и поэтические переводы на английский язык классических текстов русской поэзии (Пушкин, Лермонтов, Фет, Тютчев, Ходасевич). Публикуется также ряд переводов на французский язык и стихотворения из романов.

---

323. «Из мира уползли — и ноют на луне…»{*}

Из мира уползли — и ноют на луне
         шарманщики воспоминаний…
Кто входит? Муза, ты? Нет, не садись ко мне:
         я только пасмурный изгнанник.

Полжизни — тут, в столе; шуршит она в руках;
         тетради трогаю, хрустящий
клин веера, стихи — души певучий прах, —
         и грудью задвигаю ящик…

И вот уходит всё, и я — в тенях ночных,
         и прошлое горит неяро,
как в черепе сквозном, в провалах костяных
         зажженный восковой огарок…

И ланнеровский вальс не может заглушить…
         Откуда?.. Уходи… Не надо…
Как были хороши… Мне лепестков не сшить,
         а тлен цветочный сладок, сладок…

Не говори со мной в такие вечера,
         в часы томленья и тумана,
Когда мне чудится невнятная игра
         ушедших на луну шарманок…

18 ноября 1923

324. «Я Индией невидимой владею…»{*}

Я Индией невидимой владею:
    приди под синеву мою.
Я прикажу нагому чародею
    в запястье обратить змею.

Тебе, неописуемой царевне,
    отдам за поцелуй Цейлон,
а за любовь — весь мой роскошный, древний,
    тяжелозвездный небосклон.

Павлин и барс мой, бархатно-горящий,
    тоскуют; и кругом дворца
шумят, как ливни, пальмовые чащи,
    все ждем мы твоего лица.

Дам серьги — два стекающих рассвета,
    дам сердце — из моей груди.
Я царь, и если ты не веришь в это,
    не верь, но всё равно, приди!

7 декабря 1923

325. РОЖДЕСТВО{*}

Свеча прозрачная мигает.
В окно синеет Рождество.
Где ты живешь? Где пробегает
дыханье платья твоего?

И у шарахнувшейся двери
какого гостя средь гостей
встречают бархатные перья
твоих стремительных бровей?

А помнишь — той зимой старинной, —
как жадно ты меня ждала,
как елка выросла в гостиной
и лапой в зеркало вросла.

На лесенке, чуть прикасаясь
рукою к моему плечу,
другую тянешь, зажигая
свечу на ветке об свечу.

Горят под золотистым газом
лучи раскинутых ключиц,
а елка — в дымчатых алмазах,
в дрожанье льющихся зарниц.

И спрыгиваешь со ступени —
как бы вдоль сердца моего, —
и я один… Мигают тени.
В окно синеет Рожество.

Свеча сияющая плачет,
и уменьшенный образ твой
течет жемчужиной горячей,
жемчужиною восковой.

<25 декабря 1923>

326. КУБЫ{*}

Сложим крылья наших видений.
Ночь. Друг на друга дома углами
валятся. Перешиблены тени.
Фонарь — сломанное пламя.

В комнате деревянный ветер косит
мебель. Зеркалу удержать трудно
стол, апельсины на подносе.
И лицо мое изумрудно.

Ты — в черном платье, полет, поэма
черных углов в этом мире пестром.
Упираешься, траурная теорема,
в потолок коленом острым.

В этом мире страшном, не нашем, Боже,
буквы жизни и целые строки
наборщики переставили. Сложим
крылья, мой ангел высокий.

<9 марта 1924>

327. ЛЕНИНГРАД{*}

Великие, порою,
бывают перемены…
Но, пламенные мужи,
что значит этот сон?
Был Петроград — он хуже,
чем Петербург, — не скрою, —
но не походит он —
как ни верти — на Трою:
зачем же в честь Елены —
так ласково к тому же —
он вами окрещен?

