Владимир Корнев - Датский король

• Название: Датский король
• Автор: Владимир Корнев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-823-5

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.

В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника. История легендарного чернокнижника доктора Фауста, продавшего душу дьяволу, вновь обретает плоть и кровь в искушении чистых искусств: живописи, балета и поэзии, доводя человека до предельной точки творческого развития и… убивая.

Где-то в пространстве между готическими витражами библиотек Веймара, театральными подмостками Парижа и старыми церквями Петербурга лежат разгадки тайны Священного Копья Демонов и таинства превращения вдохновенной женственности белого лебедя в холодную загадочность черного…

«Датский король» — блестящий мистический роман петербургского писателя Владимира Корнева, захватывающий читателя с первых страниц и приоткрывающий занавес сцены, на которой истинная любовь противостоит искушениям темных сил и возвышается над демонической моралью.

---

— Думаешь, отверг меня, а я и смирилась? Как бы не так! Мне вот эта книга поможет отомстить: возьму и заберу твой дар себе, и ты уже никогда не сможешь рисовать! Не веришь, да? А здесь все подробно описано: профессор сам вычитал в какой-то средневековой рукописи по черной магии, а теперь и я знаю, как отнять твой талант художника и самой начать писать — все, что тебе было Богом отпущено, перейдет ко мне…

— Это мракобесие и бред безумца! Ауэрбах был настоящий параноик с манией величия — помню, какие у него были сумасшедшие глаза, — пренебрежительно бросил Звонцов. — Антинаучно и глупо! Не смешите меня, Марта, не пугайте заумной чушью.

— Ах, тебе еще и смешно?! Ну, послушай, какая «чушь» тут по полочкам разложена… Сейчас, погоди-ка! Здесь черным по белому написано, что если хочешь лишить художника таланта — главное, обязательно сделать его работы и творческие фантазии пророческими, воплотить в жизнь, так сказать. И о самом художнике говорится, что он должен быть лукав, невоздержан и к тому же атеист — ну прямо о тебе сказано: в глазах порочная бездна, значит, и в душе темно.

а то, что ты веришь в науку, а не в Бога, ты сам только что сказал. Ты меня изобразишь образованной фрау, наподобие мужниной тетки, я окончу университетский курс и стану такой на самом деле, тогда и портрет станет предсказанием, а ты — пророком, прямо как сказано в книге. Потом ты напишешь очередную картину, а я тебе заплачу — ты жадный, не откажешься! — и выдам ее за свою. Но и это еще не все, Herr Maler: настоящая мистика впереди! Я возьму какую-нибудь нечистую тварь и скрытно произведу над ее трупом всякие там магические действия, абракадабру по-латыни нужно прочесть — здесь указано, что именно, а после уже саму тварь приготовлю и подсуну с каким-нибудь блюдом, скормлю тебе, проще говоря. Да, да, представь себе — скушаешь, даже не предполагая, что уже готов к тайному обряду, — здесь подробно расписано, как он проводится. Для этого необходимо Копье Центуриона. В результате я стану гениальной художницей, буду писать шедевры в твоем «уникальном» стиле, а о тебе все забудут, портретист!

Звонцов ее бред выслушал в напряжении физических и душевных сил, после чего с усмешкой поинтересовался:

— А где же, позвольте спросить, вы возьмете это копье? Как вы его там назвали-то?

— Копье Центуриона, — молодая женщина произнесла не очень уверенно, — там так написано… Это тоже что-то из латыни… А тебе-то что? Да уж найду где-нибудь — с образованием я во всем разберусь, и тогда…

Скульптор иронически улыбнулся и произнес тоном. каким говорят с малым ребенком или душевнобольным:

— Конечно, конечно! Тогда-то мы с вами и возобновим этот разговор — вы ведь будете знать обо всем на свете.

Затем он добавил устало, чувствуя, как ломит все тело:

— Но теперь, фрау Марта, вы свободны. Если бы вы знали, как страшно вы мне надоели! Нам нужно отдохнуть друг от друга, к тому же вы, кажется, тоже слишком переутомились и заговариваетесь. Рисунок я закончу без вас. Хорошенько проветритесь пару дней, а я за это время, пожалуй, нарисую интерьер.

Звонцов почти вырвал у дамы книгу, но учтиво проводил ее до двери:

— Auf Wiedersehen![255]

XI

«Каша в голове у этой Марты», — рассуждал он, когда наконец смог спокойно обратиться к профессорскому опусу. Уже надпись на форзаце, сделанная рукой йенского чудака, порядком озадачила ваятеля. Из нее следовало, что автор подарил диссертацию своему «любимому ученику г-ну Звонцову». «Не припомню случая, чтобы он так расщедрился. И когда это «Мефистофель» считал меня своим любимым учеником?» Затем удивленный Звонцов открыл книгу там, где она была заложена дамской шпилькой, и, разумеется, попал на главу, посвященную магическому трактату, чудом не угодившему в костер инквизиции.

