Фридрих Незнанский - Дальняя командировка

• Название: Дальняя командировка
• Автор: Фридрих Незнанский
• Издательство: АСТ, КРПА "Олимп", Харвест
• Жанр: Детектив
• ISBN: 5-17-031299-7, 5-7390-1671-1, 985-13-4346-3

В маленьком провинциальном городке случилось из ряда вон выходящее событие. Местная милиция и отделение ОМОНа якобы в целях установления порядка провели зачистку среди населения, которая обернулась многими десятками избитых, изнасилованных, изувеченных людей.

Многочисленные жалобы пострадавших и протесты правозащитных организаций вынудили Генеральную прокуратуру произвести тщательное расследование фактов произвола милиции. Следственно-оперативную группу возглавили первый помощник генерального прокурора Турецкий и замначальника ГУУР МВД РФ Грязнов…

---

Его двадцатилетнюю дочь — рослую красавицу Нин­ку — хорошо знал Сенькин. Всем она нравилась майору, все он принимал бы в ней, кроме одного проклятого ка­чества, — подобно своему папаше, смотрела она на Сенькина свысока, как на ничтожное насекомое. Либо на пу­стое место. Вот ее-то и собирался теперь основательно прижучить Федот Егорович. А что? Забрать ее с собой, задержать временно, ну а там, в опорном пункте, вполне можно и договориться. Ежели она будет не против. А как она может быть против, если в его власти в таком свете выставить ее на всеобщее обозрение, что любая на все согласится, лишь бы дурной славы избежать. Какие у него аргументы? Да все те же.

Осечка вышла. Когда Сенькин постучал в дверь и потребовал, чтобы ему срочно открыли, голос егеря из- за двери сердито спросил:

—  По какому делу?

—  Претензии имеются, Тихон. К твоей Нинке!

—  Слышь, Сенькин, а ты по какому праву законы нарушаешь? Я имею полное законное основание не от­крывать тебе дверь в ночное время. А если у тебя срочное дело, являйся утром, как положено, тогда и обсудим.

—  Ты мне немедленно откроешь, законник, понима­ешь, твою мать! Не то прикажу двери взломать за непод­чинение!

—  А ты ступай отсюда в клуб, Сенькин, где твои мер­завцы безобразят. Иди-иди, а то без тебя закончится! И тебе ничего не достанется! А дверь я тебе не открою. Сту­пай отсель!

—  Так! — грозно заявил майор. — Ломайте, ребята!

В дверь тяжело ударили, — видно, хотели вынести ее плечами.

—   Стойте! — закричал егерь. — Слушай меня, Сень­кин. И вы тоже слушайте. Вот передо мной две двуствол­ки. Двенадцатый и шестнадцатый калибр. И обе заряже­ны жаканами и картечью. Предупреждаю, тот, кто посме­ет взломать дверь и войти незаконным образом в част­ное владение, немедленно получит заряд в брюхо. Их у меня четыре, а вас трое, я видел. И гляди мне, Сенькин, ты теперь не только погонами своими рискуешь, но и всей твоей холуйской жизнью.

За дверью стояла тишина — наверняка раздумывали. И егерь закончил свой монолог:

—   А вы, ребятки, не слушайте этого олуха, имейте собственные головы на плечах. Я так думаю, что вам еще придется хорошо ответить за те безобразия, которые нын­че творятся в городе. Ну а теперь давайте пробуйте взло­мать, коли есть охота и жизнью не дорожите!

И егерь защелкал, взводя курки ружей. За дверью ус­лышали. Потоптались и пошли по ступенькам вниз. Че­рез прикрытое шторой окно он увидел, как трое ментов удалились в сторону калитки и ушли со двора, не закрыв ее за собой.

Нинка сдавленно рыдала в углу. Тихон Платонович положил действительно заряженные ружья на стол, по­дошел к ней, ласково погладил по волосам и пробормо­тал:

—  Да нешто ты могла подумать, будто я тебя выдам на позор этим извергам, доча?

И девушка зарыдала уже в голос. Егерь не стал разря­жать ружья, пусть еще полежат наготове, мало ли что...

Он сидел рядом со взрослой уже дочерью, рыдающей словно ребенок, опустив голову, а перед глазами его раз­ворачивалась та картина, о которой уже успела расска­зать ему Нинка, размазывая слезы по лицу. Про то, как она ухитрилась сбежать, переползти через сцену за ку­лисы и выпрыгнула там из высокого окна на улицу, оста­вив свое пальто на вешалке, про то, как черные омонов­цы били палками людей, как выволакивали их, словно преступников, на улицу, где бросали в автомобили. Еще Светку ей было очень жалко, подружку. Она с Мишкой, женихом своим, оказалась зажатой в той толпе, и их, на­верное, тоже увезли...

Все вспомнил Тихон Платонович. Потом поднялся и, вытащив с полки тетрадь в клеточку, вырвал из середки двойной лист, прихватил авторучку и ушел на кухню, к настольной лампе. Там он уселся за стол, положил перед собой бумагу, надел очки, призадумался и стал выводить чуть подрагивающей от непривычного дела и напряже­ния рукой: «Дорогой и уважаемый Вячеслав Иванович! Пишет Вам, возможно, забытый Вами егерь Воробьев, у которого Вы с друзьями гостили на охоте и рыбалке в одна тысяча девятьсот девяносто девятом году, аккурат в это позднее осеннее время. А обращаюсь я к Вам как к пос­ледней моей надежде. Потому как у нас у всех тут сейчас такое состояние жизни, будто гора на головы обруши­лась... »

Глава третья. «ГОРОДОК НА КАМЕ, НЕ ДОЙТИ НОГАМИ...»

