Мелисса Марр - Хрупкая вечность

• Название: Хрупкая вечность
• Автор: Мелисса Марр
• Жанр: Фэнтези

Сет никогда не думал, что захочет с кем-нибудь связать свою жизнь — но так было до Эйслинн. Она — все, о чем он когда-либо мечтал, и он хочет всегда быть с ней. Но слово «всегда» обретает новое значение, если твоя девушка — бессмертная королева фейри.

Эйслинн никогда не ожидала, что будет править теми самыми созданиями, которые всегда пугали ее — но так было до Кинана. Он украл ее смертность, чтобы сделать ее королевой, и теперь ей приходится сталкиваться с такими трудностями и соблазнами, какие она и вообразить не могла.

В третьей волшебной сказке о фейри Мелиссы Мэрр Сет и Эйслинн изо всех сил пытаются остаться верными себе и друг другу, окруженные темными правилами и изменчивой преданностью, когда старые друзья становятся новыми врагами, а один неверный шаг может ввергнуть Землю в настоящий хаос.

---

— Пока да, — улыбнулась она.

— Согласен, — прошептал он почти в губы Донии. — Пока.

— Даже если ты будешь моим, даже если Эйслинн не будет стоять между нами, я все равно хочу, чтобы ты понял — я не твоя вещь. Ты не можешь пытаться влиять на мой Двор. — Ей надо было прояснить этот вопрос. Проблемой являлись не только отношения Кинана с его королевой. Перед ним вставали две трудности.

— Я любил тебя, когда ты была смертной. Любил, кода ты стала Зимней Девушкой, существовавшей, чтобы противостоять мне, и плетущей небылицы о том, как это ужасно — доверять мне. — Между словами он покрывал поцелуями ее шею и ключицы. — Сейчас я здесь не потому, что ты Зимняя Королева, а вопреки этому. Я буду стараться. А когда не смогу…

— Я не проявлю милосердия лишь потому, что люблю тебя. — Она говорила всерьез и была благодарна за то, что фейри не могут лгать, ибо впервые за очень долгое время они были полностью честны друг с другом. — Но я попытаюсь сделать так, чтобы мое разбитое сердце не пожелало мести, когда не станет Сета, и ты…

Кинан заглушил ее слова поцелуем.

— Мы можем сейчас не говорить о том, как закончатся наши отношения? Сегодня мы в самом начале пути. Я твой. Весь твой. Я не стану пытаться вмешиваться в дела твоего Двора. Теперь ты можешь меня поцеловать?

— Могу, — улыбнулась Дония.

Этот поцелуй не был похож на остальные. Они не пытались поглотить друг друга или утешить; поцелуй не отдавал горечью. Он был неторопливый и осторожный. И закончился чересчур быстро.

Кинан прислонился к дереву и поглядел на Донию с такой любовью, о какой она всегда мечтала.

— Через несколько месяцев я смогу провести в твоих объятиях несколько дней, но сейчас… — он осторожно отступил, — мой самоконтроль на пределе… признаю. Видишь? У нас получится. Мы можем быть вместе.

— На Солнцестояние, — Дония осыпала их обоих коротким снегопадом, — тебе не придется отступать.

— Солнцестояние еще не скоро. — Кинан приблизился и поцелуями убрал снежинки с ее губ, а затем ушел.

Глупец, — улыбнулась про себя Дония. Но он мой глупец. Пока что. Рано или поздно Эйслинн завладеет им — в этом Дония была почти уверена. Когда не станет Сета, ей, Донии, придется отпустить Кинана. Может быть, это означает, что придется уехать из Хантсдейла на несколько десятков лет, но до того у нее оставались причины надеяться.

Возможно, видения Бананак, касающиеся войны, были ошибочными. Им с Кинаном просто нужно было двигаться дальше. Видения Войны, как и пресловутое ясновидение Сорчи, не были однозначными, а зависели от обстоятельств.

И эти обстоятельства только что изменились.

Глава 17

Эйслинн проснулась к полудню совершенно одна в комнате Кинана. Ее одежда была сложена на оттоманке, которую кто-то придвинул к постели. На прикроватном столике стоял поднос с завтраком. Однако, до того как одеться и поесть, Эйслинн позвонила Сету. Дважды, но он не взял трубку.

Она набрала номер Кинана.

— Как ты? — были его первые слова, а голос звучал спокойно и дружелюбно, словно ничего и не произошло.

Эйслинн с облегчением вздохнула.

— Лучше. Мне лучше.

— Рядом с кроватью оставили завтрак, — осторожно проговорил Кинан. — Я приказал менять подносы каждые полчаса, чтобы еда не остыла.

— Я сама могу подогреть. Солнечным светом, забыл? — Эйслинн испытывала облегчение от того, что они могли поговорить, что между ними не было неловкости. — Где ты?

— В садах за городом. Здесь так красиво. Теперь они цветут.

— Так ты там потому, что…

— Просто хотел уделить им немного внимания. Проверить, как тут. — Его голос излучал потоки тепла. Такое доводилось услышать нечасто.

Эйслинн понимала всю глубину радости, которую испытывал Кинан, видя, как благоденствует земля, но разделяла эту радость в меньшей степени. Она знала почти два десятка лет жестокого мороза; знала, как он свирепствовал веками, и чувствовала вину за то, что не могла положить ему конец. Эта правда оказалась для нее откровением.

— Ты ходишь туда, пока я в школе, да?

— В сады? Нет, не всегда. — По голосу чувствовалось, что он что-то недоговаривает.

— Но в подобные места. — Эйслинн сняла крышку с тарелки. Еда не остыла, но и не была горячей. Кончиками пальцев Эйслинн подогрела содержимое тарелки.

— Да.

— Почему ты мне не говорил? — Она откусила кусочек омлета со шпинатом, сыром и помидорами — одно из ее любимых блюд.

— Предпочитаю справляться сам. Не хотел обижать тебя и говорить, что твое присутствие там излишне.

Эйслинн помолчала, не в силах сказать, что ее задели эти слова.

— Почему?

Кинан ответил не сразу, а когда заговорил, голос звучал немного неуверенно:

— Когда я был связан, то видел эти сады, деревья, пытающиеся противостоять морозу, поля, чудом дававшие пищу смертным и животным. Я пытался. Капелька солнечного света. Немного, но хоть что-то. Теперь я могу больше.

— Однажды и я могла бы помочь.

— Возможно. Но сейчас, я не… это личное. Я делился этим лишь с одним человеком.

— С Донией.

— Да, — признался Кинан. — В первый раз, когда я привел ее туда, она была смертной. Потом я звал ее в некоторые из этих мест, если хотел поговорить, но не рассказывал ей, почему туда хожу… Сегодня я был у нее. Мы поговорили.

— И?

— Собираемся во всем разобраться. Будем стараться сладить с притяжением между нами. Со всем этим можно справиться. Просто нельзя забываться.

— Мне жаль.

— Как бы мы ни поступили, это будет обоюдное решение. Я надеялся, что наша с тобой дружба укрепится, что ты выберешь меня, но…

Эйслинн глубоко вздохнула и заговорила снова:

— Ты поможешь мне найти способ изменить Сета?

— Нет, — ответил Кинан, а потом немного помолчал. — Мы все еще учимся, Эйслинн. Приближение первого в нашей жизни лета опьяняет. И тебе, и ему станет легче.

— Обещаешь? — Она закусила губу.

— И мы станем сильнее.

— Иди, занимайся садом. А я постараюсь дозвониться до Сета.

— Скажи ему, что я тоже сожалею… о той цене, которую приходится платить. Я устал давить на тебя, — добавил Кинан. — Лето — это страсть, Эйслинн. Такова наша природа. Раздели свою страсть с ним, а я буду наслаждаться своим временем с Дон.

Эйслинн повесила трубку и улыбнулась. Даже принимая во внимание давление, которое неизбежно оказывало надвигающееся лето, они смогут справиться, раз теперь они с Кинаном пришли к соглашению.

Эйслинн поела, оделась и вышла из спальни. Ей необходимо было разыскать Сета и все уладить, но стоило ей войти в парк, она в ужасе застыла на месте.

Летние девушки все были в крови, с переломанными руками и ногами. Их душили собственные лозы. Рябинники горели в огне. Эобил в фонтане превратилась в застывшую фигуру. Рот ее был открыт в беззвучном крике. В воздухе стелился дым от уничтоженных деревьев и тел рябинников. Эйслинн чувствовала привкус дыма. Пепел устилал землю, словно серый снег.

Женщина с вороньими перьями вместо волос бродила посреди этого бедлама. Резной костяной нож висел в ножнах на бедре, белый цвет резко контрастировал с серыми камуфляжными штанами. Лохмотья черного плаща, влажного от свежей крови, развевались при ходьбе. Эйслинн удивилась, увидев плащ поверх военной амуниции, но потом поняла, что это вовсе не плащ: волосы-перья женщины струились по спине и, казалось, образуют плотные крылья.

— Красивые картинки, и все — для тебя, — сказала фейри. Она провела перед собой рукой. На ее руки вайдой, пеплом и кровью были нанесены необычные узоры.

Эйслинн взглянула на своих фейри. Еще несколько месяцев назад ей казалось, что она их ненавидит; иногда она по-прежнему их побаивалась. Но теперь она ощущала не ненависть и не страх: ею овладели ужас и горе.

Фейри обвила рукой ее талию.

— Красивые картинки для всех нас.

— Что ты наделала? — прошептала Эйслинн.

Трейси танцевала, но рука ее была вывернута под неестественным углом, словно ее вырвали из сустава.

Эйслинн оттолкнула девушку-ворона.

— Что ты сделала с моими фейри?

— Ничего. — Ворон снова взмахнула рукой, и все стало по-прежнему: и с Летними девушками, и с рябинниками, и с Эобил все было в порядке. На поляне горел костер, но лишь посреди круга, где Летний Двор обычно устраивал пиры. Это был не походный костерок, а яростное пламя.

— Рассказать тебе сказку, маленькая королева? — У фейри были глаза Ириала и Ниалла — абсолютно черные — но в них светился огонек безумия. — Рассказать о том, что было бы и что есть?

— Кто ты такая? — Эйслинн отступила назад, задавая этот вопрос, но она была почти уверена, кто перед ней — Бананак, квинтэссенция войны и бойни. Собственной персоной.

— Сидели за моим столом. — Бананак присела на корточки перед костром. Стоял полдень, но небо было черно от пепла и дыма.