Георгий Соколов - Малая земля

• Название: Малая земля
• Автор: Георгий Соколов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Сборник очерков и рассказов «Малая земля» посвящен героям легендарного десанта на Мысхако под Новороссийском в 1943 году. Автор — Георгий Владимирович Соколов — участник этого десанта. Его книга — не только личные впечатления, но и результат многолетних поисков оставшихся в живых десантников, чьи воспоминания помогли ему написать новые документальные новеллы о героических подвигах моряков и солдат.

---

Сергей заскрипел зубами и ударил кулаком по столу, покрытому стеклом. Стекло треснуло.

— Сергей…

Очнувшись, Сергей покраснел и тихо произнес:

— Извини, Ваня.

— Моряки отличаются выдержкой.

— Но, как видишь, иногда прорывается наружу. Мне кажется, пора уходить… Может, доведется на твоем катере быть?

Хорошо было бы.

Оба поднялись.

— Братишка, давай поцелуемся, — предложил Иван.

Они обнялись и молча расцеловались. Так же молча пожали друг другу руки. Сергей поднялся на палубу, ловко спрыгнул на пирс и быстро зашагал.

Дубровин пошел в штаб. Вернулся через час. Когда он поднялся на корабль, его внимание привлек шумный разговор на корме. Там сидели матросы. Они оживленно спорили. Дубровин подошел к ним, спросил:

— О чем дебаты?

— О героизме, товарищ старший лейтенант, — поднялся механик и парторг катера Александр Давыдов. — Обсуждаем, что такое героизм, как его понимать?

Дубровин посмотрел на широкоскулое лицо механика и заметил в его глазах веселый огонек.

— Интересно. А по какому поводу заговорили об этом?

— Началось с разговоров о вашем брате, — ответил механик. — Ребята все согласны с тем, что он проявил геройство. А вот один береговой человек заявил, что Сергей, дескать, просто шкуру свою спасал и никакого героизма тут нет, просто инстинкт самосохранения. Вот и разгорелся сыр-бор.

— А откуда вы знаете о нем?

— Известно — матросское радио, — усмехнулся механик и серьезно добавил: — Дружат катерники с куниковцами. От них и узнали.

— Понятно…

— Разрешите, я скажу, — попросил слово боцман Коноплев.

— Говорите.

— Я так думаю: ежели бы Сергей захотел спасать свою шкуру, то остался бы на той стороне, к гитлеровцам бы подластился бы. Тем лестно иметь в услужении советского моряка. Почему — понятно. Среди наших еще не находилось предателей. Но Сергей шел к своим навстречу смерти и мечтал выжить и опять в бой. Это человек с настоящим понятием. Но дело не в том, товарищ старший лейтенант. Разговор у нас пошел глубже. Кто достоин называться героем? Сначала рассудили, что тот, кто рискует жизнью.

— А потом?

— Потом оставили такую формулировку.

— Почему?

— Не подходит. Радист Пермяков сумятицу внес. Он историк. Парторг объяснит.

— А пусть сам Пермяков, — предложил Дубровин.

Радист Станислав Пермяков, бывший студент исторического факультета Воронежского пединститута, добровольно ушедший во флот в начале войны, стал объяснять:

— Я сказал так: если героем называть человека, который рискует жизнью, то надо назвать героем Милорадовича. Он завтракал однажды под пулями. А что это за тип, я объяснил. Надо назвать тогда героями тех фашистов, которые идут в психическую атаку. Тут ребята шум подняли. Стали говорить, что героем надо называть того, кто не жалеет жизни ради идеи. Тогда я назвал Саванаролу — фанатика, который сжигал картины великих мастеров, уничтожал прекрасные статуи. Ради своей веры он был готов на все. Чтобы доказать свою идею, он согласился на испытание огнем. Можно назвать его героем? Он фанатик, но и ему ведь дорога была жизнь, однако он жертвовал ею во имя идеи.

— Я бы этого героя!.. — Многозначительно протянул боцман, делая выразительный жест рукой.

Матросы рассмеялись.

— О чем же договорились? — спросил Дубровин парторга.

— Идея идее рознь, — веско вставил комендор Терещенко.

— Я такую черту подвел, — сказал парторг. — Настоящий подвиг тот, который вдохновляет, зовет к лучшему. Мы вспоминали тут героев прошлого — адмирала Нахимова, декабристов, даже Спартака и Галилея. Они защищали истину, ради нее проявили мужество и стойкость. Другими словами — они защищали передовые идеи. Не сравнишь их с Саванаролой. Таким образом, мы пришли к вопросу: во имя какого дела совершен подвиг? Если на благо народа, ради справедливости, для человечества — это подвиг.

Слушая его, Дубровин подумал: «Почему под подвигом подразумевается поступок мгновенный. А вот мои матросы и старшины полтора года переносят неимоверные трудности, каждый день рискуют жизнью. Разве это не подвиг?»

