Иван Курчавов - Цветы и железо

• Название: Цветы и железо
• Автор: Иван Курчавов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

Новый роман И. Курчавова «Цветы и железо» повествует о мужестве, смелости и находчивости советских патриотов. События развертываются на Псковщине в начальный период Великой Отечественной войны. Под руководством партии коммунистов в сложных условиях вражеского тыла подпольщики и партизаны ведут героическую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и наносят им огромный урон.

Роман написан с большой любовью к советской Родине, ее отважным сынам и дочерям.

---

Как бы желая объяснить Петру Петровичу свое назначение на эту должность, Муркин вынул из кармана потускневшую бляху.

— Владимир на шее. Отцовский. Сохранил. Нам советских не давали, мы старые берегли, господин Калачников.

Он приблизился к садоводу, похлопал его по плечу:

— У нас будет хорошо! Хлеб, мясо, яички будешь получать… И мануфактурку… А что тебе большевики: ты человек беспартийный! Для тебя сад важен, а что за садом — наплевать!

Калачников снял с плеча его руку, заросшую густыми темными волосами, зло посмотрел на Муркина.

— Эх, ты! — сорвалось у Петра Петровича.

Муркин ехидно усмехнулся:

— Ничего, будешь служить! Все равно тебе податься некуда! А не будешь — обер-лейтенант прикажет повесить тебя в твоем же саду… — он захихикал, — …на мичуринской яблоне, хи-хи-хи!.. — Приняв важную позу, Муркин добавил надменным голосом: — Господин фон Хельман пришли по моей рекомендации. Прошу учесть это, «герр профессор» Калачников!

Он неловко повернулся и вышел за дверь. Вытянулся в саду перед обер-лейтенантом, выслушал все, что тот говорил, и стал показывать питомник; Петр Петрович дрожащими руками задернул занавеску и отошел от окна.

2

Прошли сутки после этого визита.

Калачников сидел, сжав до боли виски ладонями. Глаза его неподвижно смотрели в одну точку — календарь на стене. На нем начало августа, восьмое число, дата вступления немцев в Шелонск… Иногда старику казалось, что сердце начинает биться учащенно, иногда — что вот-вот оно остановится, и тогда конец мечтам, планам, всему тому хорошему, что он предполагал сделать в оставшиеся годы. Конечно, он верил, что планы будут осуществлены: и без него много преобразователей на земле, вот и Николай по ту сторону фронта, наверное, продолжает работу. Но ему, Петру Петровичу, не суждено, нет, нет…

Калачников встал и начал нервно ходить по комнате. «Как это я не подумал сразу? — упрекал он самого себя. — Как не подумал о том, что меня фашисты могут заставить работать на них? На что я рассчитывал, когда оставался в Шелонске? Буду в стороне от всего, сохраню питомник? Но работать у врага — это уже предательство! Даже если яблоками угощать палачей! Что скажут люди? Нет, такое не простят другие, и такое не простишь самому себе…

А если так — расстреляют или повесят, как фашисты сделали с десятками, сотнями и тысячами других людей. Пусть, пусть расстреляют! — думал Калачников. — Умру честным. Пусть! Но тогда будет ходить в саду почувствовавший себя хозяином Муркин? Это непостижимо, это ужасно! — Петр Петрович потрогал себя за взлохмаченную бороденку. — А что я могу теперь поделать?» За эти сутки он заметно осунулся, непричесанные седые волосы вздыбились, глаза стали какими-то чужими: чересчур тоскливыми. «И как это я не подумал обо всем этом раньше? — в который раз ругал себя Петр Петрович. — Хотел отсидеться за стенами крепости и дождаться своих. Наивный, глупый старик!..»

В комнате уже было темно, но Калачникову не хотелось зажигать керосиновую лампу, и он сидел в темноте, положив на колени маленькие сухие руки. Ему безразлично было все, что происходило за окнами его дома. Когда Петр Петрович услышал стук в дверь, он не пошел открывать, только вяло махнул рукой. Стук повторился, но старик даже не обернулся в сторону двери. Дверь приоткрылась. Знакомый голос заставил садовника встать. Он пошел навстречу неожиданному гостю.

— Здравствуйте, Петр Петрович, — проговорил посетитель.

Это был Огнев.

Калачников замахал рукой, закашлялся и отвернулся в сторону, так и не проронив ни слова. Огнев понял, что старику трудно говорить, что с ним произошло какое-то несчастье: таким он никогда селекционера не видел. Огнев пожал ему руку, взял под локоть и повел к столу. Сам сел напротив. Ему захотелось начать разговор о чем-то постороннем и уже постепенно приблизить беседу к тому конкретному, ради чего он пришел в оккупированный Шелонск.

— Эх и погодка, Петр Петрович! — начал Огнев, потирая красные, озябшие руки.

— Ветер? — спросил Калачников.

— И ветер, и дождь. Дрянь погода! Не для нас — для фашистов! Нам такая погода на пользу.

— А тут пустили слух, что фашисты вас расстреляли, что всех партизан разбили где-то за городом… Думал, что и не свидимся больше.

— Нас нельзя разбить, Петрович. Помните сказку: одного богатыря враги разрубили, а из двух частей его тела стало два богатыря, разрубили двоих — стало четыре, и так без конца. Врагу и не понять, почему, несмотря на известные успехи немцев и наши поражения, мы не становимся на колени, не просим пощады.

— Далеко они пойдут еще? Как долго у них будут эти успехи?

— Еще пойдут, но это скоро кончится, Петрович. Блицкриг уже сорван.

Огнев объяснил, почему гитлеровцы на первых порах имели, да и сейчас еще имеют успехи, но что эти их успехи временны и скоро они непременно должны замениться поражениями. Говорил он уверенно, и, как показалось Петру Петровичу, даже слишком уверенно, словно и не было противника у стен Ленинграда, будто он и не находился в Шелонске. Эту мысль он и высказал Огневу. Тот быстро ответил, что наши главные резервы еще не вступили в бой, а когда они вступят, произойдет перелом в нашу пользу.

— Да, да, — с облегчением вздохнул Калачников, — все это хорошо, но я этого не увижу, нет!..

Волнуясь, Петр Петрович рассказал о вчерашнем визите коменданта и Муркина. Огнев не перебивал его. Голос старика часто срывался или переходил на шепот.

— Этот негодяй, — вдруг гневно бросил Калачников, — то есть этот прохвост Муркин так и сказал мне: «А что для тебя большевики: ты человек беспартийный. Для тебя сад важен, а не власть». Разве он не понимает, что Советская власть мне дорога так же, как и партийному!..

Старик снова говорил, как, бывало, в райкоме или у себя в саду, когда его посещал Огнев. Он всегда говорил, несмотря на свой возраст, горячо, с задором. Петр Петрович плотно прикрыл шторы и зажег керосиновую лампу. Огнев оглядел комнату. На стене тикали огромные часы, они не звонили: бой был испорчен; когда минутная стрелка наползала на римские цифры VI и XII, раздавалось звучное щелканье. Под часами стояла книжная этажерка, а рядом во всю стену — огромный шкаф, там Петр Петрович хранил семена.

— Пустой, — уже спокойнее, будто позабывшись, пояснил Калачников. — Все ценное отправил с Николаем.

— Сын у вас хороший.

— Да. Способный, работать любит. Еще успеет много сделать хорошего: сил у него хватит…

— Завидую физически сильным людям, — сказал Огнев, положив на стол руки с покрасневшими пальцами. — Сожалею, Петрович, что в поле или на заводе поработать не пришлось: из школы в институт, из института на комсомольскую работу, с комсомольской — на партийную. В вашем саду, бывало, с удовольствием землю копал.

— Кончайте с фашистами — участок вам отведу, можно каждый день приходить, — сказал старик, поглаживая бородку.

— Именно каждый день! — подхватил Огнев. — Перед завтраком — для аппетита и для того, чтобы не разучиться ценить физический труд. — Он посмотрел на часы, затем на Калачникова: — Времени у меня маловато… Знаете, что я хочу предложить вам, Петр Петрович?

— Что? — насторожился Калачников.

— Нам очень нужна явочная квартира в Шелонске. Хорошо бы вот здесь, в этом доме…

— Пожалуйста, — ответил старик. Огнев заметил, как снова начали дрожать у него руки. — Но вы знаете мое положение: завтра я отвечу отказом сотрудничать с оккупантами и предателями, и они меня расстреляют или повесят. А работать у них я не буду. Я — не Муркин!

— А если мы попросим идти к Хельману на работу? Как тогда, Петрович?

— Вы? — Калачников растерянно развел руками. — Как это можно, чтобы вы предложили такое!

— И я, и подпольный партийный комитет. Тогда легче будет организовать явочную квартиру. И свой человек будет в управе: кое-какие планы гитлеровцев станут известны. Это очень важно, Петрович, очень важно! Вы им принесете на копейку пользы и на тысячу рублей вреда.

Калачников взглянул на Огнева. Он показался ему более строгим и сильным, чем несколько месяцев назад. Сухощавый, лицо молодое; небольшая борода делала его похожим на студента-старшекурсника тех времен, когда студентом был и Петр Калачников. Старик понимал, что несладко там, в партизанских лесах, где и природа не проявляет милости, и опасность сторожит на каждом шагу. А он по-прежнему в ответе не только за себя, но и за весь район. За хорошее похвалят, за плохое взыщут. Пусть будет больше хорошего, чтобы в истории сохранилась запись: правильной жизнью жил Шелонск в дни иноземного нашествия, мал орех, да крепким оказался, не по зубам фашисту!..

Старик был взволнован, но не тем, что предложение Огнева напугало его, нет, оно, наоборот, открывало перед ним перспективу борьбы, деятельности. Тревожило другое…