Неизвестно - Булгаковский переворот

• Название: Булгаковский переворот
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Вообще-то, все знали, что рукописи горят, как горит любая бумага. Сгорел же второй том «Мертвых душ». Но в эпоху, когда возрождалась целая литература, слова о несго­раемых рукописях принимали буквальное значение: духовный подвиг побеждал временные социальные затруднения.

Кстати, именно пример булгаковских рукописей послу­жил мощным стимулом для «писания в стол». «Мастер и Мар­гарита» доказывал, что потомкам можно доверять не только политические разоблачения, но и эстетические открытия. Хотя новомировский критик А. Берзер и писала: «ни один писатель не может писать лишь в „пыль веков44», множество ее современников именно так и делали. Лозунг «рукописи не горят» придавал смысл их тайному труду.Однако какой смысл вкладывал в эту формулу сам Булга­ков? Действительно ли, как писал Лакшин, «эти слова как бы служили автору заклятием от разрушительной работы вре­мени»?

Рукопись, о которой идет речь - Роман мастера о Понтии Пилате. Эта та самая пачка тетрадей, которую Воланд достал из небытия в ночь после бала. Но сам Роман включается в сюжет уже со второй главы.

История, которую Воланд рассказывает двум московским литераторам, - фрагмент Романа Мастера. И сон, который снится Бездомному, - часть его. И спасенная из огня глава, которую читает Маргарита, тоже из этого Романа.

Никакой разницы между тремя вставными частями нет: они читаются как сплошной текст. И это, пожалуй, самый фантастический факт в изобилующей фантастикой книге Бул­гакова.

Рассказ Воланда - свидетельство очевидца. Сон Бездом­ного, как любой сон, - игра подсознания. Глава из Романа мас­тера - следствие его исторических штудий и писательского таланта. Каждое из этих допущений вполне естественно в поэтике «Мастера и Маргариты». Но каким образом все три фрагмента стилистически абсолютно совпадают друг с дру­гом?

Приходится допустить, что Воланд цитирует Роман, не зная о том, что это цитата. И Бездомному невероятным обра­зом снится рукопись незнакомого ему произведения.

Роман мастера вообще главная пружина в сюжете булга­ковской книги. Роман объединяет Мастера и Маргариту. Герой Романа - Пилат - сводит с ума Бездомного. Роману Мас­тер обязан своим вызволением из лечебницы и окончатель­ным решением своей судьбы. В конце концов, персонажи художественного произведения, созданные воображением Мастера, оказываются не менее реальными, чем их автор, и напрямую вмешиваются в сюжет.

Что же писал Мастер, если его творение нарушает не только хронологию, но и все причинно-следственные связи точно выверенного булгаковского шедевра?

В «Мастере и Маргарите» не изображается непосред­ственный творческий процесс, но говорится о его сущности: Мастер «сочинял то, чего никогда не видел, но о чем наверное знал, что оно было». Именно поэтому его вовсе не удивил пересказ воландовской истории Бездомным. Он только удов­летворенно заметил: «О, как я угадал». То есть автор Романа совершенно не поражен тем, что его текст буквально совпа­дает с реальностью (ведь Воланд - очевидец!).

Мастер категорически не видит разницы между написан­ным им Романом и действительностью. Ведь писал он его в соответствии с советом Максудова «что видишь, то и пищи». Как и про максудовские сочинения, про Роман Мастера можно сказать, что он «зародился», возник сам, помимо воли автора.

Самый дикий из вопросов, которые задают Мастеру мос­ковские писатели: «Кто вас надоумил написать этот роман?» Вопрос этот так же фантастически нелеп, как диалог Ивана Васильевича с тетушкой из «Театрального романа»: «Леонтий Сергеевич сам сочинил пьесу. - А зачем? - тревожно спросила Настасья Ивановна».

Ни Максудов, ни Мастер, ни Булгаков не могли ответить на этот вопрос, потому что их ответ лежал в принципиально иной плоскости.

Для Булгакова писать - означало воссоздавать существу­ющую вечно истину. Не выдумывать ее, а угадывать. Мир представлялся ему текстом, который писатель может про­честь, написать, создать. И все эти глаголы - синонимы, обозначающие один и тот же творческий процесс. Писатель- пророк, устами которого глаголет истина. Он лишь орудие ее. Дело писателя - ТОЧНО эту истину воспроизвести. Этим, кстати, можно объяснить прославленную точность булгаков­ской детали: ведь не писателю решать, что важно, что нет. Ему надо воссоздать мир в идеальном соответствии с истиной.

