Сергей Есин - Смерть титана. В.И. Ленин

• Название: Смерть титана. В.И. Ленин
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012003-6, 5-271-04182-4

Книга известного современного писателя Сергея Есина представляет собой, по словам автора, "первый психологический роман о жизни Владимира Ильича Ленина (преимущественно в форме гипотетических монологов главного героя и ближайших его соратников), гениальность которого, отрицаемая в наше постсоциалистическое время, будет подтверждена потомками".

---

В Красноярске передо мной стояло лишь несколько локальных, местных задач. Здесь находилась знаменитая библиотека купца-собирателя Юдина, и надо было, памятуя о не до конца собранном материале к «Развитию капитализма», библиотеку эту до дна, до последней возможности выжать. В ней было почти 80 тысяч книг и особенно много старопечатных и рукописных, социологии было значительно меньше. Сожалею, что через два десятка лет Россию лишили этой библиотеки. Зато она стала ядром русского собрания библиотеки американского Конгресса. Пусть янки изучают своего западного соседа, это им будет полезно.

Я ходил в библиотеку, пока жил в городе, ежедневно. Она находилась в двух верстах от окраины и приблизительно в двух с половиной от дома, где я поселился и где имел полный пансион, — я всегда стремился не связывать себя домашними хлопотами, отнимающими уйму времени, и, пожалуй, мало что умел делать сам из бытового, хозяйственного, — итак, две с половиной версты я шел в одну сторону, а всего нахаживал в день по пять с лишним, и это мне нравилось.

Я твердо знал, что все недостающее — книги, дополнительные статистические материалы — мне придется гнать из Петербурга и Москвы. Но теперь уже из Красноярска, как прежде из тюрьмы, слал родным списки книг, которые необходимы были мне для работы. Надо было по возможности отодвинуть мой отъезд к еще неизвестному месту ссылки — раз, дождаться моих несчастных товарищей — два. Необходимо по возможности оставаться в пределах или досягаемости Красноярска.

Наконец в начале апреля пришел эшелон с ссыльными. Можно было считать большой ссыльный тракт открытым. Жандармы не ожидали, что вагон с арестантами кто-нибудь из местных обывателей станет встречать. Но об этом мы договорились еще на воле. Я встречал наших товарищей вместе с сестрой Глеба Кржижановского А. М. Розенберг, которая последовала в ссылку за своим женихом В. В. Старковым. Вот после этого и говори, что литература не влияет на жизнь. Я имею в виду поэму моего любимого Некрасова. Опять «декабристы», и опять верные жены и невесты! В переписке с родственниками и домашними мы обычно называли ее Schwester — сестра.

Подошел поезд, я увидел знакомые лица. В этой партии были мои ближайшие товарищи по «Союзу борьбы»: Г. М. Кржижановский, Ю. О. Цедербаум, А. А. Ванеев, В. В. Старков. Мы замахали руками, а товарищи в свою очередь увидели нас. Теперь представим себе чувства двух молодых людей, жениха и невесты, после длительной разлуки увидевших друг друга. Ссыльные принялись опускать оконные рамы, зазвучали вопросы, потянулись руки. Конвойные стали оттаскивать их от окон. И весь этот бедлам практически возник из-за нас двоих. А из-за того, что этап «пробный», на перроне стоит губернское начальство. Действительно, момент чрезвычайно торжественный: пришел первый вагон с ссыльными, открытие. Думали, когда строили железную дорогу, об экономике, а получили еще и политику.

Стоят, одним словом, губернские власти, ждут рапорта. Поездное жандармское начальство — а на этот раз этап лично сопровождал некий толстый полковник, начальник сибирских команд — пытается в этой суматохе рапортовать. А мои товарищи будто бы все просто ждали подходящего момента, чтобы проявить свое неповиновение, хотя бы в такой форме выразить протест. Гам и величайший переполох. Жандармы уже достали шашки и в который раз пытаются оттащить ссыльных от окон — и ничего не могут сделать. Но вот спохватываются, результата можно добиться и другим путем, хватают меня буквально за шиворот, как главный объект общественного возбуждения, хватают Schwester и куда-то, в какой-то чулан оттаскивают, порядок на некоторое время восстанавливается. К счастью, нас почти сразу же и выпустили.

Этот эпизод можно было и опустить, но он чрезвычайно любопытно закончился. О его окончании мне рассказал Мартов еще до того, как был отправлен в Туруханск. В ссыльном вагоне вместе с родителями-поляками ехала и их четырехлетняя дочь. И вот когда «пассажиров» стали выводить, чтобы на очищенном от публики новеньком красноярском перроне построить по двое в ряд, и полковник стал демонстрировать начальству «политических», эта девочка, сидя на руках у отца и глядя прямо в лицо этого полковника, видимо, надоевшего всем и ей в том числе за десять дней пути, вдруг пророчески сказала: «А тебя мы повесим!» Не возвещалась ли здесь истина устами младенца?