Ему точно послышался вкрадчивый шепот самого Ауэрбаха: «Однажды, изучая неисчерпаемые фонды рукописных и первопечатных книг университетской библиотеки Гейдельберга, я имел счастье наткнуться на манускрипт анонима, который но многим лингвистическим и археологическим особенностям смело могу отнести ко времени Третьего крестового похода, т. е. к правлению легендарного Фридриха Барбароссы. Весьма характерно, что именно при короле-воителе, храбром и коварном, явившем собой пример воли и жизнеспособности германской нации, а также образец Сверхчеловека будущего, формированию которого посвящена моя работа, могло появиться мистико-философское сочинение под названием «Стяжание гения силой».

Далее Ауэрбах пояснял, что для облегчения восприятия средневекового текста, написанного частью на латыни, частью на арамейском языке[256], все цитаты он приводит в собственном переводе на немецкий. «Ну, разумеется, — иначе, что бы там могла разобрать Марта?» — с раздражением отметил рисовальщик. «Данный труд, — писал профессор, — судя по всему, созданный каким-то рыцарем-монахом, ознакомившимся в Палестине с магией Каббалы, другими древними оккультными знаниями Востока и, видимо, проводившим алхимические и метафизические опыты, представляет по сути своей трактат — руководство по овладению чужим талантом и шире — духом, чужой волей, чтобы потом использовать это дарование, а при необходимости и его бывшего природного обладателя в собственных интересах или в интересах ордена. Средневековый знаток оккультизма, как было принято говорить в его времена — „чернокнижник“, предлагает детальные способы магического „заимствования“ различных творческих дарований — музыканта, поэта, архитектора (в рукописи — „храмостроителя“), художника. При всем различии данных схем, можно выделить основополагающие условия и принципы, общие для каждого из этих случаев. Так, анонимный автор предупреждает: „Имеющий волю и непреклонное желание стяжать гения, но не получивший его от Бога, должен отыскать того, кто наделен исключительным даром при рождении. Имеющий волю может добиться своего только в том случае, если природный гений будет человеком, склонным к искушениям, рабом своих греховных страстей. Сребролюбивый и блудливый, верный служитель Бахуса, человек этот никогда не сможет подчинить свою бренную плоть Вечному Духу. Имеющий волю, помни о том и не сомневайся в своем торжестве над гением! Не забудь и еще одну его слабость, необходимую для твоего торжества: он должен быть любопытен без меры там, где речь идет о науке человеческой, и безразличен к понятиям веры христианской, лучше же, если он будет иной веры или вовсе не признающий никакого божественного начала (хорошо также, когда вера в златого тельца для него сильнее веры в Бога христианского). Токовой человек обыкновенно легко пускается в разного свойства авантюры, идет на обман, а если придется, не остановится и перед преступлением. Только у подобного рода вертопраха, имея волю, стяжаешь ты гений, если готов стать его прилежным учеником, тайным или явным“».

Звонцов мысленно «примерил» к себе все вышеперечисленные порочные качества и содрогнулся, находя соответствия с собственной натурой, а затем продолжил разбирать труд покойного профессора, с особым вниманием вчитываясь в средневековые откровения. А профессор, как будто предполагая будущий звонцовский интерес, подробно рассматривал в своем «Гомункулюсе» цепь магических действий на примере художника. Цитата следовала за цитатой. «Прежде чем стать учеником, Имеющий волю исподволь навязывает мастеру-живописцу сюжеты картин и сам, втайне от окружающих, воплощает в жизнь изображенное на холсте (чем больше сюжетов удастся ему воплотить, тем вернее он добьется своего). Тем самым он превратит картины своего будущего учителя в художественные пророчества и проведет подготовительный этап магического действа. Затем Имеющий волю должен с величайшим терпением изучить манеру гения, копируя штрихи его грифеля и мазок его кисти. Дерзнувшему завладеть чужим талантом придется делать точные копии, и в этих работах он должен идти по пути к совершенству след в след за избранным учителем, повторяя про себя тайное заклинание мудрых жрецов древности: «Всемогущие Аполлон и Дионис, покровители художеств, и Ты, Лучезарный Свет Утренней Звезды[257], к вам прибегаю — отнимите дар у расточающего его и отдайте мне, имеющему волю!» Так дерзкий ученик достойно поднимется еще на одну ступень к своей заветной цели». Теперь в звонцовской голове стала выстраиваться зловещая логическая цепочка, которую он до сих пор не мог, да и страшился вообразить — слишком циничной казалась эта сверхчеловеческая логика даже «рабу своих греховных страстей»: «Да, все-таки средневековый метод был прекрасно знаком моему заказчику. Вот зачем были нужны изощренные убийства в Роттенбурге. Черт меня дернул нарисовать в кабаке эти капричос![258] Стоило только нарисовать, как за них ухватился. Кто, если не он или его люди? Если бы знать тогда, хоть что-то предполагать! А потом — «писал» портрет балерины, даже не догадываясь, что Смолокуров — «мой» ученик! Эти копии каждой стадии живописи — ясно, для чего ему понадобились бесчисленные сеансы… Однако князь-купец — не просто «Имеющий волю», по крайней мере талант копииста он тоже должен иметь. Да нет, купчишка вообще не умел рисовать. Куда ему!» — отгонял Звонцов мрачные мысли и уверял себя, что нет серьезных оснований для беспокойства, хотя смутное подозрение в его душе приобретало грозные очертания.