Брэм Стокер - Леди в саване

• Название: Леди в саване
• Автор: Брэм Стокер
• Издательство: Энигма
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94698-081-4

Вампир… Воскресший из древних легенд и сказаний, он стал поистине одним из знамений XIX в., и кем бы ни был легендарный Носферату, а свой след в истории он оставил: его зловещие стигматы — две маленькие, цвета запекшейся крови точки — нетрудно разглядеть на всех жизненно важных артериях современной цивилизации…

Издательство «Энигма» продолжает издание творческого наследия ирландского писателя Брэма Стокера и предлагает вниманию читателей никогда раньше не переводившийся на русский язык роман «Леди в саване» (1909), который весьма парадоксальным, «обманывающим горизонт читательского ожидания» образом развивает тему вампиризма, столь блистательно начатую автором в романе «Дракула» (1897).

Пространный научный аппарат книги, наряду со статьями отечественных филологов, исследующих не только фольклорные влияния и литературные источники, вдохновившие Б. Стокера на создание вампира, но и малоизвестные биографические данные, проливающие свет на сложный генезис сюжетных линий романа, включает в качестве приложения тщательно отобранные фрагменты работ известных зарубежных философов и литературоведов, посвященных оккультным тенденциям в поздневикторианской готической литературе. Редакция надеется, что «Пришествие вампира», в различных аспектах анализирующее «вампи-рический нарратив» как в творчестве Б. Стокера, так и в произведениях современных ему художников-прерафаэлитов и поэтов-символистов конца XIX в., послужит своеобразным теоретическим мостиком между «Дракулой» (Энигма, 2005) и «Леди в саване». Ибо, как метко заметил Р. Роббинс, автор вступления к английскому изданию романа: «„Леди в саване“ — это роман об уровнях интерпретации, где ничто не есть то, чем кажется, и где читатель, как и персонажи, постоянно рискует неправильно истолковать ситуацию, в которую автор помещает нас».

---

— Жаль, что я так плохо знал моего дядю. Он, должно быть, был благороднейший человек. Никогда не слышал о великодушии, подобном тому, которое он проявил ко мне. Как я понял из этого документа, или кодицилла[73], или чем бы ни было прочтенное мною письмо, я обязан в течение недели ответить, принимаю ли я обязательства, возлагаемые на меня. А теперь скажите мне вот что: нужно ли терять неделю?

Я пояснил ему, что намерением завещателя, очевидно, было предоставить ему достаточно времени для всестороннего обдумывания каждого пункта письма, прежде чем он сделает официальное заявление. Что же касается его главного вопроса, то я уточнил, что он может дать ответ, когда пожелает, однако в пределах недели, не позже. И добавил:

— Но я решительно советую вам не торопиться. Сумма столь велика, что, вне всякого сомнения, будут предприниматься все мыслимые и немыслимые попытки лишить вас наследства, и будет хорошо, если передача собственности совершится не только при скрупулезном соблюдении всех необходимых формальностей, но и в результате взвешенного подхода к делу, исключающего какие-либо колебания с вашей стороны.

— Благодарю вас, сэр, — сказал он, — я последую вашему доброму совету в этом деле, как и во всех прочих. Но могу сообщить вам уже сейчас — и вам, мой дорогой сэр Колин, — что я не только принимаю эти условия дяди Роджера, я — когда настанет тому время — приму любые обязательства, которые он предусмотрел, и приму всецело.

Он говорил со всей возможной искренностью, и мне доставляло истинное удовольствие наблюдать за ним и слушать его. Именно так должен был поступить молодой человек, столь щедро облагодетельствованный. Поскольку время пришло, я вручил мистеру Руперту Сент-Леджеру адресованное ему объемистое письмо с пометкой D, хранившееся в моем сейфе. Выполнив эту мою обязанность, я сказал:

— Нет надобности, чтобы вы читали это письмо здесь. Вы можете взять его с собой и прочесть на досуге. Оно переходит в вашу полную собственность, без каких-либо обязательств с вашей стороны. И возможно, вам следует знать, что у меня есть его копия, запечатанная в конверте с надписью: «Вскрыть в случае необходимости» — и только в этом случае. Вы согласны увидеться со мной завтра или, даже лучше, пообедать со мной вдвоем здесь сегодня вечером? Мне бы хотелось обсудить кое-что с вами, и вы тоже, вероятно, пожелаете задать мне какие-то вопросы.

Он сердечно поблагодарил меня. Меня действительно растрогали слова прощания, с которыми он покинул мой кабинет. Сэр Колин Макелпи ушел вместе с ним, так как Сент-Леджер должен был подвезти его к Реформ-клубу.[74]

Письмо Роджера Мелтона Руперту Сент-Леджеру с сопровождающей надписью: «D.re Руперту Сент-Леджеру. Должно быть вручено ему Эдуардом Бингемом Трентом в случае (и немедленно), если он объявит, официально или неофициально, о своем намерении принять условия, оговоренные в письме с пометкой В, являющемся пунктом 10 моего завещания. Р. М. 1.1.1907 Mem. копия (скрепленная печатью) оставлена на хранение у Э. Б. Трента; ее же вскрыть в случае необходимости, как указано»