1

— Здравствуйте, Вячеслав Иванович, — услышал Грязное тихий голос. — Вас позволила себе побеспоко­ить Любовь Андреевна Тимофеева, возможно, вы слы­шали обо мне. Нет?

—   Простите... — чувствуя отчего-то неудобство перед этим слабым голосом, стал оправдываться заместитель начальника ГУУРа. — Как-то сразу не приходит...

—  Ничего страшного. Вы ж с правозащитными орга­низациями, насколько нам известно, постоянных дел не имеете, генерал.

Грязнову показалось, что собеседница улыбается. И тут его осенило: ну конечно!

Нет, лично знакомы они не были, но Вячеслав Ива­нович и слышал, и читал ее выступления в газетах, и по телевизору видел эту маленькую и бесстрашную женщи­ну, которая, кажется, провела в лагерях еще при Брежне­ве что-то около восьми лет — за бурную диссидентскую деятельность. В принципе, если только в том не было острой необходимости, Грязнов предпочитал не иметь личных дел с бывшими диссидентами. Но, как говорит­ся, видимо, нашлась серьезная причина, если она обра­щается к нему по прямому телефону, а не через помощ­ника.

—   Извините, я вспомнил вас. Рад слышать. Какие проблемы и чем могу помочь?

—   Вот видите, как хорошо, что вы сразу меня поня­ли. Я исключительно по делу. Не могли б вы выделить для меня хотя бы полчасика? Тут, кстати, и для вас лично у меня есть весточка.

—   Откуда?

—  Это отдельный рассказ, и я не хотела бы утомлять вас по телефону. Так когда я могла бы рассчитывать?

—   А вы прямо сейчас подъезжайте ко мне. Пропуск я выпишу. А я передвину несколько дел на более позднее время, и мы сможем без помех пообщаться.

—   Спасибо, я еду...

Не такая уж она была и старушка, как могло пока­заться по телефону. Довольно бойкая и сухая дама лет шестидесяти, с вызывающим, гордым взглядом и седой гривой волос, она вошла твердым, почти солдатским шагом и уставилась на генерала пронзительными черны­ми глазами.

Сколько ж ей было лет, когда ее осудили? Совсем молодая, наверное. И понял Вячеслав Иванович, что та­кую женщину никакие психушки не способны сломить, и почувствовал к ней изрядное уважение. Он попросил принести им чай с лимоном — так захотела она, пригла­сил за стол для заседаний, сел напротив, чтобы не чув­ствовала себя в официальной обстановке, и уставился вопросительно.

Любовь Андреевна покопалась в своей сумочке, дос­тала помятый, запечатанный конверт и, протянув Грязнову, извинилась за его внешний вид.

—  А есть причина для извинений? — улыбнулся Гряз­нов.

—   Еще какая! Я ж его тут, — она показала себе за пазу­ху, — увозила. Там эти сукины дети, извините за резкость, хотя они достойны гораздо более сильных эпитетов, гото­вы были раздеть нас для обыска — не везем ли мы, видите ли, чего-то запретного! Это нас! Представляете?

—   Не очень, — вздохнул Грязнов, — но искренне вам верю. Я могу посмотреть, что в конверте?

—   Ради этого, собственно, я к вам и приехала. И про­комментировать события, если вы попросите. Читайте, а я с удовольствием попью вашего чайку...

Он прочитал письмо егеря Воробьева, обращенное к нему как к последней помощи в этой жизни. И стало ему горько... До такой степени, что он не мог поднять глаз на женщину. А та, словно понимая его состояние, не торо­пила, давая время обдумать информацию.

—  А теперь вы, пожалуйста... — сказал он и, обернув­шись, пошарил глазами по своему письменному столу. — Вы не будете возражать, если мы... если я закурю? У нас, вообще говоря, не курят, но иной раз так вдруг возьмет...

А я, кажется, видел вас однажды с сигаретой в руке — по телевизору.

— Я курю, могу и вас угостить, — с готовностью по­тянулась она к сумочке.

—  Буду вам признателен, — кивнул Грязное и, под­нявшись, отыскал на стеллаже идеально чистую хрусталь­ную пепельницу, которую подвинул к Тимофеевой. За­курили, и она начала негромко рассказывать.

Ситуация была проста до изумления. В правозащит­ный фонд позвонила одна женщина — депутат област­ного Законодательного собрания — и рассказала о тех безобразиях, которые творятся в их области и в район­ном городке Воздвиженске. Поверить в то, о чем она рас­сказывала, было невозможно. Но факт есть факт. Новый звонок через день-другой подтвердил, что события про­исходят из ряда вон и не поддаются никакой логике. Бес­конечные зачистки, избиения ни в чем не повинных лю­дей, особенно молодежи, жуткие групповые насилия над женщинами и девушками там стали нормой. Протесту­ющие немедленно арестовываются, и их буквально под пытками заставляют сознаваться в преступлениях, кото­рые те отродясь не совершали. Короче, городок накрыла черная волна беспредела — Полнейшего милицейского произвола. А что же власти? А им нет дела до того, что происходит в провинции. Губернатор готовится к после­дним в этом году прямым выборам, и ему, естественно, требуется послушное и беспрекословно выполняющее его команды стадо. Та же задача стоит и перед мэром Воздвиженска, в чем ему активно помогают милиция, прокуратура и районная судебная власть. Жаловаться некому. Дошли до того, что в последние дни — после той кровавой катавасии, которую правоохранители устрои­ли в районе, — людям отказывают в продаже билетов на самолеты, поезда и автобусы. Частные машины обыски­вают, изымают все, что представляет личный интерес для сотрудников ДПС, водителей штрафуют и заворачивают обратно. То есть, другими словами, район буквально на осадном положении.