В арестантском вагоне ехал еще один очень интересующий меня человек — Н. Е. Федосеев.

Мартов и Ванеев, которых отправляли в Туруханск, добились того, чтобы им позволили ехать на место назначения за собственный счет. И оба они знали, что я очень хотел бы встретиться с Федосеевым. Последнего, отправляемого в Иркутскую губернию за казенный счет, оставили дожидаться этапа в тюрьме, а Ванеева и Мартова выпустили, давая возможность позаботиться о собственной дороге. Они ушли, оставив в тюрьме вещи, но вскоре вернулись в тюремный цейхгауз с телегой. Кроме возчика, телегу сопровождал некто, одетый в купецкую шубу, якобы хозяин телеги. Предполагалось, что, пока будет происходить погрузка, хозяин поговорит со ссыльным Федосеевым, поскольку этим самым «хозяином» был я. Но не повезло — не поговорили. Этот летучий сюжет оставил след сожаления и глубоко врезался в память, когда пришло известие о самоубийстве Федосеева выстрелом из ружья.

Именно молодость и помнится ярче и шире. Оттого и хочется охватить эту часть жизни подробнее. Революция — это, конечно, страсть, это для революционера что-то подобное вдыханию озонированного воздуха, и особенно остро это чувствуется, повторяю, в молодости. Но разве не завязываются и все «узлы» именно в молодые наши годы? Разве не тогда определяется мировоззрение и жизненный путь? Наша дальнейшая жизнь часто — следствие поведения в юные годы. Все помню, и обо всем хочется написать и сказать.

Империя продолжала крутить и ломать своих молодых, несогласных с течением дел в ней, граждан. Я пережидал распутицу и поэтому находился на свободе. Все же прибывшие по тому же самому политическому делу товарищи продолжали оставаться на тюремном режиме. Целых три недели в тюрьме. В городе, из которого, если и захочешь, никуда особенно и не побежишь. (В России в любом городе есть острог.) Потомственный дворянин — это одно, а какой-то неясный еврей Цедербаум, родившийся в Константинополе, полячишка Кржижановский это, по меркам самодержавия, другое. И сколько мерзкой толстопузой российской неразберихи!

Помню, каких трудов стоило нам встретиться с Надеждой Константиновной в Шушенском. Ей высылка в Уфу была заменена по ходатайству — перепросилась! — ссылкой в Сибирь. Она ехала туда венчаться с ссыльным женихом. Ей начальство поставило непременное условие: немедленно (sic!) вступать в брак. А мне соответственно на этот брак от начальства же — немедленно брать разрешение. А когда я за разрешением сунулся, оказалось, что в Минусинске, хотя я в ссылке здесь уже второй год, нет моего «статейного списка». Его не переслали из красноярского тюремного управления. Для будущих специалистов и историков эпохи поясняю: статейным списком называется документ о ссыльном; без этого документа исправник не знает обо мне ничего и не может выдать мне никакого удостоверения.

Мне хочется рассказать, как мы втроем — Кржижановский, Ванеев и я — на пароходике «Святитель Николай» в самом конце апреля отправились в Минусинск. Какие по берегам на фоне яростного синего неба проплывали пейзажи! По какому-то удивительному стечению обстоятельств на этом же пароходике в бытность свою наследником, возвращаясь из Японии, из зарубежного путешествия, совершил одну из своих экскурсий будущий царь Николай II. Тогда же я подумал, как интересно разбрасывает свои карты судьба. Как известно, нашего будущего царя в Японии стукнул какой-то сумасшедший националист мечом. А если бы наш кораблик тогда же перевернулся на енисейской стремнине?

Кржижановский и Ванеев выглядели скверно: бледные, какие-то желтые, утомленные этапом и тюрьмой. Но мы строили планы, говорили о том, что могло быть и хуже. Из Минусинска в Красноярск почту отправляют два или три раза в неделю, так что письмо с ответом будет, вероятно, ходить дней 30-35. Меня безумно интересовала почта. Главное, не закиснуть, главное, продолжать.

Заметно, как я отчаянно замедляю темп своего рассказа и не приступаю к главному. Запомним, чтобы это было уяснено надолго и для всех: царская ссылка — это не курорт, хотя бы потому, что отправляешься ты в нее не по своей воле и оказываешься в обстановке, далекой от привычной, а значит, не способствующей твоей внутренней уравновешенности. Здесь все зависит от тебя, от крепости твоего характера. Потом, после моей смерти, в моем относительно полном собрании сочинений, в разделе «именной указатель» будут «тактично» обозначать даты жизни и смерти моих соратников той поры и друзей.