Булгаков постоянно пародирует идею множественности миров. Сюжетная разноплановость его произведений, каза­лось бы, позволяет легко вычленять мир литераторов, мир театра, Москву, Иерусалим. Однако, внутреннее сходство «миров» доказывает принципиальную неделимость вселеннойкак конечного единства, включающего в себя и абсолютное добро, и абсолютное зло, и море пошлости, которое мы зовем реальностью. Так же Булгаков поступает и с понятием исти­ны, которая может представать в самых пародийных обличи- ях. Только мастер знает о единстве мира и единой истине о нем. Поэтому сам он может написать только один роман. Роман вообще может быть только один, поскольку в насто­ящем романе уже есть все, что было, и все, что будет.

В последней главе «Мастера и Маргариты» все герои книги оказались вставленными в Роман Мастера, включая и его самого. Они растворились в тексте. Восклицанием «свобо­ден!» Мастер закончил свой Роман и сам ушел в него. Вселен­ная, которую он прочел, приняла его в себя. Мир и его пророк слились в едином тексте. Круг завершился - истина восторже­ствовала.

Но все же - что есть истина?

Булгаков изображает разные варианты ответа.

Абсолютное зло, оказавшееся бессильным в борьбе с бес­смертными пороками. Абсолютное добро, способное суще­ствовать только в идеальном, но безжизненном царстве света. Компромисс между тем и другим, который губит душу его носителя.

Ни один из этих ответов не разрешает проблему. И тогда Булгаков предлагает свой ответ.

Истина - в представлении о мире как тексте, в котором добро и зло составляют нерасторжимое единство, в котором существует и верность, и предательство, в котором любая деталь наделена высшим смыслом. Прочесть этот текст зна­чит принять его как целое. Если мир существует, значит, он является разумным порядком. Сам факт его существования предусматривает организацию, противостоящую хаосу. Поря­док не может быть несправедлив - иначе он сам станет хаосом. Пусть для установления этой справедливости требуется чудо. Сверхъестественное здесь только рычаг, приводящий мир в состояние правильной уравновешенности.

Писатель не сам создает эту гармонию сфер. Она суще­ствует извечно. Но можно сказать, что именно в слове гармо­ния обретает свою форму. Только чудодейственная способ­ность писателя угадать истину и создает ее. Вселенная каждый раз реализуется в слове: они творят друг друга.

Конечно, в рамках такого мировоззрения нет ни про­странства, ни времени (эти измерения и не работают в «Мас­тере и Маргарите»). Конечно, мир, понятый таким образом, нельзя ни улучшить, ни ухудшить. Его можно только напи­сать, понять, прочесть.

8.

Булгаков совершил переворот в сознании 60-х годов пре­жде всего потому, что он отрицал суть общественного про­цесса того времени - представление о ценности и неизбежно­сти прогресса. Кощунственная мысль, вычлененная критиком из булгаковских произведений: «история не развивается, а длится», - лишала смысла яростную борьбу за светлое буду­щее. Ведь по Булгакову нет разницы между прошлым и насто­ящим, а значит - нет и будущего.

«Рукописи не горят» - отнюдь не означает грядущее тор­жество социальной справедливости (т. е. правда выйдет нару­жу, как бы преступно ее ни скрывали).

Рукописи не горят потому, что они равнозначны неуни­чтожимой вселенной. Справедливость же торжествует в момент создания рукописи, а не в момент ее публикации. И эта идея отменяет всю концепцию борьбы за правду.

Конечно, приятно наказать буфетчика, перебить окна критику или даже зарезать Иуду. Но ничего - ничего! - от этого не изменится. Просто потому, что измениться вообще ничего не может.

Конечно, хорошо быть человеком порядочным. Культ порядочности породил сопротивление интеллигенции непоря­дочной советской власти. Но порядочность у Булгакова - не средство достижения царства истины, а средство сохранения порядка в уже существующем (и существующем вечно) мире.

Напротив, борьба за правду только извращает вечные истины, превращая их в тактические приемы. А именно соображения сиюминутной пользы и были главными в жизни 60-х.

Появление «Мастера и Маргариты» открыло иной путь. Советское общество вынесло из книги Булгакова представле­ние об условности всех ценностей, которыми оно жило. Благо­даря «Мастеру и Маргарите» в плоскую картину мира вклю-чилась метафизическая реальность, за которую даже теорети­чески нельзя было воевать.

Сегодняшний день с его насущными задачами, обнаружив свою незначительность, стал абсурдом. Под глобальным бул­гаковским углом зрения действительность превратилась в пародию на тот единственный мир, который включал в себя добро и зло, прошлое и будущее.