Артур Сагадеев - Ибн-Сина (Авиценна)

• Название: Ибн-Сина (Авиценна)
• Автор: Артур Сагадеев
• Издательство: Издательство «Мысль»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Книга посвящена жизни и творчеству одного из величайших мыслителей средневековья — Ибн-Сины (980—1037). Автор анализирует естественнонаучные, философские и социально-этические идеи мыслителя, прослеживает влияние созданных им энциклопедических трудов на различные философские школы Востока и Запада. В ходе анализа подвергаются критической переоценке традиционные представления о философии Ибн-Сины, как и о восточноперипатетической философии в целом. В Приложении дается перевод аллегорического сочинения мыслителя.

---

Идейная связь Спинозы с арабо-мусульманскими перипатетиками, прямая и опосредствованная, — тема специального исследования. Укажем схематически лишь на предположительные параллели в основополагающих онтологических концепциях, развивавшихся обоими мыслителями с уклоном в сторону проблематики практических наук: бытийно-необходимое-само-по-себе — субстанция; бытийно-необходимое-благодаря-другому — модусы; бытийно-возможное-само-по-себе — единичные вещи; перворазум и первоматерия — идея бога и промежуточный бесконечный модус, облик всей Вселенной; Запад, материя в ее ближайшем определении — атрибут протяженности; Восток, разум Вселенной — атрибут мышления; деятельный разум — абсолютно бесконечный интеллект; душа Вселенной — движение и покой. За адекватность приведенной схемы ручаться нельзя, но можно не сомневаться, что исследования по затронутому здесь вопросу могут уточнить как философские воззрения Спинозы, так и место, занимаемое Ибн-Синой в истории философии.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ИБН-СИНА ТРАКТАТ О ХАЙЕ, СЫНЕ ЯКЗАНА

Настойчивая просьба ваша, о братья мои, растолковать вам повесть о Хайе, сыне Якзана, сломила упорство мое в отказе, распустила узел решимости моей отговариваться да отнекиваться — вот и приходится мне подчиниться вам, оказать вам в деле сем помощь. А успех уж — от Аллаха.

Как-то в бытность мою в родном краю довелось мне с приятелями моими отправиться в одну из окрестностей его, облюбованную людьми для отдыха и прогулки. Когда мы бродили вместе по округе, откуда ни возьмись появился пред нами благообразный старец. Отмеченный печатью прожитых им многотрудных лет, и в глубокой старости сохранил он свежесть совсем еще юношеских сил: в величественной осанке его не было и признака сутулости, старческая немощь не тронула его стать, седины же у него пробилось как раз столько, сколько седеющему придает только красоту. И мне тут же захотелось познакомиться с ним. Побуждаемый возникшей во мне неодолимой потребностью сблизиться с ним и вступить в общение, я с приятелями направился к старцу, и стоило нам подойти к нему, как он первым пожелал нам мира и многолетия, удивив нас сладкозвучностью речи, что лилась из его уст.

Наперебой заговоривши с ним, стали мы расспрашивать старца обо всем житье-бытье его, разузнавать, чем живет он, чем промышляет да как зовут его, как величают и откуда он родом. Старец же нам отвечал: «Зовут и величают меня Хайем, сыном Якзана, родом я из города Иерусалима, а чем занимаюсь — скитаюсь вот по странам миров, так что ведомы они мне уж вдоль и поперек. Лицом я обращен к отцу моему, — а он живой. Это он, снабдив меня ключами ко всем паукам, направлял стопы мои по стезям, что ведут в самые разные уголки мира, пока путешествием своим я не сомкнул горизонты областей».

Мы задавали ему вопросы о науках, стараясь получить от него разъяснения содержащихся в них тайн, пока не дошли до физиогномики, и проницательность, которую я обнаружил у него в этой науке, повергла меня в крайнее изумление — обсуждать эту науку он начал тогда, когда мы только еще собирались его расспросить о ней. Он сказал: «Физиогномика — это одна из тех наук, прибыль от которых отсчитывается наличными. Ибо она делает тебе явными те свойства человеческой природы, которые всякий стремится держать в тайне от других, так что сообразно с этим ты будешь с человеком либо откровенен, либо скрытен. Физиогномика сделает в тебе заметными черты полустершиеся, особенности чуть заметные и качества почти исчезнувшие, и если коснется тебя рука исправления, то доведет тебя до совершенства, а начни тебя обтачивать совратитель — вступить тебе на скользкую тропу. Вот и ты в окружении тех, кто не отступает от тебя, а ведь это дурные спутники, и тебе не избавиться от них. Они введут тебя в соблазн, если только не обережет тебя некое щедрое покровительство.