<23 марта 1924>

328. АВТОМОБИЛЬ В ГОРАХ{*}

Сонет

Как сон, летит дорога, и ребром
встает луна за горною вершиной.
С моею черной гоночной машиной
сравню — на волю вырвавшийся гром!

Всё хочется — пока под тем бугром
не стала плоть личинкою мушиной —
слыхать, как прах под бешеною шиной
рыдающим исходит серебром…

Сжимая руль наклонный и упругий,
куда лечу? У альповой лачуги —
почудится отеческий очаг;

и в путь обратный — вдавливая конус
подошвою и боковой рычаг
переставляя по дуге — я тронусь.

<20 апреля 1924>

329. ПОДРУГА БОКСЕРА{*}

Дрожащая, в змеином платье бальном,
и я пришла смотреть на этот бой.
Окружена я черною толпой:
мелькает блеск по вырезам крахмальным,

свет льется, ослепителен и бел,
посередине залы, над подмостком.
И два бойца в сиянье этом жестком
сшибаются… Один уж ослабел.

И ухает толпа. Могуч и молод,
неуязвим, как тень, — противник твой.
Уж ты прижат к веревке круговой
и подставляешь голову под молот.

Всё чаще, всё короче, всё звучней
бьет снизу, бьет и хлещет этот сжатый
кулак в перчатке сально-желтоватой,
под сердце и по челюсти твоей.

Сутулишься и екаешь от боли,
и напряженно лоснится спина.
Кровь на лице, на ребрах так красна,
что я тобой любуюсь поневоле.

Удар — и вот не можешь ты вздохнуть, —
еще удар, два боковых и пятый —
прямой в кадык. Ты падаешь. Распятый,
лежишь в крови, крутую выгнув грудь.

Волненье, гул… Тебя уносят двое
в фуфайках белых. Победитель твой
с улыбкой поднимает руку. Вой
приветственный, — и смех мой в этом вое.

Я вспоминаю, как недавно, там,
в гостинице зеркальной, встав с обеда, —
за взгляд и за ответный взгляд соседа
ты бил меня наотмашь по глазам.

<11 мая 1924>

330. СМЕРТЬ ПУШКИНА{*}

Он первый подошел к барьеру; очи
так пристально горели, что Дантес
нажал курок. И был встревожен лес:
сыпучий снег, пугливый взмах сорочий…

Пробита печень. Мучился две ночи.
На ране — лед. В бреду своем он лез
по книжным полкам, — выше… до небес…
ах, выше!.. Пот блестел на лбу.

                           Короче, —
он умирал: но долго от земли
уйти не мог. «Приди же, Натали,
да покорми моченою морошкой»…

И верный друг, и жизни пьяный пыл,
и та рука с протянутою ложкой —
отпало всё. И в небо он поплыл.

<8 июня 1924>

331–332. ОБ АНГЕЛАХ{*}

1

Неземной рассвет блеском облил…
Миры прикатили: распрягай!
Подняты огненные оглобли.
Ангелы. Балаган. Рай.

Вспомни: гиганты промахивают попарно,
торгуют безднами. Алый пар
от крыльев валит. И лучезарно
кипит божественный базар.

И, в этом странствуя сиянье,
там я купил — за песнь одну —
женскую душу и в придачу нанял
самую дорогую весну.

24 апреля 1924 2

Представь: мы его встречаем
вот там, где в лисичках пень,
и был он необычаен,
как радуга в зимний день.

Он хвойную занозу
из пятки босой тащил.
Сквозили снега и розы
праздно склоненных крыл.

Наш лес, где была черника
и телесного цвета грибы,
вдруг пронзен был дивным криком
золотой, неземной трубы.

И, он нас увидел; замер,
оглянул людей, лес
испуганными глазами
и, вспыхнув крылом, исчез.

Мы вернулись домой с сырыми
грибами в узелке
и с рассказом о серафиме,
встреченном в сосняке.

8 июля 1924

333–335. ПЕТЕРБУРГ{*}