Давыдов замолчал и вопросительно посмотрел на командира.

— Правильно я объяснил, товарищ старший лейтенант?

— Правильно, парторг, — подтвердил Дубровин. — Когда человек рискует жизнью во имя высокого, благородного, переносит страдания ради этого — это настоящий подвиг.

Беседа была прервана командой:

— Приготовиться к приему десантников.

Дубровин поднялся:

— По местам!..

7

В полночь десантные корабли вышли в море. По прежнему моросил дождь.

Командир базы контр-адмирал Холостяков остался в Геленджике, для того чтобы обеспечить командующему флотом управление действиями кораблей на главном направлении. Его начальник штаба капитан 2-го ранга Свердлов и начальник оперативного отдела капитан 3-го ранга Николай Сидельников отправились с оперативной группой на передовой командный пункт. Они отвечали за управление высадкой десанта на вспомогательном направлении — в район рыбзавода. Как только отряд Куникова высадится и даст сигнал, так Свердлов и Сидельников должны обеспечить высадку второго эшелона, сосредоточенного на пятом и девятом километрах восточного берега Цемесской бухты.

Основной десант проследовал к Южной Озерейке, а катера Сипягина, на борту которых находились бойцы отряда Куникова, скрытно вошли в Цемесскую бухту и развернулись строем фронта на исходной позиции.

Корабли заглушили моторы.

Дубровин стоял на мостике. В темноте берег Цемесской бухты еле угадывался. На мысе Мысхако изредка вспыхивали ракеты, и тогда вырисовывался силуэт горы Колдун.

Рядом с Дубровиным стоял командир группы десантников. Намокшая плащ-палатка, которую он натянул не только на плечи, но и на голову, делала его похожим на темную глыбу. Около мостика прислонился Сергей. Случилось так, как хотелось обоим братьям. — Сергей оказался на катере у брата.

Молчание прервал командир группы десантников.

— Пока извозчики довезут до места, можно, пожалуй, и отдохнуть минут двадцать, — зевнув, сказал он.

Дубровин проводил его в свою каюту. Командир группы с любопытством оглядел ее. Увидев на столике под стеклом портрет молодой женщины с пышными волосами, заинтересовался:

— Жена?

— Да.

— Дети есть?

— Предполагаются.

— А у меня уже есть, — похвалился он. — Валеркой звать. Два года парнишке.

Ниже портрета на белом листе бумаги синим карандашом были написаны слова: «Если вы встретите слабейшее судно — нападайте, если равное себе — нападайте и если сильнее себя — тоже нападайте…»

— Здорово сказано, — восхитился командир группы. — Чьи слова?

— Адмирала Макарова.

— Запишу обязательно. — Он вынул блокнот и с сожалением добавил: — Как это я раньше не знал. Вот что значит недостаток военного образования.

Он снял плащ-палатку и сел на кровать.

— Когда-то доведется еще посидеть на кровати… Дубровин, ты веришь предчувствиям? — неожиданно спросил он.

— Нет. Ерунда.

— Я тоже так думаю, что это предрассудок…

Поднявшись наверх, Дубровин зябко поежился. Холодный ветер пронизывал насквозь. Он прошелся по палубе, приглядываясь к людям. Десантники сидели нахохлившись, тесно прижавшись друг к другу. Дождь шуршал по плащ-палаткам и струйками стекал с них на палубу. Моряки о чем-то разговаривали вполголоса. Дубровин заметил среди них своего механика Давыдова и прислушался к разговору.

Давыдов считал, что поскольку он парторг катера, то должен проводить политическую работу не только среди команды своего корабля, но и с теми моряками, которых корабль перевозит. Дубровин гордился своим парторгом и называл его «мой комиссар».

— Хорошее сообщение мы получили перед высадкой — говорил Давыдов. — Второго февраля закончен Разгром и уничтожение группировки противника под

Сталинградом. Теперь, товарищи, дело за нами. Нас ждет Севастополь… Помните о Севастополе, когда бой начнете…

— Ты о нас не беспокойся, — сказал кто-то из десантников. — Мы маршрут до самого Берлина знаем.

Дубровин прошел дальше. Около носового орудия комендор Терещенко пританцовывал, чтобы согреться, и что-то смешное рассказывал двум десантникам.

Лишь рулевой Сухов стоял у штурвала как изваяние, словно он не испытывал ни холода, ни ветра. Что чувствовал сейчас этот угрюмый человек, какие мысли волновали его? Дубровин знал, что родом он из Новороссийска, но никому Сухов не говорил, что его мать и жена убиты вражеской бомбой, а двухлетний сын делся неизвестно куда.

Командир катера подошел к Сергею.

— Замерз?

— Ничего, — безразличным голосом ответил Сергей. — Скоро жарко будет.