Владимир Корнев - Датский король

• Название: Датский король
• Автор: Владимир Корнев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-823-5

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.

В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника. История легендарного чернокнижника доктора Фауста, продавшего душу дьяволу, вновь обретает плоть и кровь в искушении чистых искусств: живописи, балета и поэзии, доводя человека до предельной точки творческого развития и… убивая.

Где-то в пространстве между готическими витражами библиотек Веймара, театральными подмостками Парижа и старыми церквями Петербурга лежат разгадки тайны Священного Копья Демонов и таинства превращения вдохновенной женственности белого лебедя в холодную загадочность черного…

«Датский король» — блестящий мистический роман петербургского писателя Владимира Корнева, захватывающий читателя с первых страниц и приоткрывающий занавес сцены, на которой истинная любовь противостоит искушениям темных сил и возвышается над демонической моралью.

---

Во время следующего прыжка она с удивлением не почувствовала тяжести своего тела. Будто бы что-то подбрасывало ее в воздух, и парить было настолько приятно, что она в упоении собственной невесомостью забыла о том, какие усилия нужны были ей на репетиции, чтобы подпрыгнуть как можно выше и задержаться в воздухе как можно дольше. А приземления Ксении были настолько мягки, что даже атласные туфельки, обычно стучащие своими жесткими концами, сейчас почти не производили шума.

Пахита Ксении Светозаровой в этот вечер в точном соответствии с хореографическим решением затмила на сцене всех! То, что балетоманы называли в этой роли «классической Испанией», Ксения продемонстрировала с потрясающим мастерством. «Чистота рисунка в сочетании с южным темпераментом» — зрелище незабываемое по выразительности пластики! Так обычно звучали сухие комплименты высокомерных критиков. Но зрители не вдавались в пространные размышления о точной словесной характеристике танца. Они были участниками этого вечернего действа и выражали свой восторг всеми допустимыми для представления высочайшего официального уровня способами. Сначала, конечно, раздались верноподданнические выкрики и здравицы в адрес его Величества, дружественные приветствия Пуанкаре, скандирования в честь союзницы — Франции, но среди прочих восклицаний не раз отчетливо слышалось: «Браво, Светозарова!» Сам Государь и господин Президент долго не покидали Царскую ложу, стоя аплодировали искусству непревзойденной балерины и всего замечательного актерского ансамбля.

На поклоны пришлось выходить столько раз, что Ксения даже сбилась со счета. Сердце настойчиво, ликующе выстукивало: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!» Ведь причина чудесного исцеления для нее была ясна — несомненно, Небесное заступничество.

Жаль только, на привычном месте в партере не было князя. Кланяясь, она с грустью заглянула в оркестровую яму: ей так захотелось, чтобы он присутствовал на ее триумфе, но — увы! — это были только мечты. Впрочем, балерине сразу стало радостно от одной мысли о благой причине отсутствия Евгения Петровича и о том, что, возможно, как раз в эти часы он стоял всенощную в какой-нибудь афонской обители и молился о ее успехе.

Когда зал утих, Ксения облегченно вздохнула, но дружные аплодисменты вдруг раздались у нее за спиной. Девушка растерянно обернулась. Весь кордебалет, участвующий в первой части представления и стоявшие за кулисами репетиторы, гримеры, костюмеры — с сияющими лицами чествовали «огненную испанку» Светозарову. Это был самый приятный момент за весь мучительный вечер, щедрый, утешительный дар родственных душ. «Спасибо, господа, спасибо, друзья… Спасибо вам!» — смущенно кивала счастливая Ксения. Но одновременно она заметила, что лишь на лице ее партнера нет и тени радости. Впрочем, Ксения была так довольна удавшимся выступлением, что странное поведение Иноходцева на подмостках и за кулисами, ни на миг не сомневаясь, объяснила для себя передавшимся от нее самой во время танца излишним волнением, да и по своему характеру ей было свойственно очень скоро забывать досадные недоразумения и легко прощать обиды. Всем, конечно, была известна такая незлопамятность Светозаровой, чем, признаться, многие беззастенчиво пользовались в своих целях. А Ксения, благодарная за поддержку, за удавшееся выступление, поддавшись чувству, в антракте даже чуть было не кинулась на шею партнеру, но Иноходцев оставался все так же безразлично холоден. Вместо эмоциональных поздравлений он с трудом выжал из себя дежурно короткое: «Благодарю за спектакль», — тут же повернулся и ушел, не проявив ни малейшего желания обменяться впечатлениями. Балерине было неприятно сознавать, что за подобной холодностью кроется банальная ревность к чьему-то успеху, так часто поражающая сердце артиста. Подумалось: «Но ведь это и его успех тоже! Неужели он не понимает? Может быть, я обидела его неосторожным словом или еще чем-то случайно задела?» Ксения успокоила себя тем, что, в конце концов, повод для примирения она найдет обязательно.

