Сергей Есин - Смерть титана. В.И. Ленин

• Название: Смерть титана. В.И. Ленин
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012003-6, 5-271-04182-4

Книга известного современного писателя Сергея Есина представляет собой, по словам автора, "первый психологический роман о жизни Владимира Ильича Ленина (преимущественно в форме гипотетических монологов главного героя и ближайших его соратников), гениальность которого, отрицаемая в наше постсоциалистическое время, будет подтверждена потомками".

---

Представьте себе этот нескончаемый круговорот книг, летящих, как гуси, из Москвы или Петербурга до Шушенского и потом вскоре возвращающихся обратно. Сколько усилий приложили мои друзья, товарищи и мои сестры, чтобы организовать это «вечное движение». Сколько было написано ласковых писем родным, напоминаний о напоминаниях, как отцеживалась в поисках новостей и специальной информации вся поступающая ко мне литература! Каждая газета прочитывалась несколько раз целиком и по частям — передовые статьи, колонки объявлений.

Ну что же, вспомним кое-что еще не из самого главного, но существенного, что крепко запомнилось. А запомнилась, как состояние, постоянная борьба с собственной бедностью. Из Петербурга в свое время — за два года до ссылки да года в тюрьме — я писал, обещая любящей, но строгой матушке тратить меньше: «Нынче первый раз в С.-Петербурге вел приходно-расходную книгу, чтобы посмотреть, сколько я в действительности проживаю. Оказалось, что за месяц с 28.VIII по 27.IX израсходовал всего 54 р. 30 коп., не считая платы за вещи (около 10 р.) и расходов по одному судебному делу (тоже около 10 р.), которое, может быть, буду вести. Правда, из этих 54 р. часть расхода такого, который не каждый месяц повторится (калоши, платье, книги, счеты и т. п.), но и за вычетом его (16 р.) все-таки получается расход чрезмерный — 38 р. в месяц. Видимое дело, нерасчетливо жил: на одну конку, например, истратил в месяц 1 р. 36 к. Вероятно, пообживусь, меньше расходовать буду».

Но что же я мог поделать, когда сам мой образ жизни требовал определенных затрат. Это писательские траты: книги, газеты, письменные принадлежности. Так другие люди моего круга тратились на театры, на букеты, на франтоватые тросточки и модные котелки. Как я уже писал, в суде, в соответствии с традицией, я выступал во фраке. Но это был старый фрак моего отца. Вот что это было — природная экономия и прижимистость или понимание, отчетливое до слез, что за каждым на земле изготовленным предметом стоит человеческий труд?

Я недаром обмолвился о присылке мне в Шушенское монументального тома Webb'oB. Не успев еще как следует обустроиться здесь, я через петербургских знакомых достал себе этот огромный перевод, потому что это был реальный заработок, на который я рассчитывал, а не только на то, что мне подкинут родные. Далеко не всегда приходится делать работу, которая нам очень уж по душе. Наш медовый с Надеждой Константиновной месяц ознаменовался тем, что я, отложив собственную, дорогую для меня работу — завершение остающихся глав «Развития капитализма в России», принялся вместе с молодой женой в четыре руки переводить томище супругов-англичан. А это на двоих почти 1000 писчих страниц. С утра до вечера, не разгибая спины, потому что надо было сделать к сроку.

А разве я не рассчитывал на заработки от других своих литературных работ? И вот уже пошли первые за статьи гонорары. С какой гордостью я писал на второй или третий год ссылки своему товарищу А. Н. Потресову — последний обладал довольно значительным капиталом и часто помогал деньгами при выпуске разнообразных партийных изданий, — что если не очень стеснять себя в средствах для выписки книг, то можно и в глуши работать: я сравнивал свою жизнь в Самаре лет семь назад, когда читал исключительно чужие книги, и теперь, когда завел привычку выписывать книги.

Не так высок, как вначале предполагалось, оказался доход от «Этюдов», но ведь и количество экземпляров было небольшим — 1200 штук. Но потом, разве я не получил в конце концов от той же М. И. Водовозовой, издавшей, кроме «Этюдов», и «Развитие капитализма в России», огромную по тем временам сумму в 2 тысячи рублей? Часть ее должна была уйти на погашение моих долгов. Это шло одновременно: продолжать развиваться как политический писатель, то есть стремиться популяризировать свои идеи и в определенных кружках свое имя, но и жить по возможности на результаты труда.

Что касается родных, то без излишней застенчивости признаюсь: я, как правило, возвращал то, что они потратили на мои книги, на посылку необходимых мне вещей. В своих письмах я просил родных «округлить» мой кредитный счет до определенной суммы, сообщал о будущих своих гонорарах. Пусть у моих близких не возникнет чувства безнадежности. «С Надеждой Константиновной пришли мне, пожалуйста, — писал я в марте 1898-го из Шушенского матери, — побольше финансов. Расходы могут предстоять изрядные, особенно если придется обзаводиться своим хозяйством, так что я намерен прибегнуть к округлению своего долга и к повторному внутреннему займу. К осени, вероятно, получу за перевод достаточно на покрытие долгов — «I believe then five hundreds». Из-за какой-то дьявольской стыдливости или несвойственного мне суеверия, я написал в том письме «денежную» фразу на английском языке. Но недаром у мамы на ее письменном столе стояло собрание сочинений Шекспира на языке оригинала.

Может быть, за «основное» и «самое памятное» этих трех таких плодотворных лет принять написанное мною в сибирской глуши? Я еще тогда, выбираясь на лошадях по зимнему тракту на Ачинск после окончания ссылки, во время быстрой, но монотонной дороги мысленно подвел итоги, подсчитал: около тридцати больших и малых работ. Не такой уж плохой результат для человека, специально посланного для разрушения собственного интеллекта.

В первую очередь это, конечно, томище «Развитие капитализма в России». Писал ли я, что первоначально собирался книгу назвать значительно скромнее, да и ближе к ее истинному смыслу — «Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности»? Но потом перед этим заголовком появился другой, более «коммерческий» — «Развитие капитализма в России». В Шушенском, я доделывал и сводил все предварительные наброски и разрозненные фрагменты, подготовленные раньше, ну а потом, конечно, пришлось сидеть с утра до вечера. Работа по напряжению, по необходимости держать первоначально всю книгу в голове, чудовищная. На простеньких, так называемых конторских счетах сводил все таблицы. Здесь закончил весь «черняк», а потом страницу за страницей обелял и отделывал рукопись. А за мною, мы словно два косца на одном поле, шла Надежда Константиновна, и страницу за страницей переписывала все по главам в тетради.

У Надежды Константиновны была и еще одна обязанность. Она должна была изображать из себя «беспонятного читателя» и судить о ясности изложения «Рынков». Причем стараться быть как можно «беспонятнее» и придираться. Сколько же появлялось новых волнений по мере ощущения окончания книги. Я никогда всерьез не думал и не сравнивал, конечно, Надежду Константиновну с великими женами, скажем, с Софьей Андреевной Толстой, так много сделавшей для воплощения задуманного великим художником, но совсем неизвестно: кто больше труда положил на «Развитие капитализма» — она или я? Но об этом, если успею, опять скажу позже.

На книгу надо было найти издателя. Люди пишущие знают, что это совсем не так легко. Но тогда я не очень отчетливо представлял себе эту проблему. Здесь я снова возвращаюсь к «Этюдам». Я уже рассказал, когда и каким образом у меня впервые возникла мысль объединить в книгу две мои большие статьи. Одну статью я готовил для ежемесячного журнала «Новое слово», редактируемого Струве. Это статья о знаменитом экономисте Сисмонди. Вторая статья о пермских кустарях. Работы эти были, конечно, разнородные, но в них присутствовало и объединяющее начало: обе — критика народнической экономики, одна — отвлеченная, так сказать, теоретическая, а другая — по русским данным, с фактами. При первых же попытках издать эти статьи книгой я столкнулся с огромными трудностями.

Хочется здесь отметить — это штрих политических и цензурных нравов того времени, — что в первой статье, по цензурным соображениям, вместо «теория Маркса» и «теория марксизма» я писал «новейшая теория». Маркс в моих «книжных» статьях выступал как «немецкий экономист», его «Капитал» — обозначался словом «трактат».

Но возвращаюсь к попытке издания сборника. Возникала даже утопическая «семейная» мысль, что Марк Елизаров, муж старшей моей сестры Анны, возьмет на себя хлопоты закупки бумаги и переговоров с типографией, а Мария Ильинична — корректуру, и таким образом издадут эту книгу в Москве. Самиздат. Я рассуждал в письмах к родным о стоимости этой книги, о количестве экземпляров, но Москва всегда есть Москва, и цензура здесь цепко, без малейшего либерализма, держалась неколебимо. Книга с уже наполовину ранее отцензурованными — журнальные статьи — произведениями могла, оказывается, лежать в цензурном комитете и год, и полтора. Московскую дотошную цензуру могло смутить и то, что в конце концов журнал «Новое слово», в котором они были напечатаны, по решению правительства был закрыт. Статьи из опального журнала! И вот по совету все того же моего тогдашнего товарища Петра Струве предприятие было перенесено в С.-Петербург. Струве обещал похлопотать и относительно издателя.