Тот, который перед тобой, — это обманщик и краснобай, выдумывающий небыль и сочиняющий измышления. Он снабжает тебя вестями, кои никогда не служили дорожным припасом и в коих быль замутнена небылью и правда заслонена ложью. Но при всем том он служит тебе соглядатаем и дозорным: через него доходят до тебя сведения о том, чего не видно с твоей стороны и что удалено от местоположения твоего. И тебе ничего не остается, как отделять у него быль от небыли, отыскивать правду в измышлениях, извлекать истину из груды ошибок — без него тебе все равно не обойтись. И может статься, что возьмет тебя за руку удача и выведет из тупика блужданий; может случиться, что замешательство заставит тебя застыть на месте; а может оказаться так, что заманит тебя в ловушку правдоподобие измышлений.

Тот, который справа от тебя, — буян: коли поднимется в нем ярость, не подавить ее уговорами, не умерить ласкою. Он что огонь в сухих дровах, что поток на крутой стремнине, что львица, потерявшая детеныша своего. Тот же, который слева от тебя. — гадостный чревоугодник и похотливый жеребец: только праху насытить его утробу, только земля утолит вожделение его. Лижущий, лакающий, жрущий, алчущий, он что боров, которого морили голодом, а затем выпустили на навоз.

Связан ты с ними, о несчастный, так, что избавит тебя от них лишь побег из родных краев да в такую землю, на которую не ступить ногой никому из подобных им. Но покуда час для побега сего еще не настал и пока нет тебе спасения от них, пусть рука твоя повелевает ими и пусть восторжествует над ними власть твоя. И упаси тебя передать им свою узду или ослабить им поводья свои. Лучше совладай с ними, показав себя добрым хозяином, и в меру давай им волю. Ибо если ты будешь тверд с ними, то ты подчинишь их себе, а не они тебя, ты оседлаешь их, а не они тебя.

Что до действенных средств, применимых к ним, то состоят они в том, чтоб одернуть сего ненасытного дурня и умерить его вожделения, справившись с ним посредством необузданного озорника, а того неподатливого строптивца поставить на место, утихомирив ласкательством льстивого дурня. Что до этого лживого краснобая, то не питай к нему благосклонности, пока не предъявит тебе надежного ручательства от Аллаха — вот тогда и доверяй ему, не отказывайся прислушиваться к тому, что он, хоть и путано, сообщает тебе, и ты не упустишь среди сообщений его те, что заслуживают проверки в своей обоснованности и достоверности».

После того как эти приятели были описаны мне, я обнаружил, что доверие мое нуждается в скорейшем подтверждении того, что он поведал. И когда я вновь стал проверять их уже целенаправленным путем, пока я занимался ими и терпел их, то подчиняя их себе, то сам оказываясь у них в подчинении, поведанные сведения о них подтвердились сведениями, полученными через опыт. Аллах да поспешествует добрососедству с этими спутниками до часа расставания!

Затем, как человек, обуреваемый страстным стремлением и нетерпеливым желанием скорее начать свое путешествие, я принялся заклинать старца, чтобы он указал, куда мне направить стоны. Он же мне в ответ: «Тебе, как и всем в твоем положении, недоступно путешествие, подобное моему, и дорога сия заказана тебе, как всем им, пока не посчастливится тебе уединиться, а срок тому предустановлен и не опередить его. Так что довольствуйся путешествием, перемежающимся остановками, когда придется то находиться в пути, то быть занятым вот этими. Коли ты со всем рвением своим отдашься путешествию, я сойдусь с тобой, а с ними ты разлучишься; буде же овладеет тобой тоска по ним, ты вернешься к ним, а со мною будешь в разлуке до той поры, пока решительно не порвешь с ними». Разговор наш принял затем такой оборот, что я стал расспрашивать его о каждой из областей, кои он объял познанием своим и о коих располагал всеми сведениями. И он сказал: «Рубежей земли — три. Один из них— это тот, к которому примыкают Запад и Восток. Он познан целиком, и о большей части того, что заключено в нем, распространены повсюду сведения как вполне разумные и достоверные, так и диковинные. Два же остальных рубежа неведомые: один — за Западом, другой — за Востоком. Каждый из них имеет заповедный рубеж, и преступить их могут только избранные, обретшие силу, которая от природы людям никогда не дается. А обретению ее помогает омовение в некоем журчащем источнике неподалеку от стоячего источника жизни. Если забредет к нему путник, и очистится им, и испробует сладкой воды его, то растечется по членам его созидательная сила, которая придаст ему крепость, достаточную для того, чтобы пересечь ту пустыню, и он не погрузится в море-океан, гора Каф не изнурит его стремнинами своими, и адское воинство не скатит его в преисподнюю».

Мы попросили его рассказать об этом источнике подробнее, и он сказал: «Вы, верно, уже слышали о том, как обстоит дело с тьмой, парящей в той стороне, где полюс: восходящее на небо солнце озаряет ее в назначенный срок раз в году; кто безбоязненно ступит в ее пределы, тот очутится под конец на просторе бескрайнем и полном света. Первое, что попадется ему там, — это журчащий источник, который прокладывает себе путь рекою до перешейка. Всяк искупавшийся в нем станет столь легким и проворным, что удержится над водой, не влекомый ко дну, взберется на гребни горных хребтов, не почувствовав усталости, и под конец выберется к одному из двух запредельных ему доселе рубежей».