июня 11-го, 1906

Мой дорогой племянник, получив это письмо (если такое произойдет), ты узнаешь, что за исключением нескольких специальных завещательных отказов я, на определенных условиях, оставляю тебе все мое состояние, и оно столь велико, что благодаря ему отважный и способный человек может завоевать себе имя и вписать это имя в историю. Особые условия, содержащиеся в пункте 10 моего завещания, должны быть соблюдены, поскольку сие, я полагаю, к твоей пользе; здесь, однако, я подам тебе совет, которому ты волен последовать или нет, а также выскажу пожелание, каковое подробнейшим образом поясню, для того чтобы ты имел полное представление о моих взглядах в случае, если захочешь осуществить желаемое мною или, по крайней мере, продвинешься в этом направлении настолько, что желательные для меня результаты в конце концов окажутся достижимыми. Прежде всего позволь сказать, дабы устранить твои домыслы и направить тебя по верному пути, что силой, подтолкнувшей или, правильнее будет выразиться, понудившей меня скопить такое состояние, было честолюбие. Я упорно трудился, пока не добился такого положения дел, что, при моем общем руководстве, планируемое мною выполнялось людьми, которых я отбирал, проверял и в которых не находил нехватки. Годы шли, принося мне чувство удовлетворения и собирая в моих руках богатство, соизмеренное в какой-то степени с ценностью, которую представляли собой сами эти люди, и с важностью занимаемого ими места в моих планах. Таким образом, я, будучи еще молод, нажил значительное состояние. Более сорока лет это состояние я тратил весьма бережно, если говорить о моих личных потребностях, и весьма смело, если говорить о спекулятивных сделках. Что касается последних, то я в действительности был очень осмотрителен и тщательнейшим образом изучал обстановку, так что даже на сегодняшний день перечня крупных долгов или неудачных вложений, можно сказать, не существует. Возможно, благодаря всему этому я процветал, а собственность росла и росла столь быстро, что порой я едва успевал воспользоваться ею к своей выгоде. Все это было достигнуто мною в годы пробуждавшегося честолюбия, но когда я перешагнул пятидесятилетний возраст, для меня воистину открылись горизонты, сулящие удовлетворение самых дерзких честолюбивых замыслов. Я высказываюсь столь откровенно, мой дорогой Руперт, потому что, когда ты будешь читать эти строки, я уже умру и ни честолюбие, ни опасение быть неверно понятым, ни даже боязнь чьего бы то ни было презрения уже не будет иметь для меня смысла. Мои коммерческие и финансовые интересы простирались до Дальнего Востока, и я извлекал прибыль буквально из каждого фута на этом направлении, так что Средиземное море со всеми ведущими к нему морями были хорошо мне известны. Во время путешествий туда и обратно по Адриатике я всегда поражался грандиозной красоте и богатству — природному богатству — Синегории. Наконец волею случая я оказался в этом восхитительном краю. Во время «балканских распрей» 90-х один из великих воевод, преследуя свои национальные интересы, тайно обратился ко мне с просьбой о займе. В финансовых кругах как Европы, так и Азии я был известен своей активной позицией в отношении haute politique[75] краткосрочных казначейских векселей, и воевода Виссарион обратился ко мне как к лицу, которое может помочь и охотно поможет ему в его устремлениях. После неофициальных предварительных переговоров он объяснил мне, что его народ переживает тяжелое время. Как ты, возможно, знаешь, у храброго маленького народа Синегории причудливая история. Более тысячи лет — с момента освоения этой земли после Россорской катастрофы — народ Синегории сохранял национальную независимость при различных формах власти в стране. Вначале страной управлял король, чьи наследники со временем сделались такими тиранами, что были сброшены с трона. Затем власть находилась в руках воевод, присоединивших к своим привилегиям и привилегии владыки, подобно тому, как сделали у черногорцев их правители — князья-епископы; затем был князь; теперь же власть принадлежит нерегулярно избираемому Совету, которым руководит владыка, чьи функции, как предполагается, сводятся исключительно к духовному наставничеству. Подобный Совет малочисленного, живущего в бедности народа не располагал достаточными фондами, необходимыми для создания вооруженных сил, в чем, впрочем, ранее и не было особой надобности; но воевода Виссарион, владевший большой собственностью и происходивший из древнего рода прежних правителей этой земли, видел свой долг в том, чтобы непосильное для его государства осуществить личными стараниями. В обеспечение займа, который он желал получить и который действительно был весьма значительным, он предложил продать мне всю свою собственность, если я гарантирую ему право выкупа ее обратно в течение определенного срока (который, добавлю, уже истек). Его условием была строгая секретность договоренности и акта продажи: он боялся, что, если пойдет молва о том, что его собственность перешла в другие руки, и я, и он — мы оба, вероятно, лишимся жизни, поскольку его соплеменники — горцы — патриоты, каких свет не видывал, и ревнивы до крайности. Страна опасалась турецкого вторжения и поэтому хотела бы вооружиться; патриотически же настроенный воевода жертвовал своим огромным состоянием ради общего блага. Что это была за жертва, он хорошо понимал, поскольку при обсуждении возможных перемен в Конституции Синегории — в пользу личной формы власти в стране — подразумевалось, что его роду будет отдано предпочтение как самому знатному. Его род всегда, с древних времен отстаивал свободу — и до учреждения Совета, и в период правления воевод; Виссарионы нередко выступали даже против королевской власти, а также оспаривали права зарвавшихся князей. Само это имя было символом свободолюбия, национальной независимости и борьбы с иноземными захватчиками; имя это отважные горцы чтили так, как в иных свободных странах почитают национальный флаг.