XXIII

Собрав со сцены букеты цветов и признательно улыбаясь поздравлявшим ее поклонникам, балерина направилась в гримуборную. Только теперь, постепенно выходя из образа, возвращаясь к реальности от священнодействия творчества, Ксения вдруг осознала, что нет ровно никакой боли в ноге, и мало того — ее не было уже в конце спектакля, не было на поклонах! Боль совершенно исчезла, улетучилась В такое чудесное исцеление верилось с трудом, но все-таки оно произошло — балерина чувствовала себя как никогда легко и свободно. А за сценой царила антрактная суета, обычная рабочая спешка. Все куда-то торопились с озабоченным видом. Ксения, спрятав лицо в благоухающую прохладу роз и лилий, пробиралась к себе. Едва различая дорогу из-за огромных зеленых листьев и пестроты соцветий, она вдруг столкнулась с кем-то в тесноте. Смутившись и спеша извиниться, девушка взглянула на встречного, вернее, встречную. Слова так и застыли в горле, замороженные ледяным взглядом Капитолины.

— Совсем нос задрала, выскочка! Под ноги смотреть надо! — прошипела сквозь зубы обиженная Коринфская, нарочито поджимая якобы сильно придавленную ногу.

— Ну да, ведь Жизель-то нашу теперь только там и можно отыскать… — усмехнулся местный острослов-солист, видя смятение Ксении и желая выразить ей свою искреннюю симпатию. Приглушенный смех окружающих означал, что шутку оценили — уж очень точно в ней отразилось отношение труппы к заносчивой Коринфской. В глазах «оскорбленной» сверкнули молнии. Удаляясь в темноту кулис и бормоча в ответ какие-то проклятия, балерина резко обернулась, желая напоследок испепелить взглядом юную победительницу. В то же мгновение все услышали сдавленный крик, но это не был голос Ксении — Коринфская сидела на полу в проходе за сценой, держась за глаз (в этой неуклюжей позе, в белом воздушном платье она напоминала сломанную куклу), а в двух шагах от нее испуганно замерла пожилая уборщица со шваброй в руках. Послышались взволнованные возгласы: «Врача скорей! Нужен врач!» Помощь не заставила себя ждать, кто-то с медицинским саквояжиком уже пробирался сквозь толпу, а собравшиеся оживленно, хотя и негромко, обсуждали версии случившегося:

— Как же это ее угораздило?

— Да, говорят, на швабру наступила…

— А где она ее «отыскала»?!

— Наверное, бабуля эта — Соня, уборщица наша, забыла на сцене…

— Точно! Вон она стоит ни жива ни мертва… Что-то теперь ей будет?

— Ну как же так? Палкой прямо в глаз угораздило… Сама*то тоже хороша! Куда смотрела, спрашивается?

— Уж не знаю куда, только вот танцевать теперь придется почти вслепую…

— Ой, с глазом-то что, смотреть страшно — гляньте, весь опух, покраснел и слезится!

— Бог ее наказал, интриганку, нечего злобу всюду сеять! Это ей за Ксению нашу, — подвел кто-то логическую черту.

Сама Ксения ничего этого не слышала и не видела: почти сразу после того, как Капитолина попыталась устроить очередной скандал, она поспешила своей дорогой, даже не оглядываясь назад, в сторону кулис. Фактически инцидент со шваброй помог ей беспрепятственно достичь спасительной комнаты № 1 (этот номер значился на двери ее уборной). Оказавшись в уединении (никто не мог входить к Светозаровой без стука, кроме Серафимы), мертвенно-бледная балерина сделала еще пару шагов и обессиленно упала в мягкое, обитое синим бархатом кресло. Она закрыла глаза и ощутила странное чувство — еще не до конца осознанную радость преодоленного испытания перекрывала отчетливая горечь от столкновения с беспочвенной человеческой обидой и гибельной ненавистью, а главное — с настоящей, непоправимой бедой. Одним словом, это было какое-то внутреннее опустошение.

Голова Ксении налилась свинцом. Шпильки и заколки, закреплявшие прическу и украшение на ней, казались острыми шипами, терниями. Руки настолько отяжелели, затекли, что не хватало сил даже справиться с узелками на пуантах. Обрывки мыслей проносились в сознании беспорядочным потоком: «Слава Тебе, Господи! Неужели все это закончилось?! Будто камень с души… Почему же не болит лодыжка? Жаль, что Иноходцев обиделся… Визитка другая, а инициалы те же. А цветы князь все-таки не забыл прислать — как мило… Но все же, почему визитка другая? Как горят ноги… Что же все-таки случилось с Тимошей? Неужели правда?! Мама, мамочка, видишь ли ты сейчас свою дочь оттуда? Как мне тяжело без тебя… »

Чуть скрипнув, точно извиняясь, приоткрылась дверь и в гримерную заглянула Серафима.

— Там визитеры осаждают — серьезные господа, а никакого понятия! — прошептала она. — Я их, Ксеничка, пожалуй, попрошу сегодня не беспокоить…

— Да, уж ты извинись за меня, голубушка. Я что-то неважно себя чувствую.

Серафима деликатно удалилась и через минуту, неслышная, словно тень, появилась вновь. Ксения была рада, что ее мудрой театральной няне ничего не нужно объяснять: все-то она предугадывала заранее с чуткостью поистине материнской. Вот и теперь, едва прикасаясь проворными, добрыми руками, Серафима постепенно освободила измученную девушку от оков балетного искусства — разула и разобрала прическу. Теплая нянина рука ласково гладила распущенные волосы «Ксенички», и взрослая Ксеничка расплакалась, как в детстве: